Сайт нашего города (сборник) - Наталья Горская

Ещё одна причина путаницы в именах города кроется в том, что название вернули только городу, а железнодорожная станция ещё долго оставалась Ленинград-пассажирский – почти до конца века не было официального указа о её переименовании. Многие предприятия продолжали оставаться «ленинградскими». Сам Питер – это что-то пролетарское, просторечное, рабочая окраина, а не пышная и сытая столица, какой она уже давно быть перестала. Пролетарское же теперь для многих стало чем-то нехорошим, почти ругательным, символом отсталости. Но не фыркайте в адрес имени Питер, как стало модно в последнее время у снобов, которым только кажется, что это от переизбытка культуры. Если приставить к нему «You», то получится Юпитер – отец всех богов. А для тех, кто равнодушен к античной мифологии, – крупнейшая планета в Солнечной системе. Представляю, как перекосило снобов при этих словах!

Снобы – беда Петербурга. Им всё время кажется, что кто-то хочет их оскорбить. Они ищут признаки этого оскорбления даже там, что к ним лично вообще не относится. При слове «Питер» их передёргивает, как будто некую Офонареллу Иссидуоровну назвали просто Фёклой. Потому что она Фёкла и есть – квашня обыкновенная. Ещё хорошо бы обдать её водой из лужи – у Петербурга этого «добра» на всех хватит – и послать открытым текстом «вдоль по Питерской». Узнать снобов всегда можно по кислой физиономии и чопорно поджатым губам, которые они размыкают только для того, чтобы обличить этот гнусный мир и подлый люд в очередном нарушении их картины мира. Снобы всегда охотно перехватывают чужие мысли, которые им кажутся оригинальными. Стоило одному снобу сморщиться в адрес «простецкого» имени города, узрев в этом оскорбление для всего прогрессивного человечества, и другие который год повторяют слово в слово, как прилежно заученный урок: «Питер – это неуважение к великому городу, ко всей нашей культуре и истории! Только людям с низким уровнем развития придёт в голову называть свой город столь пренебрежительно! Ведь имя влияет на судьбу (у них всё влияет на судьбу, кроме них самих), а такое имя, которое звучит как оклик подростка, склоняет город к обыденности и провинциальности, к рабочей окраине (фи-и!). Да-да, это комплекс всех провинциалов, так называть великий город». Вот и выдали свой главный страх с головой: как бы ни прослыть провинциалами, да ещё с rabotchey окраины – вот ужасти-то! Эта фобию в них развил комплекс обитателей бывшей столицы, которая лет сто как уж перестала ею быть. А в России так повелось, что не столица, то провинция, дерёвня – худшего оскорбления для снобов и придумать нельзя! Быть жителем просто города, не великого и не столицы для снобов невыносимо!

Снобизм – претензия на ум и культуру при отсутствии оных. При полном отсутствии! Снобы даже не знают, что имя Питер город носит со дня основания наравне с официальным Питер-бурх. Просто «Бурх» отбрасывалось, как и «Санкт», которое сейчас тоже мало кто использует – слава те, Господи, снобы по поводу этого пока не беснуются. Кстати, первые версии Word при проверке правописания на слове «Санкт-Петербург» выдавали ошибку: «слишком много идущих подряд согласных на стыке слов, что в целом несвойственно русскому языку». Редактор вежливо рекомендовал «построить фразу иначе».

Когда Петербург превратился в Петроград, затем Петроград стал Ленинградом, Питер оставался неизменным. Когда Ленинграда уже не стало, а Санкт-Петербург так и не прижился, опять пришёл на помощь Питер. Он вне политики и вне истории, не имперский и не советский, не белый и не красный, как и положено настоящему имени. Он как неделимый атом в молекуле названия, от которого уже ничего не отбросить. Он прошёл сквозь все эпохи и оказался единственным общепризнанным. Многие уверены, что Питер стал паролем среди своих. Так люди разрешают себя в кругу друзей и домашних именовать не Петром, а Петей, Петькой. По этой же схеме Васильевский остров называют Васькой. Но Piter – это не Петька. Это и есть Пётр. Так звали царя Петра многие его современники, не только голландцы с немцами, но и русские. Пётр не любил раболепия, но и фамильярного обращения вроде Петьки не потерпел бы, поэтому в имени Питер нет ничего низкого. А если снобам видится в нём что-то оскорбительное, то лишь потому, что они мыслят как те надутые вельможи, которые из своих париков и кружев недоумевали, зачем же царь САМ строит корабли и участвует в военных походах, когда для этого есть рабы. Современные «вельможи» так же презирают Питер пролетарский, промышленный, потому что для них величие выражается прежде всего в пышных наименованиях, а не в делах и пользе для страны.

Так или иначе, но мы удаляемся от Петербурга. За окнами метёт метель, сумасшедшая метель, и я с ужасом думаю, что мне ещё надо будет идти полчаса против этой метели, когда приеду в свою дерёвню. Невозможно понять, откуда дует ветер. Мне надо будет идти от станции на север. Хорошо бы, ветер дул в спину. Хорошо, когда ветер в спину, гонит тебя, как Бог из Рая, ускоряет твои тяжёлые и вялые шаги по рыхлому снегу. А уж когда метель в лицо, когда снег, как толчёное стекло, так и режет кожу, забивается в рукава, карманы и даже в самые дальние закоулки сумки, так что потом его приходится вытряхивать даже из кошелька! Тут уж и словами не передать, до чего отвратительно себя чувствуешь.

Опять я нахожу только минусы, хотя давно договорилась сама с собой искать плюсы в любой ситуации. По наущению Робинзона Крузо – и это очень помогает, – я стараюсь мысленно записывать все плохие события дня на правую страницу воображаемой приходно-расходной книги, противопоставляя им всё то, что можно разглядеть в них положительного. Чтобы хоть как-то примирить себя с жизнью, потому что «у нас всегда найдётся какое-нибудь утешение, которое в счёте наших бед и благ следует записать в главу прихода». Тоже мне горе – метель в лицо! В Петербурге ветер и вовсе дует со всех сторон света сразу. Куда ни пойдёшь, а метель всегда в лицо. Всегда! Как удаётся ижорскому воздуху так перемещаться – не каждый сотрудник Гидрометцентра объяснит. Но это же великолепный массаж для кожи лица, который звезда нашего техотдела Алинка сделала в салоне красоты на каком-то там распылителе-ионизаторе воды и отвалила за такое удовольствие ползарплаты. А у тебя есть возможность получить этот массаж бесплатно! Помолодеешь лет этак на …дцать, а всем будешь лениво и вальяжно рассказывать о том, что была у профессионального косметолога.

Итак, я уже хочу, чтобы ветер дул с севера. Так, что ещё? Метель нас уже не беспокоит, но беспокоит то обстоятельство, что вторые сутки во всей области перебои с электричеством. Облепленные мокрым снегом провода провисают и постоянно захлёстываются от ветра. Но как хорошо спится, когда в доме нет света, и ни у кого из соседей не орёт телевизор, что всё будет кока-кола, и не слышен металлический голос диктора, скороговоркой рассказывающего про безумия современной цивилизации, и молчит музыкальная радиоволна, разрывающая тишину хрипами тюремного романса или кошачьими вздохами про пальмы и мачо. В полной тишине закутаешься в одеяло, а если отключат и отопление, то можно накрыться армейской шинелью старшего брата – хорошо, что не выкинули такую нужную вещь, когда её слегка подъела моль. И именно под музыку ветра и снега видишь самые солнечные сны, в которых сине-зелёное море ласково плещется у самых ног…

– …Вы меня слышите? – старик с мистериями уже вырулил на Новый Завет.

– Да-да.

– Христос приходит на землю и ищет, кто согласился бы Его предать и распять. Ему ведь надо умереть, чтобы потом воскреснуть: именно такая у Него сверхзадача. Представьте себе, что никто Его не хватает, никто не предаёт, да и властям безразлично, что Он там за беседы ведёт с народом. Его не казнят, но Ему-то надо, чтобы Его казнили, НАДО! А ничего этого и близко нет, и Он не может явить людям чудо Воскрешения. Ведь Иуда выполнил очень важную, может быть, даже ключевую роль в Новом Завете. Ну, а если бы он оказался честным человеком и не выдал Христа, а? Что было бы?

– Не знаю.

– Христос должен был спровоцировать хоть кого-то на подлость по отношению к Себе, понимаете? Если бы Иуда не согласился его предать, то Ему пришлось бы искать кого-то другого. Сколько сейчас развелось всяких гуру, которые объявляют себя новыми мессиями и даже более крутыми, чем сам Христос, а их никто и не трогает, никто с ними и не спорит, никто не кричит: «Распни его!». Потому что современным людям всё до лампочки, никто никому не интересен. Представьте себе начало эры, когда не было ни телевидения, ни газет, ни светской литературы, ни эстрады и театра в современном смысле этих слов, когда человек тянулся в храм не из любопытства и праздности, а потому что ничего другого не было. Человек тогда ещё не знал, что Земля круглая, для него Тихий океан казался целой Вселенной, неизведанным миром, как космос. Сегодня человек идёт изгонять из себя бесов к психологу или на телевидение в ток-шоу, а не к священнику. В ту эпоху человек рождался – его несли в храм, вступал в брак – шёл в храм, рожал детей – опять нёс их в храм, болел – обращался за помощью к жрецам, случался неурожай – он снова молил богов о милости, умирал – и опять в храм. Первые библиотеки и школы основывались при храмах. Вся жизнь древнего человека была тесно переплетена с религией. Теперь есть медицина, агрономия, метеорология, море всевозможных развлечений, поэтому человеку некогда да и незачем постоянно тревожить Бога своими насущными просьбами. Но когда пришёл Христос, люди готовы были глотку перегрызть тому, кто посмел бы замахнуться на устои их веры, потому что для них это было всё, чем только можно дорожить в жизни. Что плохого, если люди не соглашаются так легко отказаться от своей веры в Бога-Отца, который к тому же является отцом самого Иисуса? Вы понимаете, какая во всём этом искуснейшая провокация заложена? Бог постоянно провоцирует человека на такие поступки, от которых потом ужасается всё человечество, от которых человек постоянно чувствует себя ничтожным, никчемным и жалким, и это самоуничижение принято считать святостью. Мол, я так низок и мерзок, что с меня и требовать-то нечего. Бог смеётся над нами, Ему там скучно, вот Он и развлекается, как может.