Время в моей власти - Геннадий Иванович Атаманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"25 октября утром я пошел в казармы запасного батальона Преображенского полка на Миллионной улице. Часов в 12 дня я уже был здесь. Солдаты батальона занимались чисткой винтовок…
Увидав меня и зная меня как члена армейского комитета, спросили, показывая по направлению к Зимнему дворцу, не знаю ли я, что там делается. Сказав им, что сейчас посмотрю, я пошел на улицу. Свернув к Зимней канавке, я увидал часового, который стоял, прислонившись к штабелю дров, на углу Эрмитажа…
Видя, что я закуриваю, он попросил у меня закурить. Раскуривая, он разговорился, сообщив, что их только вчера пригнали из Эстонии, что пост выставлен с ночи, а почему не разрешают пускать через площадь, он не знает…
Поговорив с часовым, я был вынужден вернуться, но пошел не в батальон, а в Павловские казармы, находящиеся у Марсова поля… Там я увидал штабс-капитана Дзевалтовского. Впервые я познакомился с ним летом 1917 года на фронте за Тернополем… Так вот, когда Керенский с Савинковым прибыли в егерский полк и стали агитировать за продолжение войны и за наступление, то штабс-капитан Дзевалтовский выступил и сказал, что он не будет наступать и при этом приказал своей роте сняться с передовой линии и уйти в тыл…
Увидев Дзевалтовского в Павловских казармах, я не был удивлен тем, что он ведет подготовку к штурму дворца. Я рассказал ему все то, что я увидал у Зимней канавки, и весь свой разговор с часовым. Дзевалтовский сказал мне, что часов в 8 вечера мы будем выступать, пусть к этому времени подойдут и преображенцы.
Часов в 8 вечера примерно около роты преображенцев и столько же павловцев рассыпным строем пошли по Миллионной улице по направлению Зимнего дворца. Когда подошли к Зимней канавке, то никаких часовых не встретили. Даже потом, когда брали дворец, тех солдат мы не видали, я и сейчас не знаю, куда они делись. Во время подхода к дворцу никто никакого сопротивления нам не оказывал.
К дворцу мы подошли без единого выстрела. В том месте, где дворец примыкает к Эрмитажу, находились большие металлические ворота. Здесь был въезд во двор дворца…
Когда мы подошли, ворота были закрыты изнутри. Пришлось нескольким солдатам перелезать через них и открывать их. Во время этой операции также никто сопротивления нам не оказал.
Войдя во двор дворца, мы увидали вооруженных солдат женского батальона. Всей операцией по взятию дворца руководил член РСДРП, член дивизионного комитета Г.И.Чудновский, прибывший незадолго до этого вместе с пополнением в Преображенский полк. Солдаты женского батальона были пьяны, перепуганы, перепачканы, плакали и к сопротивлению были не способны. Они безропотно становились в ряд по четыре и при полном своем вооружении отправлялись нами в Павловские казармы. Там их разоружали и отпускали по домам…
После того, как последний солдат женского батальона был удален со двора дворца, Чудновский, один, вошел в дверь, ведущую к черному ходу во дворец, приказав нам ожидать его.
В это время мы вглубь дворца не входили, а расположились у ворот и около двери, в которую вошел Чудновский. Со стороны Адмиралтейства через Дворцовую площадь стали перебегать небольшими группами к нам матросы. Им никто не оказывал сопротивления со стороны дворца. Никто по ним не стрелял.
Вскоре из двери вышел Чудновский. Он говорил нам, что предлагал юнкерам, находящимся на лестничных маршах, добровольно покинуть дворец, обещал им беспрепятственный проход, свободу и неприкосновенность. Юнкера ему говорили, что они доложат своему командованию и после этого ответят. За ответом советовали приходить минут через 10-15, но обязательно без оружия.
Говоря это, Чудновский снимал с себя пояс, на котором находилась кобура с револьвером. Этот пояс он передал находящемуся рядом с ним матросу. Этот матрос по всем признакам был знаком Чудновскому и являлся командиром пришедших к нам матросов. Передав свое оружие, Чудновский, приказав нам быть готовыми прибыть к нему на выручку, снова пошел во дворец.
Минут через 15-20 дверь с шумом распахнулась, и из нее был вытолкнут Чудновский. Шинель у него была порвана. Из носа текла кровь. На лице видны были ссадины. Обращаясь к нам, он сказал: "Вот видите, юнкера не желают добровольно покинуть дворец". Приказав нам никого не выпускать из дворца и ничего не предпринимать без его приказания, он взял у матроса свой ремень с револьвером и побежал по направлению к Преображенскому батальону. Минут через 15 мы увидали бегущих к нам Чудновского с матросом, и в это же время со стороны Невы прозвучало несколько орудийных выстрелов. Было слышно, как 2 или 3 снаряда полетели над дворцом и как один снаряд попал в здание дворца.
Вслед за этими выстрелами мы бросились к двери, за которой скрывались юнкера, с целью выгнать их из дворца, но юнкера не стали дожидаться нашего прихода, сами сбегали по лестнице к нам с поднятыми руками…
Юнкера, так же как и солдаты женского батальона, были пьяны и плохо держались на ногах. Мы их ставили по четыре человека в ряд и отправляли в Павловские казармы. Во время разоружения юнкеров Чудновский сказал мне, чтобы я тщательно осмотрел весь двор дворца и очистил его от защитников дворца. Сам Чудновский с матросами и частью с солдатами пошел по лестнице внутрь дворца…
Осматривая его (двор), я нигде не обнаружил никаких войск или лиц, защищающих дворец… Везде следы разгула. Грязь, нечистоты. Здесь царствовал продолжительный разгул всех защитников дворца…
Затем, узнав, что Чудновский уже пошел в Павловские казармы, я решил тоже идти туда же. Здесь мне рассказали, что юнкеров тоже распустили по домам, а Чудновский пошел в Смольный. Это было примерно в начале 12 часа ночи. Дзевалтовский при этом каждому участнику штурма дворца выдавал письменную справку, в которой указывался день, месяц и год взятия дворца и стояла его Дзевалтовского подпись. Такую справку получил и я…
В Смольный я не пошел, а решил идти домой…"
Вот, почти всю статью я вам и перепечатал. А участие в исторических событиях не спасло Синицкого от репрессий, тюрьмы, ссылки, хоть впоследствии его и реабилитировали.
Думаю, можно верить каждому слову участника штурма Зимнего. Тем более, что он закончил военную академию, то есть стал образованным человеком, а воспоминания свои написал незадолго до смерти в 1968 году – в ученических тетрадках, как бы для
