Ад уже здесь - Сурен Цормудян

— Отчего вы смеетесь? — комиссар пожал плечами.

— Зачем вы цирк это разыгрываете? Да я молод! Да я вырос уже на пепелище мира! Но я не идиот! Я книжки читал и знаю этот прием, ясно вам?! Злой следователь, добрый следователь… Херня все это! Мы не Гау! И бросьте ваши потуги бесперспективные! Мы прилетели вчера из Екатеринбурга! На самолете прилетели! На СА-МО-ЛЕ-ТЕ! Ты когда последний раз видел самолет, дядя?! Я сын русского офицера! Среди нас еще два офицера! Моряк и летчик! Настоящие офицеры, которые до сих пор о присяге не забыли! И брат мой названный, которого мои родители приютили, когда все гаркнулось! Так какого хрена вы клеймите нас какими-то Гау?!

Николай сорвался на крик и готов был броситься на этого человека. Однако комиссар сохранял спокойствие и внешне ни как не реагировал на этот эмоциональный взрыв.

— Следователь уверяет, что ваши товарищи сознались в принадлежности к легиону Гау. Как вы это прокомментируете?

— Ваш следователь козел! Это ложь наглая! Вы меня не сломали, а Варяга и Илью вообще никому не сломить! Они воины! Они не могли оговорить себя! Это брехня все!

— Ну ладно. А с какой целью вы прилетели?

— А вот подите вы к черту, товарищ тезка. Мы об этом скажем только вашему Старшине. Нам нужна помощь. Потому что мы взяли на себя ответственность за выживание всех выживших на земле. Вы себе не представляете, какая угроза над всеми нависла!

Комиссар улыбнулся и покачал головой.

— Ладно. Я доложу о вашей просьбе товарищу Старшине, — он улыбнулся и, повернув голову в сторону двери, крикнул, — Конвой!

В кабинет вошел вооруженный вояка, которого в темноте запросто можно было бы принять за молохита. Огромного роста с плечами, которые, наверное, были созданы, чтоб на них таскать гаубицу. Шея едва ли не шире круглой головы с покатым лбом.

— Слушаю, товарищ комиссар, — произнес он неестественным для своей внешности мягким голосом.

— Задержанного в коридор. Ждать меня. А пока пригласите сюда следователя Ежова.

— Есть, — конвойный кивнул, — Задержанный встать!

Николай поднялся.

— Руки за спину, смотреть в пол! На выход!

Васнецов повиновался. Он вышел в коридор. Там стояло еще несколько бойцов. Николай видел только ноги.

— Лицом к стене! — крикнул другой вояка.

Николай выполнил и краем глаза заметил, что лицом к стене стоят еще три человека. Он повернул голову. Это были его товарищи. Варяг, Людоед и Славик.

— Мужики, вы как? — тихо спросил он, обрадовавшись, — Мне сказали что вы…

— Не разговаривать! — заорал кто-то прямо над ухом и ткнул его автоматом в спину, — Головой упереться в стену и смотреть на свои ноги!

Мясник-следователь Ежов вошел в свой кабинет.

— Ну что? — спросил он у комиссара.

— Он не глупый, как и его друзья, — пожал плечами комиссар, — Правда, излишне эмоциональный. Разговорить его легко. Только для этого надо быть не костоломом, а психологом.

Ежов тихо хохотнул.

— Да ладно тебе, Андреич.

— Плесни-ка мне воды, — Николай Андреевич перебил следователя и кивнул на графин. Ежов налил стакан и протянул комиссару.

— Холодная зараза, — поморщился тот, отпив, и стал растирать горло. — Гланды болят неделю уже.

— Лечиться тебе надо, Андреич.

— Посмотрим…

— Ну, так что он рассказал тебе?

— Про самолет раскололся практически сразу. Я же говорю, подход нужен грамотный. Значит, не почудился пограничному дозору вчера летящий самолет. Очень интересно.

— Даже так, — хмыкнул следователь, — И куда их сейчас?

— Пока в карантин нашего управления.

— Ну ладно. А с чего вашему управлению этим делом заниматься? Это ведь наш хлеб. У вас задачи другие. Тут же рядовой случай, если не считать, конечно, самолет.

— Другие, — комиссар кивнул. — Только Старшина это дело на личный контроль взял.

— Сам Старшина? Это почему? — Ежов удивился.

— Во-первых, самолет. Событие из ряда вон. Во-вторых, очень интересная у них машина. Ну и в третьих груз. То, что гвардейцы при досмотре там обнаружили и сразу доложили напрямую старшине, минуя инстанции. Вот он и заинтересовался, что это за люди.

— Да титорасы это! Ежу понятно! — усмехнулся следователь.

— Ежу говоришь понятно? — комиссар посмотрел на Ежова с каким-то пренебрежением. — Но если ты забыл, я тебе напомню, что Старшина не еж. И я, представь себе, тоже. Мы люди.

Следователь нервно кашлянул.

— Андреич, я не то имел ввиду…

— Подумай сам. У Титоса есть великолепные диверсанты из числа легионеров. И есть тысяча способов проникнуть скрытно на территорию Новой республики и приблизиться к нашему городу очень близко. Диверсанты Гау могли такое сделать. Другое дело, что бы это им дало? Группа должна быть маленькой для пущей скрытности, но малая группа не в состоянии произвести сколь-нибудь значимую акцию у нас. Если только у них нет чего-то особенного. Эти четверо могли нас уничтожить всех одним ударом. Однако они этого не сделали, а перли открыто, да еще и остановились на границе и не оказывали никакого сопротивления. Почему? Ответ очевиден. Они не Гау. Они издалека и о местных делах вообще понятия не имеют.

— Погоди, Андреич. А чем они нас могли?

— У них в машине ядерная бомба.

Ежов раскрыл рот и выпучил глаза.

— Что?…

— Ты не ослышался. Диверсионный ядерный заряд. Они могли пустить его в ход, скрытно подобравшись к городу. Но они этого не сделали. А ты знаешь Гау. На них не похоже.

— Нет, погоди, атомная бомба?!

— Слушай, дружище, не трепись об этом. — Комиссар, наконец, поставил стакан на стол. — Стульчик под тобой итак очень шаткий.

— То есть?

Николай Андреевич направился к выходу и, обернувшись у двери, произнес:

— Если я еще раз узнаю, что ты пытаешь задержанных, я заведу на тебя дело. А ты знаешь, как относятся в политуправлении к нарушителям старшинистической морали.

— Андреич, ты чего! — воскликнул Ежов, — Мы же не первый год знаем друг друга!

— Вот именно. И поэтому ты должен хорошо понимать, что я не шучу. Будь здоров.

И комиссар-наблюдатель вышел из кабинета.

54. СТАРШИНА

Это становилось уже дурной привычкой, находиться в карантине. На сей раз, не было клетки, как у Московских конфедератов. Не было уютной комнаты с музыкой из динамика, как у рейдеров. Был карцер со скрипучей кроватью. Холодный и сырой. С тусклым светом. Электричества едва хватало, чтоб хоть чуточку накалить вольфрамовую нить спрятанной в плафон из толстого мутного стекла лампочки. Но удручало не это. Удручало то, что в этом карантине их держали отдельно друг от друга. Николаю уже казалось, что он прошагал несколько километров, меряя шагами карцер из угла в угол. Останавливался. Тупо смотрел на паутины трещин в стене из крупных шлакоблоков. Снова мерил шагами. Поговорить с товарищами так и не удалось. Конвой воспрещал это делать, пока их сюда вели. Хотя, быть может, их разлучили сразу. Ведь глаза им снова завязали. Во всяком случае, они живы и здоровы. Уже это должно было радовать. Но настроение были подавленным. Даже снисходительное обращение комиссара не оставляло положительных впечатлений. Они ведь хотели добыть топливо и сократить время пути при помощи все того же самолета. Но теперь получалось, что им предстоит пробыть взаперти неопределенное время.

В голове Николая постоянно крутилась мысль, что возможно стоило идти к Гау. Он ругал себя за отсутствие инициативы в данном вопросе. Ругал товарищей за неправильное решение в выборе союзника. Ругал старого охотника за то, что он, судя по всему, ввел их в заблуждение своим рассказом о местной ситуации, основанном на его личной неприязни к Гау и предвзятости.

Васнецов, наконец, перестал ходить и улегся на кровати, которая заскрипела, напомнив о родной солдатской койке в родном и невероятно далеком подвале Надеждинска.

«Надо было ставить на Гау» — вздохнул он и прикрыл глаза. После этого прошло меньше минуты, и он погрузился в глубокий сон.

Огромная толпа, собранная в большом ангаре продолжала истошно вопить. Мужчины, женщины подростки. Много людей в униформе НАТОвского образца. Ее нетрудно было узнать по характерным кевларовым шлемам, чем-то напоминающим германскую каску сталкера Армагена из Москвы. По защитным наколенникам и налокотникам. Те, кто разрабатывал амуницию для солдат НАТО, знали свое дело хорошо. Они заботились о защите и комфорте своих солдат. Она отличалась от формы российских солдат обилием продуманных деталей и элементов. Чего греха таить, в российской армии закостенелое мышление засидевшихся в креслах чиновников и бюрократов было далеко от того, чтобы озаботиться о добротном обмундировании своих солдат. Бойцам не хватало качественной обуви. Им давали повседневную форму, которая в силу своего качества принимала плачевный вид после первой же стирки, а там наверху думали не об этом, а о том, подшит солдат белым подворотничком, который практически не имел никакого смысла или нет. А все новое и качественное, что создавалось для армии, можно было найти лишь на рынке и в магазинах. Хотя в небольших количествах новая и по многим параметрам превосходившая западные образцы униформа все-таки доходила до некоторых подразделений Российской армии. Так, во всяком случае, рассказывали на занятиях в новой эпохе. Эпохе после всеобщего конца. Тем не менее, на занятиях с воспитуемыми в Надеждинске немало внимания уделяли униформе солдат НАТО. Если поначалу после атомной войны ожидалось, что очень скоро придется с ними столкнуться на своей земле, то много позже, когда все покрылось снегом и тучами, эти уроки стали больше похожи, лишь на дань прошлому. На занятиях говорили о достоинствах и недостатках униформы противника и о том, что наша армия выигрывает у них лишь не имеющими мировых аналогов тулупами, ушанками и валенками. Поначалу это могло звучать смешно. Но спустя некоторое время именно от тулупов валенок и ушанок стала зависеть человеческая жизнь. Да и вообще выживание вида. И все прелести НАТОвской повседневной одежды канули в прошлое. Он еще долго разглядывал всю эту нескончаемую массу людей, поражаясь синхронности их возбуждения и единому порыву, в котором они что-то монотонно вопили. Мужчины, женщины, подростки. Иногда старики или взрослые с грудничками на руках. Их взоры, отражающие бордовый с синим свет в ангаре, были устремлены к большой трибуне, на которой, однако, никого не было.