Инфернальная музыка - Алан Фостер

– Как скажешь, приятель, как скажешь. – На гиббона было смешно глядеть – до такой степени изменились его манеры. Он поднял нечто наподобие радикально модифицированной гавайской гитары. Ласка вскинула двуствольную флейту длиной с руку Джон-Тома, а сервал принялся щипать когтями толстые струны дивной помеси виолончели с барабаном.

Подыгрывали они идеально, слаженно и с восхитительной легкостью, поддерживали каждый аккорд, подчеркивали каждую коду. За окнами таверны заблудшие ноты в опьянении вальсировали вместе с лунным светом.

Усилия эти не прошли незамеченными для посетителей таверны. Как только зазвучала новая музыка, танцующие, выпивающие и просто балдеющие подняли одобрительный и радостный гам. Они были застигнуты врасплох, хотя Джон-Том играл только базовые ритмические фигуры. Но зачарованных, взволнованных слушателей в последнюю очередь заботила простота мелодии. Главным в этой музыке – да не только в ней, а вообще во всем происходящем – была новизна.

Немало времени спустя выдохшийся Джон-Том попросил перерыва. Пальцы болели «по самые плечи», но он не обращал внимания на боль. Давненько ему не случалось играть с ансамблем. Как, оказывается, приятно не только лечить музыкой сыпь или демонстрировать Клотагорбу свое растущее мастерство мага, но и просто бренчать ради удовольствия. Это напоминало о том, как много лет назад он впервые взял в руки электрогитару. Но тут вторглась холодная действительность в виде гиббона, сияющего глазами и позументом. Он теребил Джон-Тома за рукав.

– Умоляю! Останься с нами! У тебя трудная, ни на что не похожая музыка, но она так свежа, так упоительна! Ты ведь даже не представляешь, до чего нам осточертели две паршивые вонючие песни!

Джон-Том нашел свободный стул и с удовольствием на него опустился.

– Все-таки, ребята, я не уловил суть вашей проблемы. Вы хорошо играете. Да нет, какое там хорошо – отлично. Все до одного. Я знаю в Лос-Анджелесе несколько клубов, там бы вас наняли в две секунды. – Он понимающе ухмыльнулся. – В тех заведениях даже ваша внешность не привлекла бы такого внимания, как игра.

Ласка сложилась пополам, чтобы осмотреть свое тело.

– Внешность? А что с ней не так?

– Если вам столь ненавистны эти песни, почему вы их снова и снова повторяете? Почему бы не взять на вооружение что-нибудь из моего репертуара?

Музыканты обменялись жалобными взглядами, самый выразительный получился у гиббона.

– Ах, если б мы могли! – Он взял наперевес гавайскую гитару. – Вот, к примеру, современная матросская песня, веселая, зажигательная.

Гостящие здесь моряки от нее просто без ума. Мы ее исполняли раз по десять каждый вечер.

Его пальцы защипали струны покрытого толстым слоем лака инструмента.

Тот не ответил ни единым звуком.

Джон-Том выпучил глаза. Он видел, как шевелятся пальцы гиббона, видел, как прогибаются и вибрируют струны, но ничто не тревожило его слух. Музыки не было.

– Как у вас это получается?

– Не у меня. – Стройный примат оставил гитару в покое и тяжело вздохнул. – Тут не во мне дело. – Он указал на своих товарищей:

– И не в них. В чем-то другом. В чем именно, мы даже не знаем. Последние месяцы мы встречалисьиразговаривалисомногими коллегами-музыкантами. У них – та же беда, что и у нас.

– Теперь понимаешь, почему мы называем это проклятием? – Сервал ласково гладил свой инструмент. – Похоже, оно ширится, набирает силу.

– А началось почти незаметно, – подхватил валлаби. – Сначала то здесь, то там теряешь ноту или фразу. Потом стали пропадать целые пассажи. Пальцы двигались как надо, губы и лапы – тоже, а музыки не получалось. Пошли неожиданные паузы в игре… все длиннее и длиннее.

– Танцующие бывали очень недовольны, – припомнил сервал.

– Вот так и остались у нас всего-навсего две песенки. – Валлаби, как и его товарищи, был в отчаянии. – Наверное, скоро и их забудем, или они, как и прочая музыка, исчезнут.

– Да, рано или поздно мы останемся ни с чем. – Гиббон взял гитару под мышку. – Музыканты без музыки. А это значит, что без мелодий, без песен останутся все. Эта страшная и необъяснимая пагуба охватила все ансамбли в наших краях, даже бродячих артистов, с которыми мы сталкивались.

У валлаби вдруг глаза полезли на лоб, он вскинул указующий перст.

– Что это?

В таверну вплыло облачко потерянных нот и остановилось, выглядывая из-за правого плеча Джон-Тома. Оно тихонько звенело, мерцая, как горсть розовых алмазов, плавающих в стеклянной бочке с маслом.

– Волшебство!

Явно встревоженный гиббон отступил на шаг, а Джон-Том поспешил успокоить музыкантов:

– Я же говорил, что занимаюсь чаропением. Да, это облачко – волшебство, но не мое. И к вашим неприятностям оно никакого отношения не имеет.

К ласке вернулись отвага и неутолимое любопытство, и она приблизилась бочком, чтобы получше разглядеть летучую загадку.

– Похоже, музыка не очень бодрая.

– Да, ей невесело. Мне думается, она ищет помощи. Ей срочно надо куда-то попасть, и в пути нотам требуется компания. Вот мы и идем вдогонку. – Он улыбнулся краешком рта. – Впрочем, я почти всю жизнь иду вслед за музыкой.

– Блуждающая мелодия… – Растроганный гиббон осторожно потянулся к облачку. Оно с подозрением звякнуло и укрылось за головой Джон-Тома. – А почему ты решил, что здесь нет связи? Ведь каждый из нас потерял музыку.

– А вдруг и эта принадлежит какому-нибудь несчастному музыканту? – предположил сервал.

Джон-Том растерянно заморгал. Действительно, трудно было не заметить такую связь, по крайней мере, она заслуживала некоторого осмысления.

– Но мы же можем это выяснить, не так ли?

– Почему бы попросту не спросить?

Гиббон приближался к облачку, а оно пряталось от него, металось вокруг Джон-Тома.

– Спросить?

– Да, почему бы и нет? Я люблю поговорить со своим инструментом.

– Ага, и он даже порой отвечает, когда ты хватишь лишку.

Валлаби хихикнул.

Джон-Том в смущении оглянулся на облачко.

– Ну, что скажешь? Ты как-нибудь связано с исчезновением чьей-нибудь мелодии? Имеет твоя беда что-нибудь общее с их несчастьем?

– Он указал на музыкантов.

Аккорды тихонько звенели, как звенели всегда, и не было в их голосах особой эмоциональной окраски.

– Полагаю, ответ требует истолкования.

Ласка была явно разочарована.

– Это зараза! – Гиббон нервно щипал безмолвную гитару. – Она расползается, она заставляет музыку во всем мире молчать, и никто тут помочь не в силах. Скоро придется искать новую профессию.

– Не могу себя представить никем, кроме музыканта, – печально проговорил валлаби.