Маятник Фуко - Умберто Эко

Рекламный запуск производится с сатрапическим размахом. Пресс-релиз на десять страниц, биография автора, критический разбор. Никакого подобия стыдливости, поскольку мы уверены, что в редакциях всех журналов и газет пресс-релиз немедленно выбросят в корзину. Печатается тираж: тысяча экземпляров в листах, из них триста пятьдесят переплетаются. Двести переплетенных экземпляров направляются автору, пятьдесят — в малоизвестные «фирменные» книжные лавки, пятьдесят в журналы провинции, в которой обитает автор, еще тридцать на всякий случай в газеты, потому что иногда бывает, что сообщениями о них затыкают дырки на полосах «Поступило в редакцию». Один экземпляр, как правило, передается в дар больнице или исправительному заведению, и понятно, с каким скрипом после этого там идет как лечение, так и перевоспитание.

Летом присуждается премия Петруцеллис делла Кукуцца, порождение Гарамона. Расходы на премию: полный пансион для членов жюри в течение двух дней, Ника Самофракийская из красного гранита. Поздравительные телеграммы от авторов издательства «Мануций».

Наконец настает время для момента истины, приблизительно через полтора года. Господин Гарамон пишет автору письмо: Мой любезный друг, я предвидел это, вы явились миру с пятидесятилетним опережением. Рецензии, как вы сами видели, суперхвалебные, премии, восхищение критики, все это вам известно, и не стоит повторяться. Однако продано, увы, совсем немного экземпляров, публика не подготовлена. Мы вынуждены освобождать свои склады в соответствии с клаузулой контракта (прилагается). Или под нож, или вы приобретаете остатки по половине цены обложки, вам предоставлено контрактом подобное право. Де Губернатис теряет голову от горя, родственники его утешают, тебя просто не сумели понять, конечно, если бы ты был как все эти, если бы сунул кому следует взятку, тебя бы похвалили даже в «Коррьере делла сера», это все мафиози, надо принимать вещи как они есть. От дарственных экземпляров осталось только пять штук, а между тем они всегда могут понадобиться, сколько людей еще не охвачено, не допустим же мы, чтобы твоя книга пошла в макулатуру и из нее сделали туалетную бумагу, посмотрим, сколько мы сумеем наскрести, в любом случае это оправданная трата, жизнь дается нам только один раз, напиши, что забираешь пятьсот экземпляров, а что касается остальных, сик транзит глория мунди.

У «Мануция» лежат на складе 650 экземпляров в листах, господин Гарамон переплетает пятьсот и отправляет их наложенным платежом. Результат: автор авансом оплатил стоимость производства двух тысяч экземпляров, из которых издательство отпечатало тысячу и переплело 850, из которых 500 были оплачены автором вторично. Пять десятков авторов в год, и бюджет «Мануция» закрывается с хорошим активом.

И без угрызений совести: ведь это продается счастье.

40

Трус умирает много раз до смерти.

Shakespeare. Julius Caesar, II, 2

Я всегда усматривал противоречие между самоотдачей, с какой Бельбо работал над творениями почтенных авторов «Гарамона», стремясь к тому, чтобы гордиться выпущенными книгами, и разбойным коварством, с которым он не только помогал обводить вокруг пальца бедняг, приходящих в «Мануций», но и отправлял на улицу Гуальди тех, кого считал неподходящими для «Гарамона» — именно это он на моих глазах пытался проделать с полковником Арденти.

Работая с ним, я часто задавал себе вопрос, почему он соглашается участвовать в таких инсинуациях. Думаю, что не ради денег. Он достаточно хорошо знал свое дело, чтобы найти высокооплачиваемую работу. Я долгое время считал, что он это делал потому, что ему представлялся случай наиболее полно исследовать человеческую глупость, причем с идеального наблюдательного пункта. То, что он называл глупостью, недоступный паралогизм, преступный бред, скрытый под маской безупречной аргументации — все это завораживало его, и он то и дело это повторял. Но это тоже была маска. Диоталлеви — тот занимался этим шутки ради, может быть, в надежде, что какая-нибудь книга «Мануция» подарит ему однажды новую комбинацию Торы. И я сам втянулся в это чисто для развлечения, ради смеха, из любопытства, особенно после того, как Гарамон запустил проект «Гермес».

С Бельбо дело обстояло по-другому. Я ясно осознал это, только порывшись в его файлах.

Имя файла: месть, страшная месть

Она приходит так. Если даже в кабинете есть люди, она хватает меня за воротник куртки, приближает ко мне свое лицо и целует меня, Анна, которая, чтобы поцеловать, становится на цыпочки. Она целует меня, будто играет на флиппере.

Она знает, что меня это стесняет. Но подставляет меня. Она никогда не лжет.

— Я тебя люблю.

— В воскресенье увидимся?

— Нет, я провожу выходные с другом…

— Ты хочешь сказать, с подругой.

— Нет, с другом, ты его знаешь, это тот, который на прошлой неделе был со мной в баре. Я пообещала, ты же не хочешь, чтобы я забирала свои слова назад?

— Не забирай, но не устраивай мне… Прошу тебя, я должен принять автора.

— Гений, которого надо запустить?

— Несчастный, которого надо уничтожить.

Несчастный, которого надо уничтожить.

Я зашел за тобой к Пиладу. Тебя не было. Я долго ждал, потом пошел один, чтобы успеть до закрытия галереи. Я делал вид, будто рассматриваю картины — все равно, как говорят, искусство мертво со времен Гельдерлина. Мне понадобилось двадцать минут на то, чтобы вычислить ресторан, потому что художники всегда выбирают те, что станут знаменитыми только месяц спустя.

Ты была там, среди привычных лиц, рядом с человеком со шрамом. Ты ни на секунду не смутилась. Посмотрела на меня красноречиво и одновременно — как тебе это удается? — вызывающе, как бы говоря: ну и что? Самозванец со шрамом уставился на меня как на самозванца. Остальные, которые ориентировались в ситуации, выжидали. От меня требовался повод, чтобы затеять ссору. Я бы легко выпутался, даже если б он меня поколотил. Они все знали, что ты пришла сюда с ним, чтобы спровоцировать меня. Независимо от того, позволю я себя спровоцировать или нет, моя роль была предопределена. В любом случае я давал представление.

Представление — так представление, я выбрал легкую комедию и любезно принял участие в разговоре, надеясь, что кто-нибудь восхититься моим самоконтролем. Единственный, кто мною восхищался — это был я сам.

Ты трус, когда чувствуешь себя трусом. Мститель в маске. Как Кларк Кент, я забочусь о молодых непонятых гениях и, как Супермен, наказываю старых гениев, справедливо непонятых. Я помогаю эксплуатировать тех, которые не были так смелы, как я, и не сумели ограничиться ролью зрителя.

Возможно ли это? Всю свою жизнь наказывать людей, которые никогда не узнают, что были наказаны? Ты захотел стать Гомером? Держись, бедняк, и верь.

Я ненавижу того, кто пытается продать мне любезную иллюзию страсти.

41

Если мы вспомним, что Даат располагается в точке, где Бездна отсекает Срединный Столп, и что расстояние от начала Срединного Столпа до его конца — это Путь Стрелы… и что там покоится Кундалини, мы увидим, что Даат заключает в себе тайну как зарождения, так и возрождения, ключ к проявлению всех вещей через различия противоположных пар и их соединение в Третьем Члене.

Dion Fortune. The mystical Qabalah, London, Fraternity of the Inner Light, 1957, 7.19

Как бы там ни было, я должен был заниматься не издательством «Мануций», а чудесными приключениями металлов. Я стал прочесывать миланские библиотеки. Отправной точкой послужили учебники, я выписывал из них библиографию, и от нее поднимался к более или менее древним первоисточникам, где мог наткнуться на интересные иллюстрации. Нет ничего хуже, чем иллюстрировать главу о космических путешествиях фотографией последнего американского зонда. Господин Гарамон научил меня, что, когда не можешь найти выход, как минимум нужен ангел Гюстава Доре.

Я собрал богатый урожай любопытных репродукций, но их было недостаточно. При подготовке иллюстрированного издания, чтобы выбрать хорошую картинку, нужно просмотреть по меньшей мере еще десяток.

Я получил согласие на четырехдневную поездку в Париж. Маловато, чтобы обойти все архивы. Я отправился туда с Лией, прибыл в четверг, а обратный билет заказал на вечер понедельника. Я сделал ошибку, запланировав посещение Консерватория на понедельник — именно в этот день Консерваторий закрыт. Слишком поздно, я вернулся оттуда ни с чем.

Бельбо был этим раздосадован, но я собрал много интересных материалов, и мы представили их господину Гарамону. Он просмотрел привезенные мной иллюстрации, многие из которых были цветными. Затем взглянул на счет и присвистнул: Дороговато, дороговато. Разумеется, мы выполняем миссию, работаем во имя культуры, за va sans dire, но мы — не Красный крест, более того, мы не ЮНИСЕФ. Так ли необходимо было покупать весь этот материал? Возьмем хотя бы это, я вижу какого-то усатого господина в кальсонах, вроде д'Артаньяна, окруженного абракадабрами и козерогами, это что, Мандрейк?