Капкан супружеской свободы - Олег Рой

– И все же ты рисковала, – проговорил он ворчливо, но уже с улыбкой. – Зачем тебе дурная слава, зачем лишние сплетни вокруг твоего имени? Да и враги тебе тоже не нужны, девочка, а Лида Плетнева – все же небезызвестная фигура в российском молодежном театре… Так что в следующий раз, когда надумаешь выручать взрослого мужчину из неприятной, с твоей точки зрения, ситуации, все же сначала задумайся о себе самой, ладно?

– Да ничем я не рисковала, – пожала плечами девушка, уже сделавшаяся совсем серьезной. – Ну, будут о нас говорить не то, что есть на самом деле, – так ведь уже и так говорят, верно же? Я ведь слышала, какие вопросы задавала тебе эта Лида прямо перед моим появлением на сцене… И потом, рано или поздно все узнают, что мы родственники. Только не обольщайся, пожалуйста, Алексей: эта информация вовсе не заставит людей разувериться в своих подозрениях; напротив, сплетни будут еще громче и горячее, потому что приобретут в глазах всех дразнящий кровосмесительный оттенок…

Алексей взглянул на нее, почти не веря своим ушам. Что она так мудра, так цинична или так уж действительно безразлична к своей собственной репутации? Натали смотрела мимо него, куда-то вдаль, в окно, в занимавшийся холодный и пасмурный день, и говорила как будто бы не ему, не вслух, а только позволяя собственным мыслям свободно плескаться в настороженной тишине кухни.

– Какая разница, что о нас говорят? Какая разница, что вокруг происходит? Ведь значение имеет только то, что происходит внутри нас… Только это действительно важно и только это определяет нашу судьбу.

– Я не знал тебя такой прежде, – тихо выговорил Алексей и отвернулся в сторону. Все происходящее отчего-то стало вдруг неприятно ему, и он почувствовал легкое разочарование в своей гостье – так, укол в сердце, не более. Но до чего же этот укол был болезненным и неожиданным…

– Ты совсем никакой не знал меня, – мягким голосом поправила его Натали. Она подошла к своему взрослому далекому брату и встала так, чтобы он не смог не посмотреть на нее. – Ты вообще плохо знаешь нас всех, Лоранов. А ведь мы до последнего боремся за то, что любим.

Фраза прозвучала так непонятно для Алексея, что он уставился на девушку почти подозрительно, ожидая еще каких-нибудь не слишком приятных для себя открытий. А она, опуская глаза, продолжала просто и задумчиво, в мгновение ока превратившись в прежнюю Натали и ничуть не напоминая молодую хищницу, которую он недавно обнаружил на собственной кухне:

– Если уж говорить начистоту, я защищала от Лиды не только тебя. Честно говоря, я защищала прежде всего свою маму. Она ведь не может сейчас защитить себя сама… И она так ждет тебя. Господи боже мой, если бы ты только знал, как она тебя ждет!..

Эти слова почти воплем вырвались из груди Натали, но когда она вновь повернула к онемевшему от изумления Алексею лицо, то оно оказалось спокойным, чуть грустным и почему-то совсем не детским, даже не юным. А потом, ничуть не меняя выражения этого лица и тона, она сказала так, точно только об этом они и говорили все это время:

– Я хотела бы познакомиться с Ксенией и Наташей. Завтра воскресенье. Ты возьмешь меня с собой на кладбище?

Дорога была знакомой, пустой и уже совсем по-зимнему заснеженной, только теперь он шел по ней не один. Женская фигура рядом с ним казалась Алексею почти бесплотной, он не видел лица Натали и не ощущал ее тепла, но он точно знал, что она – есть и что она не бросит его здесь одного.

Снег все падал и падал, образуя в воздухе причудливые картины из пушистых и легких хлопьев, и ему казалось, что достаточно сделать один только вздох, один только глоток холодного воздуха, перемешанного с этим снегом, – и он проснется, очнется и все будет как прежде. Он точно знал, что все происходящее – это не сон, но все вокруг было так похоже на его давнишние кошмары, что грезы и явь, кажется, перепутались у него в голове, хотя он и не хотел думать ни о чем ином, кроме того, что идет к любимым людям. Впрочем, если это действительно сон, подумал вдруг Алексей, то впервые ему не хочется просыпаться. Наверное, это вышло оттого, что сейчас он не чувствовал себя одиноким. И еще оттого, что, при всей безмерной печали этого маленького, заснеженного, тихого кладбища, в его могилах и деревьях, скамейках и тропинках не было ничего угрожающего. Просто зимний пейзаж и просто дорога, по которой они идут вдвоем с Натали.

Поворот к двум родным могилам открылся перед ним, как всегда, неожиданно. Боль и страх уступили в его сердце место грустному узнаванию, и он вдруг понял, что сможет найти это место даже с закрытыми глазами, что оно стало для него таким же родным, как собственный дом, и что он будет приходить сюда всегда, когда ему понадобится ощутить своих девочек живыми. Как странно – оказывается, люди все-таки не умирают… Философы всех стран и времен сломали себе голову, решая проблему бессмертия, а, выходит, его нет – и нет просто потому, что нет самой смерти. Нет ее, да и все тут. В том, разумеется, случае, если кто-то нуждается в человеке и ощущает его живым…

Сгорбленная фигура на знакомой скамейке с трудом, едва заметным движением повернулась на звук шагов, и он увидел лицо, очень похожее на то, которое когда-то приходило к нему во сне. Все старые люди похожи друг на друга…

– Подумать только, – задумчиво произнесла старая женщина, – все вышло по-моему. Я так и чувствовала, что мы еще встретимся с вами.

Он согласно кивнул ей:

– Я тоже знал это. Вы здоровы, моя дорогая?

– Спасибо, сынок, – тихонько поклонилась она. – Видишь, раз могилки ухожены, прибраны, – значит, и я еще на ногах. Ты мог бы и не передавать мне деньги, я бы и так, все равно приходила к твоим девочкам… Я ж говорила тебе: мне это не в тягость.

Он отрицательно качнул головой, сам не зная, с чем он пытается не согласиться, а она перевела цепкие, чуть слезящиеся глаза на молча стоящую рядом Натали.

– Вот говорят: Бог дал, Бог и взял, – протянула она еле слышно. – А ведь забывают люди, что случается и наоборот. Бог взял у тебя все, сынок, но он же и дал тебе, верно? Вот дочь у тебя появилась, и жена, значит, будет…

Алексей не смог ничего ответить ей, да старуха, кажется, и не ждала ответа. Как странно, что она сразу назвала Натали его дочерью… Как странно, что девочка рядом с ним, показавшаяся Лиде неоспоримым свидетельством его нового любовного романа, этой женщине показалась таким же неоспоримым свидетельством возрождения его отцовских чувств… Разный духовный опыт, разное отношение к нему было у двух этих женщин? Да, и это, наверное, тоже. Но главное было не в том. Просто у старухи, сидевшей сейчас перед ним на заснеженной, мокрой скамейке, было чудесное умение видеть его, Алексея Соколовского, чувствовать его, понимать его душу. Когда-то такое умение, наверное, было и у Лиды – иначе она не смогла бы дать ему столько счастья и столько горя. Но теперь она ушла из его жизни навсегда. И, вздохнув глубоко-глубоко, он мысленно отпустил ее на волю и пожелал ей счастья.

Натали меж тем уже зашла за ограду и спокойно, красиво разложила на граните цветы, которые они вместе выбирали для Ксюши и Татки. Жена смотрела на Алексея со своего портрета чуть насмешливо и очень по-доброму, а дочка показалась ему еще более юной, нежели казалась на этой фотографии всегда. «Вот видите, – тихо шевеля губами, сказал он им. – Видите, как бывает, – я уже не один. Я знаю, вы не можете сердиться на меня за это. Дороже вас у меня все равно никогда никого не будет. Но позвольте мне иметь еще хоть что-нибудь дорогое в жизни!.. Иначе жизнь моя просто закончится – а вы, я знаю, не хотели бы этого…»

Он очнулся, когда старуха, имени которой он так и не узнал, уже уходила, растворяясь в голубоватой дымке морозного дня. Почти слившись с деревьями парка, она обернулась, как и в тот, самый первый раз, и крикнула ему слабым, но отчетливым голосом:

– Видишь, вот она, родная кровь… Кровь или душа родная – все равно это. Как я думала, так и вышло…

Уже темнело, короткий последний день ноября подернулся пеленой ночи, когда они вернулись домой. Натали не тревожила Алексея разговорами и расспросами, она усиленно хмурилась отчего-то и, похоже, напряженно обдумывала какие-то свои дела. А Алексей весь вечер потом не мог отделаться от странной мысли, что старуха на кладбище пыталась сказать ему то же, что и бабушка своим дневником, и Эстель единственной своей ночью, и Натали своим неожиданным разговором на кухне… Внешние события, катастрофы, несчастья, потери влияют на нашу судьбу ничуть не больше, нежели одно только слово, одно чувство – мимолетное или нет, неважно, – один только взгляд. Запах шиповника, сумасшедшая острая боль от его шипа, которая кажется тебе сладкой лишь оттого, что в этот миг тебя целует другой человек, – и вот уже твоя судьба решена навсегда. Один только шиповник – как одна минута наедине с почти незнакомой женщиной в незнакомом парижском саду; одна мольба, не вовремя вознесенная к небу; одно слово, сказанное или не сказанное тобой. Или один телефонный звонок, прозвеневший как раз тогда, когда ты мысленно произнес имя женщины, набравшей только что твой номер.