Корона жигана - Евгений Сухов

— Кирьян ушел! — виновато произнес Кравчук. Сарычев налил в блюдечко чаю, поднес его к губам и аккуратно подул. — Заставы все перекрыты, он где-то в городе.

Рука Игната неожиданно дернулась, и густой темный напиток пролился на пальцы. Он чертыхнулся и поставил блюдечко на стол.

— Где вы его потеряли?

— У гостиницы его поджидала пролетка. Ну, стрельба началась, когда он вышел. Он в суматохе вскочил в пролетку, пострелял малость, потом свернул в Столешников переулок, и поминай как звали. В этом районе очень много проходных дворов. Вот извозчик и ушел одним из них. Мы пробовали догнать их на машине. Но по дороге лопнуло колесо, — последняя фраза была произнесена и вовсе безрадостно.

— Да ты садись к столу-то, — доброжелательно предложил Сарычев, глотнув чая, — а то мнешься у порога, как курсистка в борделе. Свои все-таки!

Кравчук улыбнулся. Он начинал привыкать к новому начальству. Солоноват слегка. Но на то он и моряк!

— Чай будешь?

— Можно…

— Наливай себе сам, — кивнул в сторону чайника Игнат. — Вот кружка… здесь сахар.

— Я вприкуску, — сообщил Кравчук.

— Вот щипцы, откуси, сколько надо, — показал Игнат на головку сахара.

Налив чаю, Кравчук громко хрупнул сахар. Посмотрев на заместителя, Сарычев подумал о том, что такими зубами можно безбоязненно перекусывать и железо.

— Ну, так что там дальше? — спросил Сарычев.

— Ищем, товарищ Сарычев. Устроили шмон по всем малинам, арестовали с десяток жиганов, из банды Кирьяна, троих уркачей, похватали кучу всякого сброда без разбора, но никто ничего не знает.

— Усильте наблюдение за Хитровкой и Сухаревкой, он может появиться там в любой момент.

— Так и сделали. Около рынков дежурят наши люди, у вокзалов если что прояснится, они тут же дадут нам знать.

Неожиданно Игнат улыбнулся:

— А Кондрашов-то молодец, как под молодого уркача вырядился. Даже зуб себе золотой встроил. Я у него спрашиваю: «Где ты фиксу золотую раздобыл?» А он мне говорит: «Так это же фольга от конфет. Если не приглядываться и не особенно улыбаться, то сойдет».

На лице Кравчука отразилось нечто напоминающее улыбку. Получилось у него это как-то уныло.

— Способный парень, — отозвался он сдержанно.

Сарычев отхлебнул чай из блюдечка, сладко причмокнув.

В общем-то, чай уже остыл, можно было бы и закончить чаепитие, но ритуал уже сложился, а потому что-либо менять было бы грешно.

— Что выяснилось по делу убийства сторожа из гаражей Моссовета?

— Тут наблюдается такая интересная особенность. — Кравчук отставил в сторону чашку. — Покойный не первый год работал там сторожем и никогда не пускал ночью в гараж посторонних. А тут — ворота настежь. Следовательно, приходил кто-то из своих… Преступники угнали легковой автомобиль…

— Ты подозреваешь, что в этом деле замешан кто-то из гаража? — негромко перебил Сарычев.

Кравчук пожал плечами:

— Вместе с машиной пропал и шофер, некто Евстигней Криволапов. Вероятно, сторож открыл ворота именно ему… Я тут немного поспрашивал о нем. Личность тоже довольно темная. К Криволапову в гараж и на квартиру постоянно приходили какие-то темные личности, велись подозрительные разговоры. Машину в гараж он всегда загонял позже всех. Не исключено, что Криволапов оказывал налетчикам услуги по перевозке награбленного. Во всяком случае, он исчез бесследно. Труп его тоже нигде не обнаружен.

— Хорошо. — Сарычев поставил стакан на блюдечко. Игнат не однажды убеждался, что Федор Кравчук был неплохим сыщиком Единственный его недостаток так это то, что он чувствовал себя незаслуженно обиженным и явно претендовал на большее. Сильная черта его характера состояла в умении тщательно скрывать свои амбиции. Сарычев понимал, что подобное состояние тоже не может продолжаться бесконечно долго и когда-нибудь Кравчук взорвется… — Вижу, что поработали. Сейчас нельзя расслабляться…

— Ни в коем случае, товарищ Сарычев. — Игнат сделал вид, что не заметил бестактности подчиненного. Редкий случай, когда Кравчук перебивал начальника. — Зверь сейчас ранен и будет особенно агрессивен…

— Ранен, говоришь. — Игнат Сарычев помолчал. — Ты знаешь, как меня называли на флоте?

— Нет, — уверенно соврал Кравчук.

— Поморником. Потом так же стали называть и в питерской Чека, я не обижался: что есть, то есть. Знаешь, чем интересна эта птица?

— Даже не догадываюсь, — честно признался Федор Кравчук. Порой Сарычев любил говорить загадками.

— За свою морскую жизнь мне много где удалось побывать. Однажды мы встали на рейд у Земли Франца Иосифа. Наш капитан, царство ему небесное, любил всякую экзотику. Морячки утопили его в семнадцатом. Не выдержали, погорячились. А жаль, моряк он был в пятом поколении, от бога, такие, как он, раз в столетие рождаются. Ладно, не о том сейчас речь… Ну, так вот, земли-то там мало, льды сплошь. А что есть, так это одни голые скалы, и на них птицы. Много птиц! Такой гомон стоит, что ничего, кроме него, и не слышно. И выживают в этих условиях только те птицы, что хорошо летают и отлично охотятся. Так вот на этих скалах и селится такая птица, как поморник. Настоящий разбойник! Как его рыбаки называют — Фомка-разбойник. Но чтобы удачно охотиться на остальную летающую братию, необходимо летать лучше и быстрее, чем они. И что делает поморник? Он сбивает бакланов в воздухе, и когда те падают в море, то добивает их в воде клювом. Я Кирьяна сбил в полете, сейчас он в свободном падении, но когда он упадет, то я его непременно доклюю.

— Очень образно, товарищ Сарычев, — улыбнулся Кравчук.

— Не буду спорить, — подхватил его улыбку Игнат.

— В этом деле есть еще один неприятный момент.

— Какой? — насторожился Игнат.

— В суматохе пропала подруга Кирьяна… Дарья. Мы искали ее, но пока обнаружить не удалось.

— Ищите, ищите… — задумчиво кивнул Сарычев, налив в стакан кипятку.

Аудиенция была закончена.

— Кирьян, ты бы не порол горячку, это тебе не пенька кинуть, здесь обмусолить все нужно, — сдержанно предостерег Степан, нахмурившись.

— Я уже все решил. Дарью я им не прощу, они меня попомнят, — твердо проговорил Кирьян. — Кто со мной, жиганы? Надо показать большевикам, кто в городе хозяин.

Мадам Трегубова, сразу после осечки с Хрящом, уехала из Москвы к младшей сестре во Владимир. Грозу следовало переждать — уголовный розыск с появлением нового начальства активизировался, и едва ли не ежедневно легавые накрывали в разных концах города воровские майданы. Однако скоро Елизавета поняла, что убогий покой не для нее, и вернулась в Москву.

Сейчас, осознавая немалую собственную вину перед жиганами, она старательно прислуживала Курахину, без конца подкладывая ему всяческие разносолы.

Ее мучили дурные предчувствия, но она отгоняла их прочь, хотя понимала, что прежних отношений с блатными ей не воскресить. А два дня назад, у своей тайной квартиры, где она хранила большую часть накопленных ею ценностей, ей показалось, что она увидела Сявку — глаза и уши Кирьяна. Майданщица хотела рассмотреть его поближе, чтобы развеять неприятные подозрения, но малец тут же растворился.

— Верно, верно, Кирьян, — поддержала пахана малинщица. — Совсем житья от мусоров не стало.

Жиган даже не взглянул на Елизавету. Но угощение ее отведал и оценил, зажмурившись от удовольствия, — сладко она потчует.

— Если мы их не сделаем сегодня, то завтра они сделают всех нас, — убежденно произнес Кирьян.

— Так-то оно так, — поспешно согласился Степан. — Как говорят уркачи, сегодня ты, а завтра я. Только ведь я о чем речь-то веду… Надо бы переждать. Уж слишком шухер большой в городе поднялся.

— Елизавета, ты бы нам водочки принесла похолоднее, — по-хозяйски распорядился Кирьян. И когда мадам Трегубова удалилась, он спросил у Степана: — Наша мадам-то теперь дважды вдова. После покойного Кости Фомича ни с кем не сошлась?

Степан лишь едко улыбнулся:

— Елизавета Михайловна в одиночестве прозябать не любит. Уже трех кавалеров за это время поменяла. Станок-то у нее ладный, да и при деньгах бабенка, так что охотников на нее всегда предостаточно. Сейчас ее один шкет пихает потихонечку. На молодежь нашу старушенцию потянуло.

В эту минуту, торжественно сжимая в руках бутыль водки, вошла Елизавета Михайловна.

— Вот она, наша красавица! — проговорил Кирьян, шутливо хлопнув женщину ниже талии.

— Перестань… — не очень решительно произнесла Трегубова, вяло отмахнувшись.

— Эх, такой товар пропадает! — живо поддакнул Степан, азартно блеснув глазами.

— И не говори, ей бы мужичка порядочного, — подхватил Макей, — а то она так и помрет непорочной!

Жиганы расхохотались.

— Да хватит вам, бесстыжие, все бы вам зубоскалить! Кто на такую старушку, как я, может позариться?