Боярич (СИ) - Демченко Антон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А… — Ошеломленно протянула Лина, переводя на меня взгляд, а Роман вдруг рухнул на бок и что-то заговорил, быстро и сбивчиво. Будто в бреду…
Я прислушался и… не теряя времени, включил запись на браслете. А он все бормотал…
— Твою…
— Что? — Не поняла Лина, когда я начал наворачивать круги вокруг корчащегося на бетоне Вышневецкого… Охренеть можно.
— Ничего, Лина. Ничего. — Покачал я головой. Роман умолк, закатил глаза и… меня в четвертый раз за этот день пробрало холодом чужой смерти. Жаль. Я уж понадеялся, что он еще чуть-чуть поживет… Уж больно интересные вещи говорил пан Вышневецкий…
— Кирилл… — Лина осторожно коснулась моей руки. — А что теперь?
— А теперь, поедем к Бестужевым. — Вздохнул я, снимая с нее подавители. — Только сначала…
Я набрал номер Гдовицкого и, дождавшись ответа, окинув взглядом усталую, с покрасневшими глазами и набрякшими под ними мешками, физиономию начальника громовской СБ, кивнул.
— Добрый день, Владимир Александрович. Передайте боярину, что я выполнил его просьбу. Роман Вышневецкий больше не представляет опасности, ни для рода Громовых, ни для Малины Федоровны. — Проговорив, я крутанул масштаб, позволяя Гдовицкому увидеть всю окружающую нас картинку.
— Твою ма-а… Кирилл, это точно он?
— Да. — Я пнул труп, развернув его лицом кверху. Лина тихо пискнула и побелела пуще прежнего.
— Где вы? Я вышлю людей для зачистки. — Собравшись с мыслями, отрывисто бросил Владимир Александрович. Я продиктовал адрес и, получив просьбу-приказ выметаться оттуда и не высовывать носа из усадьбы Бестужевых, повел заторможенную Лину к выходу.
— Кир, а как ты узнал, что я… мы… — Неожиданно спросила Лина, когда мы уже поднялись в зал.
— Подслушал ваш разговор, в тот вечер, когда ты дважды попалась Аристарху при попытке побега из усадьбы. — Я рассеяно пожал плечами… Честно говоря, сейчас мне было не до того… Из головы все никак не шла фраза, которую Роман прошептал перед самой смертью.
Глава 4. Гром победы, раздавайся
В усадьбу Бестужевых, мы возвращались в тишине. Лина с Милой молчали на заднем сидении вездехода, старший охраны, сидящий за рулем, хмуро кивал, в ответ на неслышимые нам реплики какого-то абонента, а я предавался сожалениям. Об убийстве? Нет. Свои поступки, я таковыми не считаю, давно отучен. Сожалел я о трех вещах. О том, что не удалось испытать вновь покоящуюся в рюкзаке, подальше от взглядов охраны, «плевалку-трещотку» в боевых условиях, о том, что пришлось бросить в бункере нормальное оружие, принадлежавшее Роману и иже с ним, и о том, что господин Вышневецкий так мало рассказал на своей исповеди… Да, я ни на секунду не сомневаюсь, что говорильня устроенная им перед самой смертью была ничем иным, как исповедью, причем, на латыни… а уж последние слова, и вовсе не давали мне покоя. Я знаю наверняка, что уже слышал эту фразу, но где и когда? Глориам, глориам… ну, откуда… А, чертовы латиняне!
Запиликавший браслет отвлек меня от размышлений. Я развернул экран… и непроизвольно охнул. Вот это да! Фиксатор оставленный мною на крыше барака, демонстрировал пару снайперов, деловито устраивающихся на моем НП, с которого так удобно было наблюдать за базой наемников. Наряжены они были в угрожающе-черные тактические костюмы и легкую защиту. А винтовки! Да, это не моя самоделка-скорострелка… Хищного вида длинные стволы немалого такого калибра, да с мощными комплексами наведения, которые язык не повернется назвать «оптикой», поскольку, никаких линз в них и в помине нет.
Аккуратно расширив зону охвата фиксатора, я с огорчением понял, что в радиусе его действия никаких шевелений больше нет. Пришлось переключаться на другие, разбросанные вокруг базы наемников датчики. Там картинка определенно была интереснее. А уж когда один из командиров готовящихся к штурму отрядов, откинул забрало узкого, совсем не похожего на знакомые мне образцы, шлема, и я узнал в нем Гдовицкого, интерес возрос многократно. Вот это, оперативность!
Видимая подготовка к штурму была недолгой. Впрочем, при правильном подходе, так и должно быть. Вся стратегическая часть оттачивается в штабе, а прикладная на полигонах. Так что, при наличии достаточной информации об объекте атаки, на месте, командованию остается только развернуть силы и, скомпоновав отработанные сценарии в наиболее перспективный вариант, дать команду на штурм…
Так произошло и на этот раз. По тому, как приникли к своим винтовкам снайперы, на «моем» НП, я понял, что штурм начался. Два негромких хлопка подорвали створки ворот в стене, и над въездом в корпус тут же взвизгнули разворачивающиеся автоматические турели. Вот теперь я понял, зачем штурмующим, при таких малых расстояниях, понадобилось столь мощное снайперское вооружение. Хлопнули винтовочные выстрелы и, стволы первых двух турелей разнесло в клочья. Правильно. Единственное слабое место этих явно бронированных игрушек. Вот теперь, во двор посыпались штурмовики. Еще четыре турели, как оказалось расположенные на стенах так, чтобы на открытом пространстве перед фабричным корпусом образовался огневой мешок, выскочили из шахт, чтобы тут же получить свою порцию стали от снайперов. Причем, сейчас, как я понимаю, работала не только та пара, что устроилась на облюбованной мною крыше барака, но и еще, как минимум, двое спецов, расположение которых я мог лишь угадывать…
Покрутив так и сяк карту прилегающей местности, краем глаза следя за картинкой с поля боя, я пришел к выводу, что вторая пара должна была засесть где-то в районе фабричной трубы, метрах в трехстах к западу от НП. В этот момент с расположенного на нем фиксатора пришел большой «бэмс» и я, свернув карту, вернулся к просмотру штурма. Как оказалось, бамкнула та самая боевая платформа, пытавшаяся, как я понимаю, пулеметным огнем выдавить штурмующих обратно во двор. За что и была перевернута слаженным ударом объединившихся в круг трех огневиков. Стрелять в таком состоянии, обожженная, если не сказать запеченная, машина не могла и закономерно прикинулась веником. Жаль, что мне так и не удалось побывать в здании и установить там хоть парочку фиксаторов… Бой полностью переместился внутрь, так что мне осталось только слушать сухое стаккато выстрелов и редкие «бумканья» гранат.
А потом, машины замерли во дворе бестужевской усадьбы, и меня с двойняшками, ждавшие нашего приезда медики, чуть ли не насильно выковыряли из салона, чтобы тут же уложить на носилки и аллюром доставить в медблок. Пытаться отвертеться в таких случаях глупо и нерационально, все равно никто ничего не послушает, потому я со стоическим пофигизмом переждал этот, действительно, стихийно-неуправляемый процесс обследования и, облегченно вздохнув, хотел уже было сбежать на кухню к Раисе, но не судьба…
* * *Мила, стоя у огромного окна в коридоре медблока, с жалостью смотрела на заторможенную сестру, бессмысленным взглядом пялящуюся в стену бокса, пока вокруг нее крутились медики Бестужевых. Но вот, осмотр завершен, и подскочивший к Лине доктор, профессионально-неуловимым движением, прижал к ее шее инъектор. Секунда, и тело сестры, обмякнув, осело на кушетке. Бережно придерживая отключившуюся девушку, пара медиков аккуратно уложили ее на спину и исчезли из поля зрения, уступив место двум молодым девушкам-медсестрам. Тут же, вокруг кушетки упали непрозрачные белые шторы, отрезая происходящее внутри от внешнего мира. Мила вздохнула…
В таком состоянии она не видела сестру… да никогда не видела. Она даже на смерть матери так не отреагировала, а этот Роман… Да, туда ему и дорога! Это ж надо такое придумать, а? Похитить одну из Громовых! И кто?! Свои же родственники, родители матери!
Наверное, только сейчас, до Милы начало доходить, что все эти заморочки с единством рода, не просто пафосный, выспренный лозунг отживающих своё ретроградов, а что-то большее. Если так ведут себя близкие люди, родные дед с бабкой, то чего можно ожидать от остального мира, и как от него защищаться? В одиночку? Бессмысленно. Сомнут, сожрут и не подавятся… А на кого можно опереться, кто поможет? Род. Свой род… вот, как помог сейчас Лине, Кирилл…