Гвиневера: Королева Летних Звезд - Персия Вулли

Я услышала изумленный вздох толпы, но через минуту неловкость людей сменилась весельем. Лошадь подо мной успокоилась, перестала испуганно вращать глазами и теперь шла весело и горделиво. Я овладела настроением и жеребца, и людей одной только силой воли и молилась, чтобы больше не было никаких неприятностей.

Когда мы поднялись на холм перед домом в Эпплби, жеребец уже гарцевал со сдерживаемой энергией, но больше не брыкался, и толпа выкрикивала мое имя. Может быть, это было не совсем обычное возвращение с королевских похорон, но я не думаю, что мой отец стал бы возражать против того. Я совершенно ясно показала, что намерена предъявить свое право дочери на трон отца.

Я передала поводья груму, приказав ему отвести жеребца на пастбище и дать ему побегать столько, сколько он захочет. Мальчик кивнул, и я стояла и смотрела, как они уходят вдвоем, и мечтала о том, как бы избежать необходимости заниматься правилами политического этикета и государственными делами.

Мысль о том, что вечером на пиру придется общаться с Маэлгоном, была просто противна, но мне на помощь пришел бард Эдвен, рассказывающий о храбрости и самоотверженности короля, которого мы только что похоронили.

Тело моего отца было изуродовано и скрючено, но он оставался величавым королем, таким же преданным своему народу, какой была мама. В вечер ее смерти мы все ушли из этого зала больные и измученные лихорадкой, устало идя под дождем на священный холм, чтобы зажечь костер огнем, добытым трением. Стоная в темноте, хоровод танцоров молил о том, чтобы от нас ушла болезнь, о возрождении тепла и света, о продлении жизни. Когда оказалось, что сухое дерево не хочет разгораться, люди закричали, что нужно отдать богам жизнь моего отца, чтобы умилостивить их. Именно тогда я увидела его, танцующего среди жарких языков пламени. Сгорбленный, изуродованный и окутанный дымом, мой отец дико приплясывал в самом сердце этой преисподней, выполняя королевское обещание. Даже сейчас, будучи взрослой и понимая, что он просто всунул горящую головню в сухую середину погребального костра, воспоминание о нем, силуэтом вырисовывающиеся на фоне пламени, обжигало сердце.

Прервав свой панегирик, Эдвен прижался к своей арфе, рыдая по королю, которому он так долго служил. Бедивер бросился к нему, помог сесть на скамью у колонны, сам сел на стул арфиста и взял его инструмент.

Тем вечером однорукий рыцарь сложил балладу о моем отце, которым Британия могла гордиться.

До этого я не могла плакать, но к концу вечера меня уже душили невыплаканные слезы, и я молча ушла из зала, презрительно глядя на Маэлгона, желающего проводить меня до моих комнат.

– Надеюсь, госпожа, что ты приедешь погостить ко мне, – сказал мой кузен следующим утром, готовясь отъезжать в Гвинедд и низко кланяясь мне. – Может быть, следующей весной.

Я внимательно смотрела на Маэлгона, пытаясь найти в его словах какой-то скрытый смысл. Что-то встревожило меня в этом приглашении. Каким бы отвратительным человеком он ни казался мне, нам он был нужен как союзник. Поэтому, несмотря на свои дурные предчувствия, я пробормотала неопределенное «может быть» и пожелала ему доброго пути.

С юга приходили отрывочные вести: о том, что Артур собирает огромную, все увеличивающуюся армию. Он объединяет в одно войско всех военачальников, рыцарей, лучников и конных воинов. О Герайнте и Кадоре, спешащих к Силчестеру, их встрече с Уриеном и Агриколой после приезда верховного короля. Основная военная мощь бриттов, сплоченная под флагом с красным драконом движется на защиту Горингского прохода.

Устрашающие рассказы о том, что саксы стекаются к врагу отовсюду. Окта и Аэлль вели свои армии из Кента и Сассекса, присоединяясь к воинам Уилда и вливая свои отряды в войско самозваного короля, который утверждал, что он из их рода. Так называемые завоеватели Седрика под флагами с белыми конскими хвостами оставляют после себя пылающие дома и берут в плен бриттов.

Артур стягивает свои силы в кулак, но хотя стоит лето, он не собирается вступать в бой, не дает людям заслужить воинскую славу и поживиться военной добычей. Вместо этого он заставляет людей в Силчестере копать ямы для хранения припасов, готовясь к зиме. На юге Винчестер взят Седриком – то, что когда-то было британской землей, населенной и бриттами, и саксами, теперь место сосредоточения саксонских войск. На холмах люди из Кента и Сассекса разбили походные лагеря. Никто из малых королей не начинает военных действий друг против друга, но каждый притаился, выжидая, кто первым допустит оплошность.

Я слушала новости и приходила в ужас. Имея в запасе зиму, чтобы накопить силы, Седрик, несомненно, превратит Винчестер в опорный пункт, откуда сможет напасть на Лондон. Похоже, что Артур не сможет помешать этому. Если принять во внимание количество воинов-поселенцев, примкнувших к саксонским завоевателям, наше войско было очень немногочисленно. Если боги воспротивились нашим попыткам объединить Британию, то Седрик был великолепным орудием в их руках, чтобы наказать нас.

Находясь так далеко на севере и не имея возможности помочь или даже знать о том, что происходит, я все свое внимание обратила на другие дела, более близкие. Нужно было, укреплять мое собственное положение в Регеде и уладить вопрос с регентством Уриена. Дела забирали у меня весь день. Но каждый вечер я долго и настойчиво молилась богине, умоляя ее защитить Артура и его Дело, чтобы на следующих королевских похоронах мы клали в могилу не моего мужа.

ГЛАВА 19

РЕГЕД

С помощью Бедивера я собрала женщин и нескольких воинов своего отца и ездила от одного приозерного поселения к другому, собирая Советы, улаживая споры и проверяя боевые отряды. Куда бы я ни приезжала, я представляла людям Увейна и уговаривала их согласиться признать его отца регентом вместо меня. Увейн оказался замечательным дипломатом, и воины, большинство которых я знала с детства, с готовностью поддерживали меня. Мне было приятно, что они не усвоили римской привычки косо смотреть на женщину у власти.

Простолюдины приветствовали меня и ласково, и застенчиво, не зная точно, что более пристойно сейчас, когда я стала верховной королевой. Я сохраняла дистанцию между нами и вела себя с королевским достоинством, хотя иногда думала, что я все та же кумбрийская девчонка, которая росла здесь.

Итак, я приняла на себя новую ответственность, тщательно контролировала свои чувства и обещала себе, что, когда выполню королевские обязанности, я снова смогу смеяться и плакать.

Талиесин и Эдвен тоже были со мной, и я была довольна, что бард проявил интерес к скромному пастушонку.