Лезвие бритвы (илл.: Г. Бойко, И. Шалито) - Иван Ефремов

— Комплимент сомнителен — Гея с близнецами! Благодарю покорно!

— Вы знаете «Алтарь мира»? — удивился художник.

— Позвольте представиться еще раз: специалист по античной культуре Сандра Читти. За неимением работы — гид для показа римских древностей со знанием трех языков. Чаевые — двести лир со стада! Пастухам платят больше!

— Бедная девочка! Я вас понимаю и сейчас счастлив, что пока не надо выслушивать наставления своего американизированного босса.

— Чему же он вас учит?

— Как рисовать женщин для рекламы! Это мне!..

— Простите,— вмешался лейтенант,— я хотел сказать… насчет Геи. Я не согласен. Вы куда красивее!

Чезаре расплылся в улыбке и подмигнул Леа, а Иво одобрительно ткнул лейтенанта в бок, сказав:

— Моряки всегда смыслили в женщинах больше, чем художники. Сандра — она редкая! Ее вайтлс 38–22–38 по американской мерке в дюймах, очень секси, куда там какая-то Гея!

— Терпеть не могу голливудского жаргона,— вдруг разозлилась Сандра,— равнодушного, грубого, бесчеловечного! Со второго слова каждый режиссер, фотограф, не говоря уже о продюсере, считает себя вправе спросить: между прочим, каковы ваши вайтлс, то есть жизненно важные измерения обхвата груди, талии и бедер?

Лейтенант с откровенным удовольствием слушал Сандру. Воспитание в закрытом морском училище, а потом и вся жизнь военного моряка приучили молодого человека к мысли, что всякая очень красивая девушка обязательно охотница за мужчинами — гольддиггер. Сандра с ее балетной гибкостью и свободной манерой держаться походила на голливудских «тигриц», ибо, по убеждению многих, в Голливуде девушек специально учат сексуальной привлекательности на погибель мужской половине человеческого рода.

— Как я понимаю вас, Сандра! — воскликнул Чезаре.— Видит бог, я знаю, что есть красота. Роден, когда стал старым дураком, вдруг заявил: «Я верю, что мы никогда не будем знать точно, почему вещь или существо красивы». Это как раз точка опоры всех «истов» и оригинальничающих дельцов от фотографии. Но я хочу сделать так, чтобы как можно больше людей поняли законы прекрасного и приобрели бы настоящий вкус художника!

— Чезаре, что это ты проповедуешь? — встала на скамью Леа.— Вот она, красота! — Леа показала на хрустально-голубое море и чугунно-серые горы вдали, увенчанные грядой ослепительно белых облаков.

— И вот она! — воскликнул художник, опуская обе руки на плечи Сандры и Леа.

— Все эти возвышенные разговоры о красоте мне кажутся чепухой,— вмешался Иво, бросая за борт окурок.— Я готов играть кого угодно — западного ковбоя, вампира, фашиста или гангстера, убивающего и насилующего направо и налево,— лишь бы хорошо платили и была хорошенькая партнерша со звонкой рекламой! Кого я только не играл, и, поверьте, нисколько это меня не беспокоило!

Чезаре посмотрел на приятеля, прищурился и промолчал. Сандра отвернулась, а Леа негромко процедила сквозь зубы:

— Теперь мне понятно, отчего кончилась ваша карьера…

— Что вы сказали? — резко повернулся к ней Иво.

— Я подумала, что готовность выполнять все, что угодно, означает, что нет своего чувства жизни, своей цели, линии, ну я не знаю, как точно сказать. Чем больше вы угодничаете перед хозяевами, тем меньше они вас ценят и неизбежно выбросят на улицу…— Леа запнулась от предупредительного толчка Чезаре.

— Вот так теория! — громко расхохотался Иво, пряча в глазах злобу.

— Разве я похожа на теоретика?

— Никто никогда мне этого не говорил, никто из тысяч моих друзей,— упрямо сказал киноартист, обиженный, словно мальчик.

Лейтенант счел нужным рассеять создавшееся напряжение и напомнил, что пора возвращаться обедать на яхту.

Завели мотор, и шлюпка понеслась, точно с горы на гору, по громадам медленных волн.

— Интересно, заготовил ли дядя Каллегари свежие фрукты? — подумал вслух Чезаре.— Тогда нам можно сниматься.

— И без фруктов доплывем! — бросила Сандра.

— Для вас же, дорогие дамы, для прелестных ваших фигурок,— с нарочитой сладостью пропел Флайяно.

— Не слишком ли мы верим в могущество витаминов? — спросила Леа.

— Вы совершенно правы,— ответила Сандра.— За едой наш культурный человек столь же дик, как его пещерный предок. Множество суеверий, мнимо научных теорий затуманило умы. Будто пища дает здоровье, стройность, красоту без всякого участия самого человека.

— Соблюдайте диету и будете стройной, ха,— фыркнула Леа.— Посмотрите только на этих тощих кошек с морщинистыми шеями и слишком тонкими ногами!

— Ты слишком жестока! — лениво возразил Чезаре.— Посмотрим, что ты запоешь, когда тебе будет за тридцать пять.

— Может быть,— покорно согласилась Леа,— но сейчас я не думаю об этом и не хочу думать. Вообще мы много думаем о старости, о том, что будет с нами на склоне лет, и от этого стареем смолоду!

— Кончайте философию, вот и порт,— сказал Флайяно.— Сейчас будем дико пожирать обед, у меня всегда чудовищный аппетит после ныряния.

Глава 2

Сокровища Африки

В крошечной кают-компании «Аквилы» собрались все десять человек ее экипажа. Сандра и Леа подали огромный пирог. Оплетенные соломкой бутылки красного вина помогали одолеть праздничное блюдо. Яхта готовилась покинуть порт Праю и уйти за три тысячи миль на юг, к Берегу Скелетов. Старый капитан решил не заходить ни в какие порты, предельно нагрузившись топливом. Тем самым соблюдались тайна рейса и «эффект внезапности», выражаясь по-военному.

Два вентилятора не могли выгнать табачный дым через открытую дверь и иллюминаторы, а капитан непрерывно сосал объемистую трубку. Своим квадратным лицом римского воина он походил на постаревшего Чезаре.

— Долгосрочный прогноз нам благоприятствует,— говорил капитан,— путь пройдем быстро. Хорошая погода облегчает определение, а ведь предстоит отыскать всего лишь точку на пятисотмильном побережье, и отыскать, прямо скажу, с ходу. Но мне, как всегда, везет: наш лейтенант — отличный навигатор, и от него во многом зависит успех.

— Лейтенант, вы рыцарь, как всякий моряк, и я повяжу вам свой шарф в этом походе. Или, может быть, вы предпочтете бикини Сандры? — поддразнила Леа, с женским чутьем направляя укол.

Лейтенант смутился и пробормотал что-то галантное. Но капитан Аглауко вовсе не собирался заканчивать свою короткую речь шуткой и нахмурился.

— Вы молодые и очень веселые люди, и с вами приятно плавать. Приятно и опасно!

— Это как же понять? — с оттенком неприязни перебил Флайяно.

— Сейчас объясню, синьор Флайяно. Чем отличаются дети от взрослых? Они думают, что мир устроен для них и что это всегда так и будет. Чем отличаются молодые от пожилых и старых? Они уже знают жизнь, но думают, что у них, у каждого, все будет по-иному. Законы жизненной игры касаются кого-то другого, а не их. И многие тоже, как дети, думают, что все всегда останется, как оно было, поняв, но в душе-то еще не приняв, что жизнь — это неизбежное изменение, даже тогда, когда оно идет незаметно…— Леа подтолкнула Чезаре, шепнув: