Второй шанс - Джеймс Паттерсон

— Нет, ты ошибся, уж я-то знаю, что это такое, — прошептала я в его остекленевшие глаза.

Глава 119

На следующий день все газеты сообщили долгожданную весть: Химеры больше не существует, а многострадальное дело о нескольких убийствах наконец-то закрыто.

Но торжества по этому поводу не было. Во всяком случае, у меня. Сотрудники отдела не устраивали пышных банкетов, не произносили хвалебных тостов и даже не поздравляли меня с победой. Слишком много людей погибло в последнее время, слишком много горя испытали их родные и близкие. Правда, мне повезло, что я не оказалась в их числе, но это слабое утешение. Клэр и Синди тоже посчастливилось избежать печальной участи, но и они не прыгали от восторга.

Я взяла отпуск на несколько дней, подлечила свой бок и руку, пострадавшую от меткого выстрела Кумбза, и много гуляла с Мартой, которая уже почти отвыкла от меня за эти дни. А мой отдел сводил воедино все улики по делу Химеры и составлял подробный отчет о выполненной работе.

Я часто прокручивала в памяти последние события и сделала неожиданное открытие. В ходе расследования я уже дважды оказывалась один на один с вооруженным и опасным преступником. Что бы это значило? Почему это происходит со мной? И как характеризует мою жизнь? Я часто вспоминала свое детство и отца, которого фактически не знала и не видела долгие годы. Я очень радовалась, когда он вновь появился в моей жизни, но потом отец опять пропал, как и много лет назад, бросив нас с мамой на произвол судьбы. Теперь я уже на надеялась встретить его когда-нибудь.

Меня стали посещать странные мысли. Иногда мне хотелось все бросить к чертовой матери и заняться чем-нибудь другим, открыть бутик, например, написать книгу или заняться живописью. Как еще можно изменить свою жизнь? Однако я понимала, что не пригодна для такого рода деятельности.

В конце концов я перестала терзать себя сомнениями и вернулась на работу. И в первый же день меня вызвал к себе Траччио. Когда я вошла в его кабинет, он встал, крепко пожал мне руку и заявил, что очень гордится мной и моей работой. А я сделала вид, будто поверила ему.

— Спасибо, — скромно произнесла я и даже улыбнулась. — И это все, что вы хотели мне сказать?

Траччио снял очки и начал усердно протирать их, из чего я сделала вывод, что меня ожидает не совсем приятная беседа.

— Нет, Линдси, садись, нам нужно поговорить. — Он взял со стола большую папку и открыл ее. — Предварительное следствие по делу Кумбза-старшего, — пояснил он, похлопав рукой по папке.

Я молча смотрела на него, не понимая, что он от меня хочет. Неужели федеральные бюрократы нашли в этом деле что-либо подозрительное?

— Нет, нет, все в порядке, не волнуйся, — успокоил меня шеф. — Здесь все проверено и никаких нарушений не обнаружено. Однако есть одна странная вещь, суть которой я никак не могу понять, — загадочно промолвил он и наклонился ко мне через стол. — Судебно-медицинские эксперты извлекли из тела Кумбза девять пуль. Три были выпущены из пистолета Джейкоби, две — из пистолета Кэппи, одна — из твоего «глока» и еще две из револьвера Тома Переса из отдела по расследованию грабежей. В целом получается восемь пуль.

Траччио сделал многозначительную паузу и уставился на меня.

— А девятая пуля не подходит ни к одному из них.

— Не подходит? — опешила я.

Что за чертовщина? Комиссия исследовала оружие всех полицейских, которые были задействованы, включая и меня.

Шеф выдвинул ящик стола и вынул оттуда пакет с большой пулей, которая на первый взгляд напоминала по цвету его глаза.

— Вот посмотри, — сказал он, протягивая мне пакет. — Сороковой калибр.

Меня как будто ударило электрическим током. Сороковой калибр...

— Забавно, не правда ли? — усмехнулся Траччио. — Эта пуля не соответствует ни одному из видов оружия, использовавшихся при задержании Кумбза. Зато соответствует вот этим пулям. — Он достал из ящика стола еще один пакет, в котором находилось четыре пули. — Мы обнаружили их в стенке гаража и в стволе дерева в том самом южном районе Сан-Франциско, где ты преследовала бандитов. Линдси, тебе это о чем-нибудь говорит?

Я была настолько поражена новостью, что у меня даже рот открылся от удивления. Я живо представила сцену на ступеньках Дворца правосудия: Кумбз шел навстречу мне с пистолетом в руке, потом стал стрелять. Но секундой ранее я слышала, как кто-то выкрикнул мое имя, причем было похоже, что человек хотел предупредить меня об опасности.

А вскоре началась беспорядочная пальба, и Кумбз упал на ступеньки. Но первый выстрел прозвучал не с моей стороны, а откуда-то сзади. Да, конечно, за спиной Кумбза стоял какой-то человек, который, во-первых, предупредил меня об опасности, а во-вторых, сделал первый выстрел из револьвера сорокового калибра. А такой револьвер был у моего отца. Значит, отец находился там и спас мне жизнь. Если бы не его первый выстрел, неизвестно, что случилось бы со мной.

А еще я вспомнила, как отец стоял на пороге моей квартиры, когда я попросила его уйти. Он выглядел таким жалким, обещал, что не станет больше убегать от жизненных проблем. Значит, это он убил Кумбза.

— Ты не ответила на мой вопрос, Линдси, — напомнил Траччио.

Я не знала, как поступить. Не могла же я выдать своего отца! Хотя он, безусловно, нарушил закон и должен понести наказание. Нет, я не допущу этого. В конце концов, я раскрыла дело, и теперь Траччио избавится от гнетущей его приставки «исполняющий обязанности начальника полиции». К тому же он сам заявил, что никаких проблем в этом деле нет.

— Шеф, — решительно ответила я, — ничего не могу сказать по этому поводу.

Некоторое время Траччио стоял, покачивая папкой, затем кивнул и швырнул ее в самый нижний ящик стола.

— Ладно, забудем обо всем. Ты проделала огромную работу, Линдси, и никто не сумел бы выполнить ее лучше.

Эпилог

Я улечу далеко

Четыре месяца спустя...

Мы собрались в церкви на Ла-Салле-Хейтс ярким и чистым мартовским вечером почти через пять месяцев после того страшного кровавого дня, когда здесь прогремели выстрелы. Следы от пуль были аккуратно закрашены, а арочное окно с некогда чудесным витражом закрыто занавеской, специально приготовленной для сегодняшнего события.

В церкви присутствовало все городское начальство с женами и детьми. Между рядами суетились телевизионщики, старательно снимая все, что могло пригодиться для вечернего выпуска новостей.

На небольшом подиуме детский хор тщательно выводил «Я улечу далеко», и их звонкие голоса гулко разносились под сводами церкви и были слышны даже во дворе. Многие прихожане прихлопывали в такт церковного гимна, а некоторые просто сидели молча, вытирая слезы.

Джилл, Клэр, Синди и я стояли в самом конце зала и с волнением слушали детей. Когда они закончили исполнять гимн, на кафедру медленно поднялся Эрон Уинслоу. Он был прекрасен в своем черном одеянии, откровенно гордился своими воспитанниками. Эрон продолжал встречаться с Синди, и мы очень радовались, что из них получилась такая замечательная и на редкость счастливая пара.

Заметив пастора, прихожане затихли. Эрон оглядел переполненную церковь, повернулся к детям и произнес:

— Всего лишь пять месяцев назад звонкие детские голоса были прерваны выстрелами сумасшедшего убийцы-маньяка. Я видел, как пули свистели над головами детей, врезались в стены церкви и разрушили наше чудесное окно с красивыми витражами. Все дети были охвачены ужасом и никак не могли понять, почему в них стреляют. И мы до сих пор задаемся вопросом, ради чего пострадали самые юные и самые невинные из нас?

Из глубины зала донеслись громкие крики «аминь». Синди наклонилась ко мне.

— Он хорош, не правда ли? — прошептала она мне на ухо. — Он самый лучший проповедник, потому что всегда говорит искренно.

— И ответ на этот вопрос заключается в следующем, — продолжал тем временем Эрон, обращаясь к притихшим прихожанам. — Эта невинная жертва проложила нам путь, по которому мы должны пройти. — Он сделал паузу и обвел взглядом притихший зал. — Мы все связаны одной нитью. Все, кто пришел сюда, чтобы почтить ее память, и те, кто понес невосполнимую утрату. Все мы — черные и белые — страдаем от ненависти. И тем не менее каким-то чудесным образом нам удается преодолеть ее. И мы выдержим это испытание, я не сомневаюсь.

Он кивнул группе празднично одетых детей, которые стояли возле белой занавески. Девочка лет десяти с косичками потянула за веревку, и занавеска упала на пол. В зале раздались восторженные возгласы. Помещение церкви залилось ярким солнечным светом, пробивающимся сквозь новое витражное стекло. Все дружно зааплодировали, а детский хор запел новый гимн.

Я слушала звонкие детские голоса, и в душе рождалось щемящее чувство боли и сострадания. Мне подумалось, как много важных событий прошло с тех пор, когда я впервые приехала сюда расследовать убийство Тэйши Кэтчингс. Я так растрогалась, что на глазах появились слезы. Клэр заметила мое волнение и пожала мне руку, Синди обняла за плечи, а сзади я чувствовала горячее дыхание Джилл.