Грешники (СИ) - Субботина Айя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не в курсе — не виделся с ней почти сразу, после твоего феерического выступления.
— Я старалась! — отвешиваю поклон в пояс кому-то невидимому перед собой.
Клоунада — ну и что?
Мне больно, и я имею право проживать боль так, как хочу.
Например, как дура.
Мы молчим пару минут, и я трачу это время на то, чтобы оценить его машину, обувь, руки, внешний вид. Не стесняюсь, когда мы пару раз сталкиваемся взглядами и Призрак явно понимает, чем я занята. Он просто понимающе улыбается и закуривает.
А он курил раньше?
Я не помню. Гарик курил мало, доставал сигарету только когда был в приступе глубокой меланхолии. А потом, когда наши встречи стали реже, чем красные дни в календаре, я уже не помнила его без сигареты.
Мысли о муже приходят очень не вовремя.
Его слова снова и снова, как нарочно, подбивают корни моей стабильности. Как будто у него есть тайный ключ ко Вселенной, и он знал, что так все будет — я разозлюсь, буду чувствовать себя потерянной и не придумаю ничего лучше, чем позвонить в прошлое, туда, где меня обещали ждать.
— Что? — Дима проводит ладонью по лицу, скребет щетину на подбородке. — Не нравится?
— Да мне плевать, — отвечаю чистую правду.
Он снова улыбается с видом всепрощающего мученика, и я изо всей силы поджимаю губы, чтобы не высказать все, что я думаю и о тех его словах, и о его «свободе от Ленки».
— Ну и…? — заканчиваю вопрос многозначительной паузой. Он не собирается угадывать, так что приходится продолжить самой. — Как ты? Где работаешь? Сколько детей?
— Детей нет, — отвечает сразу на последний вопрос.
Я иронично прищелкиваю пальцем — на меня эти псевдо-психологические уловки не действуют. Как будто то, что он скажет об отсутствии детей, для меня что-то значит.
— Мне в общем плевать на твою личную жизнь, — честно, ни капли не кривя душой, отвечаю я. — Даже если у тебя там семеро по лавкам.
— Ты стала поразительно прямолинейной.
— Был хороший учитель.
— Муж? — прищуривается Призрак, наконец, разворачиваясь ко мне всем корпусом, и делая шаг навстречу, чтобы сократить расстояние между нами до касания рукой.
— Бывший, — скалюсь я, нарочно отступая, чтобы вернуть свою зону комфорта. — Был тем еще козлиной, знаешь? Рассказать кому-то — так целый психологический триллер получится.
— Но, наверное, не такой уж он был фиговый, раз тебя до сих пор так по нему прижимает.
— Ты снова себе льстишь, — немного наиграно фыркаю я. Хоть в чем-то Призрак прав: было бы мне все равно — я бы тут не корчила стерву-бывшую. — Я просто не великодушная девочка-припевочка, и все эти психологические дзены про прощение и прощание с легким сердцем лично со мной не работают. Мне нравится вспоминать всю боль, которую мне причинили — так проще крепко стоять на ногах и не отрываться от реальности.
Пока Призрак снова как будто заново изучает мое лицо, без стеснения шарю по карманам его куртки, нахожу ключи от машины и иду к его здоровенному «танку», собираясь сесть за руль. Призрак мола идет следом и сам занимает место на пассажирском сиденье.
Завожу мотор, морщусь от слишком громкого гула, и снова поглядываю на Диму.
Меня не трогает этот мужчина. По большому счету, мне безразлично, как он жил все эти годы, с кем проводил время и как встал на ноги. Мне все равно, о чем он сейчас думает и строит ли планы на возрождение наших отношений.
У меня сильный стресс.
Настолько болезненный, что мне необходима лошадиная доза эндорфинов и допамина, чтобы пережить эту ночь. А утром… Что-то обязательно будет иначе.
Мы едем к нему.
Где-то в коридоре теряем свои вещи, вместе, толкаясь, принимаем ванну.
Потом перед ванной, на полу.
Потом в постели со спартанским черным постельным бельем.
Спим час или два, и снова устраиваем интимный марафон.
А когда в шесть утра я выбираюсь из кровати, чтобы быстро одеться, Призрак сонно приподнимается на локтях, недоуменно глядя на часы.
— Уже уходишь? — Он выглядит немного шокированным. Ну или очень шокированным — мне уже давно не интересны эти контрасты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— У меня в восемь тридцать совещание. Не хочу приходить в мятой блузке.
— Ваниль… — Его голос останавливает меня уже у двери, где я, как вороватый любовник, пытаюсь справиться с замками одной рукой, второй прижимая к груди пиджак и туфли. — Можно я тебе позвоню?
Все-таки задерживаюсь, потому что ситуация требует ясности.
Последние годы в бизнесе научили меня главному — всегда четко обозначать ориентиры. Так проще, как в любой игре по правилам.
— Не воображай себе, будто это что-то значит, — говорю вместо простого «нет».
— Просто секс? — усмехается он, и падает спиной на подушки. — Ну-ну, Ванилька. Сразу чувствуется, что ты росла над собой.
Я выхожу за порог его квартиры и даже особо не беспокоюсь о том, что дверь за моей спиной так и не захлопывается до щелчка.
Глава 60
На следующий день в одиннадцать двадцать семь — почему-то эти цифры намертво выгорают у меня в мозгу, словно сварка по железу — в офис «ОлМакс» приезжает солидно одетая женщина лет сорока, просится на прием и сразу уточняет, что она по личной просьбе Игоря Сергеевича. Моя расторопная помощница удивленно переводит взгляд с меня на нее, когда я сама выхожу на встречу и предлагаю женщине удобнее располагаться.
Я догадываюсь, кто она.
И единственное, что мне остается — до последнего держать удар.
— Так много. — Вот и все, что получается из себя выжать, когда она одну за другой выкладывает из своего портфеля папки с документами, бумажные конверты формата А4, подшивки с файлами.
— Игорь Сергеевич просил, чтобы вы передали все это доверенным лицам и тщательно изучили, — отвечает она, степенно и по-деловому вежливо отвечает она. — Он так же просил передать вам, что готов на любые уступки. В рамках разумного.
Почему-то я уверена, что это «в рамках разумного» — ее личная инициатива.
Не могу представить ситуацию, в которой Гарик сказал бы что-то настолько плохо завуалированное меркантильное.
Но делаю вид, что верю и принимаю.
Перебираю папки, и ряды букв, отпечатанные правильным шрифтом с правильным интервалом и полями, почему-то кажутся нечитаемой белибердой. Наверное, я бы с большей вероятностью поняла значение наскальных пляшущих человечков, оставленных какими-то древними бессловесными людьми, чем хоть строчку из этого всего.
— Что еще просил передать Игорь Сергеевич? — спрашиваю я, но по большому счету это не имеет значения.
Наша встреча — просто формальность.
Гарик подчеркивает, что давно все решил и не собирается передумывать, даже несмотря на мою вчерашнюю почти_истерику. Наверное поэтому так торопится, присылает адвоката на следующий день.
— Больше ничего, — вежливо отвечает женщина, поднимается, просит прощения и, ссылаясь на другие важные дела, уходит, на прощанье еще раз подчеркнув, что муж очень рассчитывает на благоприятный и взаимный исход бракоразводного процесса.
Как будто у меня есть выход.
Я сую документы в сейф, говорю помощнице, что сегодня меня уже не будет, и чтобы все запланированные на это число дела, она раскидала на другие даты. Она не подает виду, что удивилась, хотя именно сегодня я впервые за время работы в «ОлМакс» пропускаю утреннюю планерку. Даже если бы у меня и были моральные силы на ней присутствовать, от меня было бы мало толку, потому что сейчас моя голова пуста как никогда в жизни.
Из офиса еду прямо домой.
Долго брожу по комнате, пытаясь собраться с редкими мыслями, которые задувает в мою голову словно сквозняком.
Что теперь делать?
Я не знаю.
Это очень странно и со стороны может показаться блажью, но у меня нет никаких планов на жизнь. Я так много и усердно работала, что все мои планы начинались по будильнику в пять тридцать и заканчивались п двадцать два ноль ноль. Работа, спортзал, дом, какие-то официальные выходы в свет.