След страсти - Анна Дубчак

Он подхватил ее и отнес на постель. И, обнимая ее, покрывая поцелуями, он почему-то не пошел в своих ласках дальше, остановился на полпути и утонул в собственной к ней нежности. Уже засыпая, Рита подумала о том, что Рай любит ее, но почему-то обнимает, словно прощаясь...

Кошмарные сны

Тая постелила Можарову в кабинете, на диване. После того что он пережил под дверями Риты, принимавшей у себя Амфиарая, она не могла отпустить находящегося в ужасном состоянии Сергея домой — боялась, что он сделает что-то с собой. Сначала, конечно, она дала ему выпить. Есть он отказался. Саша тоже выпил — он находился под впечатлением того, что на днях возвращается муж Таи, а потому пытался представить себе свою жизнь без нее. Он страдал, а потому не знал, как себя вести, чтобы Тая поняла, что он уже не может без нее... Возраст, который не был помехой в физической любви, дал о себе знать теперь, когда он, с телом мужчины, но с кошельком школьника, подрабатывающего на летней практике, оказался не в состоянии предложить своей любовнице хотя бы крышу над головой, не говоря о содержании.

Все разговоры Таи о возвращении мужа носили весьма странный характер. С одной стороны, она была как будто напугана тем, что развод может лишить ее средств к существованию, но с другой стороны, Саша чувствовал, что она где-то внутри себя спокойна и уверена в том, что муж ее не обидит, что даст развод и содержание. Ничего не зная об отношениях между Таей и ее мужем, находящимся в постоянных разъездах, Саша рисовал себе самые мрачные картины его возвращения. Они — Саша с Таей — в постели, и в это время дверь открывается словно сама, и на пороге возникает загорелый толстый и маленький человечек в фетровой шляпе, потный, в светлом костюме и колонизаторской пробковой шляпе-шлеме, под мышкой — очередная африканская маска, а на груди — бусы из акульих зубов. Мгновение, и черный зрачок пистолета смотрит прямо на Сашу, голого, скачущего по спальне на одной ноге, пытаясь надеть трусы... Пиф-паф! Море крови, и Саши больше нет. Смешная картинка в траурной рамке. Рита с Амфиараем идут за гробом... Тая в развевающейся черной вуали в обнимку с матерью, Ириной Васильевной...

Саша слышал, как Можаров стонет во сне — стены в квартире были тонкие. Обнимая Таю сзади и дыша ей в затылок, чудесный затылок в теплых колечках темных и душистых волос, Саша чуть не плакал, мысленно прощаясь с ней, с ее нежным телом, мягкой грудью, чуть располневшей талией, за которую он держался, как утопающий за брошенный ему откуда-то с неба спасательный круг.

Тая проснулась и повернулась к нему, подобрала его к себе поближе, обняла его худые ноги своими мягкими бедрами и стала гладить по голове как маленького.

— Да не расстраивайся ты, может, еще все образуется... Если ты думаешь, что он прирежет меня из ревности, то можешь не переживать — у нас не те отношения. Я-то нервничаю из-за другого, у меня ничего нет, а ты ничего не бойся. В любом случае я же здесь, рядом с тобой. У тебя впереди ответственный год, тебе надо будет нанимать репетиторов, чтобы ты смог хорошенько закончить школу и поступить в университет или куда-нибудь еще, чтобы тебя не загребли в армию. И поверь мне, я сделаю все, чтобы только ты был счастлив. Даже если ты полюбишь какую-нибудь девочку, я не стану на тебя злиться, хотя мне ужасно жалко будет тебя отдавать. Ведь ты сильно изменился с тех пор, как ты со мной. Я тебя многому научила, и делала это, конечно, для себя. Под себя. Но жизнь, она штука жестокая... Сашенька ты мой хороший... — Она обняла его. — Спи и ни о чем не думай... У нас с тобой все хорошо. Слышишь, как стонет во сне Можаров? Вот ему не позавидуешь. Но он сам виноват — зачем было влюбляться в Риту. Рита — не для него. Она слишком красива, слишком избалована, даже в какой-то мере порочна, хотя и внешне выглядит как сама невинность.

И хотя Саша уже спал, переживая во сне очередной кошмар, связанный с возвращением Таиного мужа, она продолжала шепотом развивать свою мысль:

— Ну, посуди сам. Девочкой она стала сожительствовать со взрослым мужчиной, старше ее аж на двадцать лет. Как ты думаешь, могло это повлиять на ее формирование? Я думаю, да. Во-первых, она стала быстрее развиваться, и ее жизнь, в отличие от ровесниц, заполнилась вполне взрослыми обязанностями. Во-вторых, ей достался такой муж, при котором даже и мысли пойти налево не возникнет, уж я-то знаю Оскара... Господи, прости меня... Но покойник так любил женщин... Я думаю, что он ни на шаг не отпускал свою Риту от себя, и почти все свободное время они проводили в постели. Ты можешь спросить меня, откуда мне это известно, так я отвечу: от женщин, которые знали Оскара. Это мои подруги, которые лечились у него, рожали у него и от него... Да-да, не удивляйся. Оскар был красивым мужчиной, с хорошими генами, а потому одинокая женщина, решившая завести ребенка, предпочитала забеременеть скорее от него, чем от случайного и малознакомого мужчины. Арама спокойно к этому относился, я бы даже сказала — легко. Или же легкомысленно. Но это его жизнь, и я не имею права его осуждать за это. Не пойму вот только, почему у Риты не было от него детей. Неужели она так безнадежна? Сашенька, ты спишь? Может, и мне родить ребеночка? Хотя у меня уже и так есть... ты... А твоей матери я сказала, что у меня не может быть детей. Так просто, чтобы ее успокоить.

Тая услышала голоса. Очень далекие и в то же время близкие. Они доносились из квартиры Риты. Мужской и женский голос. Рита кричала, а Амфиарая было почти не слышно. Они ссорились. Тая даже села на постели и перестала дышать, чтобы услышать хотя бы слово. Но звуки, ударяясь о стены, искажались и плыли в густой черноте ночного воздуха, которым была заполнена квартира. Распахнутое окно показывало темно-фиолетовое небо с несущимися по нему черными клочьями облаков, подсвеченных лунным светом, и саму луну — нахальную, яркую до неприличия и заглядывающую в окна спящих людей.

Можаров снова застонал. Тая выскользнула из постели и пошла на звук.

Луна залила своим светом весь кабинет и сделала лицо Сергея совсем белым. Тая присела рядом, взяла его руку в свою.

— Тсс... Успокойся, все будет хорошо... — Она поймала себя на том, что только что успокаивала Сашеньку. И готова была сейчас подняться наверх, чтобы успокоить разбушевавшихся Риту и Амфиарая. Как же ей хотелось, чтобы все наконец обрели душевный покой и зажили счастливо. Быть может, в ней забурлила проснувшаяся с таким опозданием материнская любовь, которая искала выхода? Или же она была настолько счастлива с Сашей, что хотела видеть вокруг только счастливые лица?