Покинутый - Оливер Боуден

— Хэйтем, — прошептала она, — ты пришел за мной.

— Да, Дженни, да, — тихо сказал я, испытывая непонятную смесь чувств, среди которых явно выделялось чувство вины.

— Я знала, что ты придешь, — сказала она. — Я знала, что ты придешь.

Голос ее делался громче, и я забеспокоился и тревожно глянул во двор. Она подалась вперед, оттолкнув Холдена, схватила меня за руки, и в ее взгляде появилась мольба.

— Скажи мне, что он мертв. Скажи, что ты убил его.

Разрываясь меж двух желаний — закрыть ей рот и в то же время узнать, о чем идет речь — я лишь снова беззвучно выдохнул:

— Кто? Кто мертв?

— Берч! — яростно выплюнула она, и на этот раз ее голос был уже слишком громок.

За ее спиной под портиком шла наложница. Плавной походкой, прямо на нас, скорее всего в баню. Вид у нее был задумчивый, но на шум она подняла глаза, и ее полная безмятежность сменилась бешеным испугом — она высунулась во двор и заорала неизбежное слово, которое мы больше всего боялись услышать:

— Стража!

Первый стражник даже не сообразил, что я вооружен, и я щелкнул клинком и воткнул его стражнику в живот. У него вытаращились глаза, и он хрюкнул мне в лицо брызгами крови. С надсадным воплем, вывернув за спину руку, я сдернул его с себя, и его все еще дрыгавшийся труп сбил с ног второго стражника, нападавшего на меня, и оба они скатились на черно-белые плиты двора. Набежали новые, и начался бой. Краем глаза я увидел блеснувший клинок и увернулся как раз вовремя, иначе он торчал бы в моей шее. Изогнувшись, я ухватил противника за вооруженную руку, переломил ее и вогнал свой клинок ему в челюсть. Я присел, крутанулся и резким пинком сбил с ног четвертого стражника, а потом, вскочив, топнул по его лицу и услышал, как хрустнул у него череп. Рядом Холден повалил трех евнухов, но теперь стражники знали что почем и подходили к нам гораздо осмотрительнее, а мы, укрывшись за колоннами, тревожно переглядывались и пытались сообразить, как же нам добраться до люка так, чтобы нас не сцапали.

Догадливые ребята. Двое из них пошли вперед вместе. Мы с Холденом встали плечом к плечу и отбивались, а справа на нас уже наседала еще парочка стражников. Какой-то миг все висело на волоске, но встав спина к спине, мы отбили натиск стражников, и они чуть отошли от портика, и начали новую атаку, подбираясь к нам шаг за шагом, медленно и сосредоточенно.

Позади нас у дверей стояла Дженни.

— Хэйтем! — позвала она, и в голосе ее был страх. — Надо бежать.

Что с ней будет, попади она теперь к ним в руки? Как с ней расправятся? Я боялся представить.

— Бегите вдвоем, — через плечо поддакнул Холден.

— Нет, — отозвался я.

Снова атака, и снова мы отбились. Еще один евнух повалился с предсмертным стоном. Эти люди не кричат даже умирая, даже с клинком в кишках. Через головы тех, что стояли перед нами, я увидел, что все новые и новые стражники наполняют двор. Как тараканы. Мы убивали одного, и на его место тут же приходили двое.

— Бегите, сэр! — уговаривал Холден. — Я их задержу, а потом догоню вас.

— Не валяй дурака, Холден! — отрезал я, но все-таки не смог сдержать насмешливый тон. — Как ты их задержишь? Они тебя в куски изрубят.

— Я видал переделки и похлеще, — огрызнулся Холден и обменялся с кем-то сабельными ударами.

Бравада в его голосе была сомнительной.

— Вот и не возражай, — сказал я и парировал удар меча со стороны какого-то евнуха, но не клинком, а просто кулаком по физиономии, так что нападавший отлетел, крутанувшись, как волчок.

— Бегите! — отчаянно крикнул Холден.

— Если погибнем, то вместе, — сказал я.

Но Холден решил, что время реверансов кончилось.

— Слушай, друг, спасутся хотя бы двое или никто — что лучше-то?

И Дженни тут же потянула меня за руку к открытым дверям бани, а слева нахлынули новые стражники. Но я все еще колебался. Пока наконец Холден, тряхнув головой, не развернулся резко и не гаркнул:

— Вы уж простите меня, сэр!

А потом он пихнул меня в дверь и захлопнул ее раньше, чем я пришел в себя.

На какой-то миг в комнате повисла растерянная тишина, потому что я лежал распростертый на земле и пытался осознать то, что случилось. Снаружи слышался шум боя — странного, тихого, приглушенного боя — и глухие удары в дверь. Потом раздался крик — крик Холдена, и я встал на ноги и толкнул дверь, чтобы скорее выбраться назад, но Дженни схватила меня за руку.

— Ты ему уже ничем не поможешь, — тихо сказала она, и снаружи тут же донесся еще один крик — крик Холдена:

— Ублюдки, чертовы паскудные[14] ублюдки!

Я последний раз глянул на дверь и задвинул засов, и Дженни потащила меня к люку.

— Это все, на что вы способны, сволочи? — мы спускались по ступенькам, и голос Холдена тускнел и становился все неразборчивее.

— Ну, давайте, вы, зверюги кастрированные, покажите, на что вы способны против одного из парней его величества[15].

Последним до нас, уже бегущих по туннелю, донесся чей-то пронзительный вопль.

21 сентября 1757 года

Я надеялся, что никогда в жизни я не испытаю удовольствия от убийства, но для коптского жреца, стоявшего на страже возле монастыря Абу-Гербе на горе Гебель Этер, я сделал исключение. Должен признаться: я убил его с наслаждением.

Он рухнул к подножию забора, окружавшего небольшой участок, грудь его тяжело вздымалась, вздохи были судорожными — он умирал. Каркнул над головой сарыч, и я посмотрел на горизонт, где маячили арки и шпили монастыря, сложенного из песчаника.

И увидел теплый отблеск жизни в окне.

У моих ног булькал умирающий стражник, и в какую-то секунду мелькнула мысль, что надо бы добить его, но опять-таки, зачем — зачем оказывать ему милосердие? Он умирал медленно, но страшная боль, которую он испытывал перед смертью, не стоила ничего — ничего— в сравнении с теми муками, что причинялись бедолагам, страдавшим когда-то в этом месте.

И в частности, тому, кто страдал там сейчас.

В Дамаске, на рынке, я выведал, что Холден не был убит, как я думал, а был взят в плен и переправлен в Египет, в коптский монастырь Абу-Гербе, где из мужчин делали евнухов. Туда я и пришел, молясь, чтобы успеть вовремя, но в глубине души подозревая, что опоздал. И так оно и вышло.

Судя по всему, забор уходил глубоко в землю, чтобы его не подкопали ночные хищники. На участке было место, где евнухов по шею зарывали в песок и оставляли так на десять дней. И никто не желал, чтобы лица закопанным выгрызли за это время гиены. Вовсе нет. Нет, если эти люди умирали, то лишь от долгого перегрева на солнце или от ран, полученных во время кастрации.