У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Вильгельм Люббеке

осторожно шел вперед. Местность слегка поднималась над заливом, видневшимся в 100 метрах от меня. Хотя бомбили преимущественно основную дорогу, бомбы и снаряды продолжали рваться вокруг меня.

Выйдя на дальнюю окраину города, я вернулся на главную улицу, метрах в восьмистах от того места, где я повернул к берегу. В это время советский истребитель Як пронесся в бреющем полете над Фишхаузеном вдоль дороги, поливая огнем из пулеметов всех на своем пути.

Заметив ряд одиночных окопов недалеко от улицы, я сразу же спрыгнул в один из них. Но вместо того чтобы спрятаться на дне полутораметрового окопа, я остался стоять, с глубоким интересом наблюдая за происходящим.

Обнаружив меня, пилот Яка направил машину резко вниз в моем направлении. Словно загипнотизированный, глядя из-за бруствера, я наблюдал за яркими вспышками пламени, которые выбрасывали дула пулеметов самолета, с воем снижавшегося надо мной.

Пули стали взбивать землю перед окопом, забросав мне глаза грязью, а дождь мелких осколков изъязвил мне лицо. Самолет с ревом промчался надо мной, рухнувшим на дно окопа.

Минуту спустя я попытался оценить ситуацию. Лицо болело, но раны были незначительные. Вот только, когда я открыл глаза, вокруг был все тот же мрак. Сидя на корточках, я старался понять, останусь ли я на всю жизнь слепым.

Прошло несколько томительных минут, как зрение начало возвращаться ко мне. Но видел я смутно, глаза залепила корка крови и грязи.

Выбравшись из окопа, я вышел, еле волоча ноги, на главную улицу и осмотрелся. Окружающее я видел смутно. Несмотря на продолжавшийся обстрел, несколько солдат забивали стволы орудий, намеренно выводя из строя после того, как перевозивших их лошади были убиты.

Оккупированная Германия в 1945 г.

Только час с чем-то прошел после того, как я оказался в Фишхаузене, и было видно, что немецкие войска, оборонявшиеся на Земландском полуострове (оперативная группа «Земланд»), разгромлены. Теперь, когда противник должен был вот-вот войти в город, мне оставалось только искать выживших бойцов моей роты и получить новый приказ. Катастрофа в Фишхаузене означала для меня потерю всего привычного и знакомого, но именно здесь началось мое чудесное спасение от угрозы русского плена.

Глава 17. Цена поражения. Май-июль 1945 г.

Военнопленный

«Господин обер-лейтенант, война окончена», – сообщил мне матрос утром 9 мая; прошло всего лишь несколько часов после отплытия нашего эсминца из Хеля.

О безоговорочной капитуляции Германии было официально объявлено 8 мая в 23.01 по среднеевропейскому времени, хотя переговоры уже начались за несколько дней до этого.

Гитлер совершил самоубийство 30 апреля в Берлине. Его место занял адмирал Дёниц, ставший рейхспрезидентом. 4 мая Великобритания приняла капитуляцию немецких войск в Нидерландах, Северо-Западной Германии и Дании в местечке Вендиш-Эверн, где я проходил подготовку в учебном лагере.

В ночь на 4 мая Дёниц, с согласия Британии, издал приказ о перебазировании всех немецких кораблей и судов на Балтийском море в Хель и в устье Вислы вблизи Штуттхофа. Они должны были эвакуировать как можно больше немецких солдат и гражданских лиц на запад за то короткое время, что оставалось до окончательной капитуляции. Последние из находившихся здесь кораблей, эсминцы «Карл Гальстер» и Z-25, отплыли из Хеля в полночь 8 мая. Только по чистой случайности меня взяли в ту ночь на борт одного из этих эсминцев вместе с пехотой силезского полка.

Наш небольшой конвой утром 9 мая находился близ к территории, уже занятой Красной армией, но мы были полны решимости не сдаваться русским в плен. Игнорируя требования советского командования, чтобы наши корабли проследовали в один из портов, находившихся под советским контролем, командир нашего небольшого конвоя обратился к англичанам за инструкциями. Наш конвой получил разрешение проследовать в Копенгаген, и, кроме того, англичане уполномочили нашего командира сопротивляться любым попыткам принудить нас к иному решению.

Отказ подчиниться приказу русских привел к тому, что утром нас атаковали патрульные советские катера. Немецкие матросы отстреливались из всего оружия, что только было на наших кораблях, и вскоре корабли противника вышли из боя и скрылись в тумане. Хотя я и не наблюдал за этим коротким боем, в моей каюте под палубой были слышны глухие залпы корабельных орудий. Я слышал их в последний раз на этой войне.

Годы спустя подполковник Эбелинг рассказал мне, что он эвакуировался в это же самое время на борту буксира, тянувшего баржу с двумястами солдатами. Когда они вышли в море, разразился шторм. Буксир уцелел, но все находившиеся на барже утонули. Это была одна из бесчисленных трагедий последних дней войны.

Когда наш эсминец в полдень прибыл в Копенгаген, всем было приказано сойти на берег. На контрольно-пропускном пункте британские солдаты разоружили нас, и с этого времени мы уже считались военнопленными.

Еще до высадки на берег я достал свой «Люгер» из кармана кителя, снял боек ударника и выкинул его за борт. Вытащив из кобуры пистолет «Астра», я вместо него засунул в нее бесполезный теперь «Люгер». На всякий непредвиденный случай я оставил себе «Астру», положив ее в карман мундира. Затем я снял Железный крест 1-го класса и тоже спрятал его в карман.

На пропускном пункте я отдал «Люгер» английскому солдату. Я сильно удивился, когда он закричал на меня на чистейшем немецком. С выражением ненависти на лице он сорвал с моего мундира знаки отличия и награды, до крайности унизив меня.

Не говоря больше ни слова, он велел мне проходить. С большим трудом сохраняя спокойствие, я принял мой новый статус военнопленного. Вспоминая об этом случае теперь, я предполагаю, что этот солдат был евреем-иммигрантом, отомстившим мне за тот горький опыт, что он получил до отъезда из Германии. Что касается британских солдат, то они вели себя вежливо и профессионально, хотя относились к нам, как мне казалось, настороженно.

После контроля и проверки я присоединился к уже находившимся на борту большого грузового судна немецким солдатам, которых было около 3 тысяч человек. Судно взяло курс на юг. Знакомых людей среди пассажиров я не встретил, и все 20 часов нашего путешествия был предоставлен самому себе. Однако я чувствовал лежавшую на мне обязанность помочь всем, чем могу, другим немецким офицерам поддерживать дисциплину среди солдат. Это была проблема, заявившая о себе очень скоро.

Один офицер рассказал мне, что на судне было проведено заседание временного военного трибунала, в состав которого вошли четверо или пятеро полковников, рассмотревшего дело одного солдата, напавшего на немецкого офицера. Солдату был вынесен смертный приговор. Он был застрелен,