Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер - Дуглас Боттинг

Когда мы прикончили бутылку, мы успели обсудить множество интереснейших тем, начиная от достоинств различных марок ружей и кончая русским вопросом. Затем Фон, уже как следует набравшийся, послал за своими женами и заставил их петь и танцевать во дворе. Оркестр исполнял различные мелодии, и один из мотивов оказался в удивительно подходящем для конги ритме. Раззадорившись, я предложил Фону научить его европейскому танцу. Фон был в восторге, и мы вышли во двор. Фон уселся в ожидании. Я встал и попросил его дать мне пятерых членов совета, чтобы я мог обучить их этому танцу. Пятеро стариков поднялись и присоединились ко мне.

Наступила такая тишина, что слышно было, как шелестят на ходу шелковые одежды государственных мужей. Я выстроил их всех за собой, чтобы каждый держался за талию другого; потом кивнул оркестру, музыканты с жаром заиграли мелодию в ритме конги — и мы пустились в пляс: раз, два, три, четыре, пять, БРЫК, раз, два, три, четыре, пять, Б РЫК. Я снискал всеобщее одобрение: все остальные члены совета вскочили и присоединились к нашему танцу, а следом за ними выстроились и тридцать жен Фона. Нечего и говорить, что сам Фон не выдержал и, поддерживаемый с обеих сторон, уцепился за талию последней в цепочке жены.

Мы протанцевали около двух миль. Я вел процессию вокруг двора Фона, по лестницам, по комнатам, а музыканты бежали за нами, играя, как сумасшедшие. Я совершал любые па, какие только приходили мне на ум, подпрыгивал, вертелся, отбрасывал ногу в сторону, и огромный хвост африканцев в точности повторял мои движения. Африканцы улыбались и выкрикивали следом за мной:

— Раз, два, три, четыре, пять… БРЫК!

— Раз, два, три, четыре, пять… БРЫК!

Наконец мы остановились, обливаясь потом. Фон во время танца несколько раз падал, теперь же его под руки проводили к трону и с почестями усадили. Он сиял и с трудом переводил дух. Фон похлопал меня по спине и сообщил, что мой танец «отличный, очень, очень много отличный». Мы с ним выпили немного мимбо и снова стали наблюдать за танцорами. Более всего эта вечеринка напоминала мне бальный зал в сумасшедшем доме, куда пришли Фред Астер и Виктор Сильвестр.

После двух часов непрерывных танцев Фон подозвал к себе одну из своих дочерей, девочку лет четырнадцати, и усадил ее ко мне на колени, заявив, что теперь она моя и я должен на ней жениться. Мне пришлось соображать очень быстро. Я беспомощно оглядел зал и впервые за все время заметил, что очень многие в толпе вооружены копьями. Я утер пот со лба и стал соображать, что же мне делать. Если я соглашусь, Фон может запомнить это и утром потребовать выполнения обещания. А сейчас он настолько пьян, что я должен отказаться с максимально возможным тактом, чтобы не обидеть его. Прежде всего я поблагодарил Фона за то, что он так любезно предложил мне свою дочь, однако же, сказал я, как мне известно, он отлично осведомлен о дурацких обычаях европейцев, и, следовательно, понимает, что англичанин при всем желании не может завести себе больше одной жены. Фон рассудительно закивал и согласился, что это дурацкий обычай. Поэтому, продолжал я, мне поневоле придется отклонить его в высшей степени лестное предложение — ведь у меня уже есть жена в Лондоне, и будет незаконно и далеко не безопасно привезти с собой туда вторую. Но я заверил Фона, что, не будь я женат, я бы с радостью женился на его дочери и провел в Беменде весь остаток своей жизни. Моя речь была встречена громкими криками и рукоплесканиями. Фон немного всплакнул оттого, что такому замечательному плану не суждено осуществиться. Затем вечеринка завершилась. Фон и все присутствующие проводили меня к лестнице, продолжая пританцовывать в ритме конги Даррелла. Ну и похмелье же меня ждет!»

Ловля диких животных всегда сопряжена с риском, как для животного, так и для человека, особенно если ловцы используют не самые испытанные способы поимки. Джеральду необходим был отдых, но поток животных не иссякал. В своем дневнике 21 марта он записал:

«Охотник принес мне самку обезьяны, которая попала в жесткий стальной капкан. На ноге у нее отсутствовали три пальца, нога загнила и распространяла ужасный запах. Бедная малютка пробыла в капкане не меньше двух дней. Как только я развязал ее, она легла и не шевелилась. Сначала я решил пристрелить ее, хотя эта идея меня совершенно не привлекала, но потом я подумал, что попробую вылечить несчастное создание. Сначала нужно было ее накормить. Обезьянка была истощена, и твердая пища сейчас была бы для нее вредна. Тогда я развел для нее молоко и насильно влил в нее полчашки. Обезьяна стала выглядеть получше. Затем я занялся ее ногой, которая была в таком плохом состоянии, что меня буквально тошнило. Кости пальцев были перебиты, и мне пришлось их полностью ампутировать. Затем я увидел, что подушечка ноги загноилась. Мне пришлось промыть ногу и нанести антисептическую мазь. Я перевязан ногу, положил обезьяну на одеяло и поместил в коробку, чтобы она могла немного отдохнуть. Примерно в пять часов она проснулась, немного поела и выпила еще молока, но вид ее ноги мне не нравился. Однако она не сорвала повязку, а для обезьяны это что-то да значит. Бедная малютка поняла, что я хочу помочь ей, и позволяла себя осматривать, хотя, когда к ее клетке подходили местные мальчишки, она очень пугалась. Надеюсь, я смогу ее спасти».

Джеральд в Бафуте вел увлекательную жизнь, переходил вброд реки, кишащие змеями, голыми руками ловил зверей в норах. Но в какой-то момент его стали преследовать неудачи. Возможно, удача от него отвернулась, возможно, виной всему стало нараставшее переутомление и излишняя самоуверенность. Он упустил несколько ценных животных, а некоторые промахи могли не только погубить его репутацию зверолова, но и просто стоить ему жизни.

Впервые смерть прошла рядом, когда он пытался сделать раненой кобре укол формалина в голову. Затем 22 марта взрослая белка Стрейнджера прокусила ему вену на запястье, и Джеральд истекал кровью, как «недорезаная свинья». Вскоре после этого на Джеральда напали три очень возбужденные смертельно ядовитые зеленые гадюки, а он был в одних шортах и сандалиях. «Господи, как же я подпрыгнул! — лаконично записал он в своем дневнике. — В тот момент я по-настоящему испугался».

24 марта Джеральд отправил свою коллекцию в Мамфе, «предоставив Смиту самому разбираться с кучей визжащих и ревущих животных». Джеральд явно переутомился и стал раздражительным, что особенно сильно проявлялось, когда шел дождь. В таком нервном, неуравновешенном состоянии он неосторожно взял голыми руками змею, которую принял за безобидную слепозмейку. Эту добычу принесла Джеральду жизнерадостная толстуха. 13 апреля, через две недели после последней записи, он смог описать в дневнике все, что произошло.