Маска Ктулху - Август Дерлет

Я подошел и, взяв за плечи, резко встряхнул его.

Он сделал глубокий вдох и минуту сидел с закрытыми глазами. Затем произнес:

— Вы ведь мне не верите, Пинкни?

— Я вас слушаю. Верить не обязательно, правда?

— Я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали.

— Что именно?

— Если со мной что-нибудь случится, заберите эту резьбу — вы знаете какую, — вывезите ее куда-нибудь, подвесьте к ней груз и бросьте в море. Желательно — если сможете — где-нибудь близ Инсмута.

— Послушайте, Джейсон, вам кто-нибудь угрожал?

— Нет-нет. Вы обещаете?

— Конечно.

— Что бы вы ни услышали, ни увидели или только подумали, что видите или слышите?

— Да, если вы этого хотите.

— Хочу. Отправьте ее назад. Она должна вернуться.

— Но скажите мне, Джейсон… Я знаю, вы достаточно резко отзывались о многих людях в ваших заметках всю последнюю неделю или около того… Что, если кому-то взбрело в голову отомстить вам?..

— Не смешите меня, Пинкни. Ничего подобного. Я же сказал, что вы не поверите мне. Это все резьба — она все дальше проникает в наше измерение. Неужели вы не можете понять этого, Пинкни? Она уже материализуется. Впервые это случилось две ночи назад — я почувствовал его щупальце!..

Я воздержался от комментариев и ждал, что будет дальше.

— Говорю вам, я проснулся и почувствовал, как холодное влажное щупальце стягивает с меня одеяло. Оно касалось моего тела — я, знаете ли, сплю без ничего, если не считать постельного белья. Я вскочил, зажег свет — и оно было рядом, реальное, я видел его так же, как и чувствовал, оно сворачивалось, уменьшалось в размерах, растворялось, таяло — и снова исчезло в собственном измерении. А кроме того, всю последнюю неделю до меня из этого измерения доносились звуки — я слышал пронзительную музыку флейт и какой-то зловещий свист.

В этот момент я был убежден, что разум моего друга не выдержал.

— Но если резьба оказывает на вас такое воздействие, почему вы ее не уничтожите? — спросил я.

Он покачал головой:

— Никогда. Это моя единственная связь с миром извне, и уверяю вас, Пинкни, в нем есть не только тьма. Зло существует на многих планах бытия.

— Если вы в это верите, Джейсон, неужели вы не боитесь?

Он наклонился и, странно блестя глазами, долго смотрел на меня.

— Да, — наконец выдохнул он. — Да, я ужасно боюсь — но меня это еще и завораживает. Вы можете это понять? Я слышал музыку извне, я видел там разное — по сравнению с этим все остальное в нашем мире тускнеет и блекнет. Да, я ужасно боюсь, Пинкни, но я не намерен поддаваться собственному страху, стоящему между нами.

— Между вами и кем?

— Ктулху!.. — прошептал он в ответ.

Тут он поднял голову, и взгляд его устремился куда-то очень далеко.

— Послушайте, — тихо сказал он. — Слышите, Пинкни? Музыка! О, что за дивная музыка! О, Великий Ктулху!

С этими словами он выбежал из моей квартиры, и его осунувшееся лицо было озарено почти божественным блаженством.

Больше Джейсона Уэктера я не видел.

Или все-таки видел?

Джейсон Уэктер исчез на второй день — или на вторую ночь — после этого. Его еще видели после визита ко мне, хоть с ним и не разговаривали, а вот наутро его уже не видел никто. Ночью, возвращаясь поздно домой, сосед заметил Уэктера в окне кабинета — тот сидел, очевидно, над пишущей машинкой, хотя впоследствии никаких рукописей не нашли, а почтой в «Циферблат» для публикации в его колонке ничего не отправляли.

Его инструкции на случай несчастья недвусмысленно утверждали за мной право на владение резьбой, которую он подробно описал как «Морское Божество. Понапийский оригинал» — как будто намеренно хотел скрыть, что за существо там на самом деле изображено. Поэтому через некоторое время с разрешения полиции я забрал свою собственность и приготовился сделать с ней то, что и обещал Уэктеру, — но прежде помог полиции установить, что ничего из одежды Джейсона не пропало, так что он, по всей видимости, просто встал с постели и исчез совершенно обнаженным.

Я особенно не рассматривал резьбу, когда забирал ее из квартиры Джейсона Уэктера, а просто положил в свой вместительный портфель и унес домой, предварительно уже устроив так, чтобы на следующий день съездить в окрестности Инсмута и должным образом сбросить утяжеленный предмет в море.

Вот почему до самого последнего момента я не видел той отвратительной перемены, что произошла с резьбою. Не следует забывать: я не был свидетелем самого процесса перемены. Но не следует отрицать и того, что я по крайней мере дважды внимательно исследовал статуэтку, причем один раз — по особой просьбе Джейсона Уэктера, и не заметил никаких воображаемых изменений. Должен признаться: изменения эти я увидел только сейчас, в качающейся на волнах лодочке, одновременно услышав нечто похожее на человеческий голос, звавший меня по имени из какого-то невообразимого далека, и он был похож на голос Джейсона Уэктера… если только сильнейшее возбуждение этого мига не смешало мои чувства.

Лишь когда я вышел из Инсмута на взятой напрокат лодке подальше в море и вытащил из портфеля резьбу с уже подвешенным к ней грузом, я услышал впервые этот далекий и невероятный звук, напоминавший голос, который выкликал мое имя и, казалось, исходил скорее откуда-то из-под меня, снизу, а не сверху. И еще я уверен в одном: именно этот звук задержал мое внимание ровно настолько, чтобы взглянуть — хотя бы даже бегло — на предмет у меня в руках, прежде чем швырнуть его в мягко покачивающиеся подо мной волны Атлантики. Но в том, что я увидел, сомнений у меня не было. Никаких.

Ибо я держал резьбу так, что не мог не видеть взметнувшихся щупалец твари, изображенной неведомым древним художником, не мог не видеть, что в одном щупальце, прежде пустом, теперь зажата крошечная неодетая фигурка, совершенная до самой последней детали, — фигурка человека, чье изможденное лицо узнавалось безошибочно в этой миниатюре, которая, по собственным словам того человека, существовала подле твари на резьбе, «как семечко рядом с тыквой»! И даже когда я размахивался и швырял статуэтку в воду, мне казалось, что губы миниатюрного человека двигались, выговаривая слоги моего имени, а когда она ударилась о воду и стала тонуть, я слышал этот далекий голос, голос Джейсона Уэктера — он шел ко дну, страшно всхлипывая и захлебываясь, но не переставая повторять мое имя, пока моего слуха не достигло лишь его начало, а окончание не сгинуло в неизмеримых глубинах у Рифа Дьявола.

Сделка Сэндвина[49]