Возвращение грифона - Евгений Щепетнов

— А чтобы ненароком ваш кабинет не разнести.

— Что, так серьезно? — поднял он левую бровь.

— Да, именно так и серьезно, — повторил я, стараясь, чтобы лицо мое выражало лишь деловитость и правдивость в высшем ее проявлении. Представление, конечно, я мог бы устроить и здесь. Только вот зачем?

Длинный коридор, с лампами дневного света на потолке, ряды дверей по бокам, из которых изредка выглядывают любопытные лица людей в белых халатах и тут же прячутся, видя недовольное лицо полковника.

Несмотря на свою тщедушную внешность, похоже, что он тут является непререкаемым авторитетом. Боятся его. Есть в нем что-то такое… жесткое, стальное — не человек, а робот.

Коридор закончился лестницей, ведущей куда-то вниз, в подвал. Полковник толкает тяжелую стальную дверь, мы, не задавая лишних вопросов, шагаем за ним. Один пролет, другой, третий — глубоко засунули испытательную лабораторию — если это она.

Внизу — такой же коридор, длинный, теряющийся за поворотом. Похоже, что внизу помещений гораздо больше, чем вверху. Прячут от бомбежек? Так от ядерной бомбардировки все равно не убережет. А кто сказал, что помещения здесь и заканчиваются? Уровней может быть сколько угодно. И вполне вероятно — есть выходы в тоннели метрополитена. По крайней мере, я читал о чем-то подобном.

Закончился наш путь (как-то гадко — закончился путь! В последний путь… тьфу-тьфу!) в большой комнате с металлическими стенами. Застекленные кабинки с торца комнаты. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это самое «стекло» имеет толщину не менее двадцати сантиметров! Я такое толстое стекло никогда не видал. Кварцевое? Просвинцованное? Эти товарищи хорошо подготовились к экспериментам. Только что за эксперименты здесь проводятся?..

Пол металлический, по бокам комнаты что-то вроде стоков, канавок. Брррр… как похоже на газовые камеры в фашистском концлагере! Я никогда их не видел, но представлял себе, что они так и должны выглядеть. Гладкий металлический пол для облегчения уборки, герметичные двери. Никаких окон — да и какие окна под землей?

Полковник с усмешкой наблюдал за нашими лицами, потом, хмыкнув, спросил:

— Что, страшно? Небось газовые камеры в голову пришли? А это и есть газовая камера. Столько тут животин погибло — уму непостижимо. А что — думаете, только немцы вели исследования с газами и другими отравляющими веществами?

— Фффууу! — буркнула Василиса, насупившись и скривив губы. — Зверство какое! А мы тут не отравимся? — тут же добавила она, перескочив на более животрепещущую проблему.

— Не отравимся. Исследования давно не проводятся, помещение дезактивировано и пустует много лет. Вернее, используется в других целях. Каких? Всяких. Не все вам надо знать. А сейчас вам надо знать, что тут будут проводиться испытания вашей силы, силы колдунов. Здесь нет никакого внешнего влияния — электромагнитного излучения, радиоизлучения. Все гасится. Доступа внешнего мира сюда нет. Если ваша сила, ваша… хмм… магия основана на обычных, фиксируемых наукой источниках — здесь она работать не будет.

— По-моему, вы до сих пор не верите, что магия существует и что мы ею владеем, — усмехнулась Маша, — поверьте, она есть. И то, что может делать Ваня, — это потрясающе и не укладывается ни в какие рамки.

— Ну-ну… — неопределенно буркнул полковник и попросил: — Иван, ты можешь изобразить ту штуку, что проделал с профессором? Он мне с восторгом рассказывал о каких-то там молниях — так можешь проделать то же самое? Заодно проверим, работает ли магия в этой «шкатулке».

— Хотите стать мишенью? — серьезно спросил я.

— Нет. Не хочу. Мы укроемся в этой кабинке, — он показал на освещенное помещение за толстым стеклом, — простор тебе для фантазии. Можешь делать что хочешь. Вряд ли ты что-то сможешь сломать. Ребята, пошли в будку, а то зашибет нас… колдун.

Полковник подмигнул мне, оставив в состоянии некоторого раздражения и желания выдать этому «Фоме неверующему» такой концерт, чтобы он ахнул. И только одна мысль точила голову — а зачем? И еще — что-то не верится, что полковник такой скептик. Он прекрасно знает, что я могу — по крайней мере, что я уже демонстрировал. Нарочно ведь меня «троллит», чтобы я выдал «фейерверк». Похоже, что идет запись происходящего. Зачем мне выдавать все, что я могу? Нет уж, парни. «На слабо» вам меня не взять. Я уже не тот Вася Кольцов, что был когда-то. Молний хотите? Будут вам молнии. Но не больше.

Воздух затрещал от микроразрядов, тут же уходящих в металл пола и стен, зазмеились молнии, с шипением впитываясь в толстую сталь, — лицо полковника за стеклом было довольным и благостным. Все вышло по его.

— А что-то еще можешь? Сейчас? — с интересом осведомился он, выглядывая из «будки».

— Устал, — соврал я, — магия отнимает много сил. Постоянно применять ее трудно. По крайней мере мне. (Поди проверь!)

— Ладно, — слегка разочарованно заявил полковник, — тут до меня дошла информация, что ты голыми руками убил больше тридцати человек — спецназовцев, и всех, кто оказался рядом. Это правда?

— Вы зачем спрашиваете очевидные вещи? — пожал я плечами.

— Спрашиваю, значит, надо! — в голосе Серова прозвенела сталь. — Не забывайте, что вы согласились сотрудничать, а это предполагает выполнение договоренностей. Мы должны исследовать все ваши способности. Чтобы знать, чего ожидать от мутантов, что они могут делать и… сделать. Сейчас мы пройдем наверх, где вами займутся специалисты из службы безопасности объекта. Где вы и покажете, на что способны в рукопашном бою. Сразу скажу, не нужно занижать свои способности, хорошо? Покажите, на что способны, — это очень важно для государства. Мы, как вы поняли, будем готовить бойцов-мутантов и должны знать, чего от них ожидать.

— Интересно, они добровольно пойдут на изменения тела или по приказу, — пробормотала под нос Василиса. Полковник услышал ее слова и построжел лицом:

— Не все же соглашаются работать на родную страну только за огромные деньги! Есть люди, готовые отдать за нее жизнь. И так было всегда. И будет всегда. («Мне ЭТА страна не родная, — с раздражением подумал я, — поменьше пафосу, полковник! У меня своя страна».)

Квадратная комната, несколько человек в спортивных костюмах. Пересчитал — восемь человек. Парни двадцати пяти — тридцати лет. Сухощавые, плотные, высокие и пониже — разные. Поглядывают на нашу компанию снисходительно, с легким превосходством профессионала над… как там называли царские офицеры штатских? А! Вот: штафирки. Над штафирками.

— Товарищи офицеры! (Оооо! На нас напускают волкодавов?!) Перед вами спецгруппа наших товарищей (тамбовский волк тебе товарищ!), и вы должны испытать их в деле. Они хорошо подготовлены к бою — не смотрите на их смешной вид (чего смешного-то? Василиса в мини-юбочке, кофточке, туфли на высоком каблуке, Маша в брючном костюме и кофточке с кружевами — настоящая секретарша босса. Парни в брюках и свитерах — прохладно, все-таки осень. Ну да, не выглядят как военные — все, кроме Петра. Тот неуловимо похож на наших «оппонентов») — такой же невозмутимый и обманчиво расслабленный. Я-то знаю, как он умеет взрываться в вихре движений. Смертельно опасных движений…

— Итак, вначале пойдут вот эти двое мужчин. (Их-то зачем? Проверить — не мутанты ли они?) Потом, по одному, девушки и вот этот молодой человек.

— Товарищ полковник — с женщинами? Это что такое? Мы же их покалечим!

— А вы бейте так, чтобы не покалечить. Ну так, если только слегка. Вылечим. У нас врачи есть хорошие, — полковник усмехнулся и незаметно мне подмигнул. Я не ответил — у меня все время билась мысль — Маша-то беременна! Ты чего, скотина, тут устраиваешь?! Вот тварь!

— Все, разговорчики! Приказ: первая пара пошла! Сергей и Петр вперед. И вы — ты, и ты — вперед. Начали!

Серега продержался довольно долго, даже подбил глаз своему сопернику, но был вырублен минуты через три — какой бы ты ни был опер — продержаться против «волкодава» — это нереально. Главное оружие опера — голова. И он не бьет ею. Почти. Он думает, ищет, он сыщик. А для силовых операций и существуют «волкодавы». Так что — никаких шансов.

На Петра ушло пять минут и пять человек. Он уложил троих, пока не выдохся. Вот где был цирк! Какое-то мелькание, кутерьма, из которой время от времени вываливались вырубленные «волкодавы». Остальные уважительно смотрели на Петра и тихо переговаривались, кивая головами — одобрям-с, типа.

Помяли Петра крепко — придется его лечить. Глаз заплыл так, что и не видно, и похоже — сломали пару-тройку ребер, я слышал треск, когда он пропустил удар в бок от двухметрового амбала. Впрочем — он все-таки уложил этого здоровяка, но потом лег и сам. Слава богу, хоть живой.

Полковник скучающе смотрел на это развлечение, и на его лице было написано: «Жаль, жаль… ничего интересного».