Техник-ас - Панов Евгений Владимирович

Накануне нового, 1943 года возвращались с боевого задания. Мы с Яковенко, как всегда, шли чуть выше и в стороне. Только пересекли линию фронта, как обнаружили километрах в трёх от нас идущую в нашем направлении группу самолётов. Приблизившись, я хорошо их рассмотрел. Немецкие пикировщики Ю-87, восемь штук, почти полный штаффель. Идут как на параде и без истребительного прикрытия. Ну, это уже наглость, и от неё надо лечить. Хирургически.

Даю Ромке команду «Делай как я» и выпускаю шасси. У нас этот приём называется «обуть лапти». Так Ил-2 становится визуально похожим на немецкий «лаптёжник». Сблизились с замыкающими самолётами противника и открыли огонь. По-моему немцы сразу и не поняли, кто их убивает. Два «юнкерса» пошли в своё последнее пике, а мы, убрав шасси, атаковали следующих. Сбили ещё по одному, прежде чем немцы опомнились и, сбросив в чистое поле свой груз, перевернулись через крыло и сорвались вниз, удирая от нас. Преследовать их мы не стали: топлива осталось маловато для этого.

А на следующий день за мной пришли.

Меня вызвали в штабную землянку. Подходя к ней, я увидел, что рядом стоит выкрашенная извёсткой в белый цвет «эмка». Похоже, кого-то принесло к нам.

Войдя в землянку, увидел, помимо находившихся там Мартынова и Гольца, ещё одного гостя с петлицами майора госбезопасности.

– Гражданин капитан, рядовой Копьёв по вашему приказанию прибыл, – при постороннем по всей форме доложился я.

– Вы ведь раньше были майором, рядовой Копьёв?

Гость смотрел на меня так, словно пытался взглядом прожечь дыру.

– Да, был, гражданин майор.

– И летали на истребителях?

– Да.

– Тогда почему вас отправили отбывать наказание сюда, а не в истребительную часть?

– Этого я не знаю, гражданин майор. Куда направили, там и воюю.

– И хорошо воюете?

– Рядовой Копьёв за время нахождения в составе эскадрильи зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны, – вмешался в разговор Мартынов. – Дисциплинирован, в бою действует смело и умело. На штурмовике сбил семь вражеских самолётов, в том числе три истребителя. Командованию направлено ходатайство об освобождении рядового Копьёва как искупившего вину своими действиями.

– Вы вчера сбивали немецкие самолёты, гражданин Копьёв? Расскажите, как это произошло.

– Возвращался с ведомым с боевого задания и обнаружил идущих к нам в тыл немецких пикировщиков. Принял решение атаковать их и заставить сбросить бомбы в поле. В результате сбил два Ю-87, и столько же сбил ведомый.

Остальные немцы сбросили бомбы и повернули назад. Преследовать возможности не было, так как топливо было на исходе.

– Вы знали, что находится под вами?

Взгляд майора стал подобен стальному клинку.

– Нет. Видел только какие-то строения, несколько автомашин и больше ничего.

– Ну что же, можете идти, гражданин Копьёв.

Я развернулся и вышел. И к чему были все эти расспросы? Ёжась от пронизывающего ветра, отправился к себе в землянку. Сегодня завьюжило, и полётов не будет.

Примерно через час меня снова позвали в штаб. Гость уже уехал. За столом сидели лишь Мартынов, комиссар и Голец.

– М-да, заварил ты кашу, майор.

Голец встал, подошёл к висящей на потолке керосиновой лампе, приподнял стеклянную колбу и прикурил.

– А что случилось-то?

Я вообще не понимал, что происходит.

– Сбитый тобой «юнкерс» упал прямиком на блиндаж, в котором в тот момент находился член Военного совета фронта Хрущёв. Все, кто там был, погибли. Так что пока идёт разбирательство, приказано тебя от полётов отстранить и взять под стражу. А так как гауптвахты у нас нет, то будем считать, что под стражей ты будешь находиться в своей землянке. Так что сиди там и не высовывайся.

Я шёл к себе и мысленно офигевал. Нет, я, конечно, понимал, что своим появлением здесь, в этом времени, уже изменил ход истории. Это было заметно во время обороны Москвы, плюс уничтоженный Манштейн. Но тут уже совсем другое дело. Как там было? Бабочка Брэдбери? А тут я не бабочку, тут я целого птеродактиля затоптал. Хотя я и бабочек этих перетоптал уже более чем достаточно. Теперь уже точно можно быть уверенным, что ход истории изменится. И бог весть, куда она теперь вывернет.

Под стражей меня продержали неделю. Всё по-честному, даже часовой у входа в землянку стоял. А через неделю Мартынов сказал, что хватит мне разлёживаться, пора и честь знать. А значит, вперёд, на вылет.

Вновь начались боевые будни. Следующие две недели слились в каком-то калейдоскопе. Мы летали почти без перерыва, уничтожая немецкие танки, пытающиеся прорваться к окружённой в Сталинградском котле 6-й армии под командованием Паулюса. Не знаю, кто командовал немцами вместо Манштейна, но дрались они отчаянно и пёрли напролом.

А мы несли потери. Из того состава, что был на момент моего прибытия в эскадрилью, остались лишь четыре пилота: я, Котик, Яковенко и бывший лейтенант Мамчур. Последний был просто безбашенный, прилагая все силы, чтобы вернуться обратно в строевую часть. Из тех, кто выбыл, лишь один был отчислен из состава штрафной эскадрильи как искупивший свою вину успешными боевыми вылетами. Остальные семеро погибли. Но свято место пусто не бывает, и вместо них присылали новых залётчиков. Круговорот штрафников в природе, вернее, на фронте.

Двенадцатого января 1943 года пришло радостное сообщение о прорыве накануне блокады Ленинграда[81]. Войска Ленинградского и Волховского фронтов полностью освободили южный берег Ладожского озера и выбили немцев из Шлиссельбурга. У Ленинграда появилась сухопутная связь с остальной страной. И пусть пробитый с таким трудом коридор составляет в ширину лишь восемь-десять километров, но я-то знал, что уже через считаные дни там будет проложена железнодорожная ветка, по которой под постоянным артобстрелом в измученный город пойдут эшелоны с продовольствием.

Эх, как там мой девочки? Соскучился неимоверно. И писем нам, штрафникам, ни писать, ни получать не положено.

Вернувшись из очередного вылета, я кое-как выбрался из кабины и лишь присвистнул, увидев здоровенные рваные пробоины на крыльях и сзади в фюзеляже. Потрепали нас немецкие зенитки, как Тузик грелку.

– Товарищ майор! Вас срочно вызывают в штаб! – молодцевато вскинул ладонь к шапке подбежавший адъютант командира эскадрильи, из постоянного состава.

– Ты какой белены объелся, так меня называя? – лениво спросил я.

Сил не было даже просто думать. Хотелось рухнуть прямо в снег и там затаиться в обмороке. Часа по четыре на каждый глаз.

– Ну, как мне приказали, так я и передал, – расплываясь в улыбке, ответил адъютант в звании младшего лейтенанта.

Какая-то искорка шевельнулась в груди, и я отправился вслед за своим провожатым.

В землянке, неожиданно для меня, находился уже знакомый мне майор госбезопасности. Стоило мне войти, как Мартынов, а вместе с ним и все остальные, встали.

– Товарищ гвардии майор! – Командир эскадрильи надел шапку и приложил ладонь к виску. – Разрешите поздравить вас со снятием судимости и возвращением воинского звания и всех наград.

Комок подкатил к горлу, а в углу глаза что-то предательски защипало. Я медленно поднял раскрытую правую ладонь в ответном воинском приветствии и, кашлянув, чтобы сбить комок в горле, хрипло произнёс:

– Спасибо, товарищи! Служу Советскому Союзу!

Ну а потом, когда Мартынов помог мне закрепить майорские петлицы (награды ждут меня в Москве в штабе ВВС), приехавший майор, представившийся как Гольдберг Ефим Абрамович, рассказал мне интересную историю.

Началось всё с того, что его заинтересовало, почему лётчика-истребителя вдруг отправили в штурмовую штрафную эскадрилью. Гольдберг начал наводить справки, и тут вскрылась очень интересная история.

– Вы, товарищ майор, знакомы с капитаном Тарченко Иваном Яковлевичем?

– Впервые слышу о таком, – удивился я.