Дозоры не работают вместе - Николай Желунов

Андрей поднял голову. По стенам под самые своды зала поднимались уже знакомые полустертые временем индейские рисунки. Должно быть, несколько поколений художников трудились над ними. Толстые, похожие на слоновьи ноги каменные колонны покрывала искусная резьба. И на рисунках, и на колоннах повторялись одни и те же сюжеты: исполинское существо с искаженным гневом птичьим лицом принимает жертвы, вершит расправу, пожирает крошечных перепуганных насмерть человечков.

– Ты слышишь, Андрей? – тихо спросила Варя. – Ты слышишь это?

Из дальнего конца зала донесся низкий протяжный вздох, будто бы дышала сама Тьма. Вздрогнули стены. Что-то тяжелое и большое заворочалось во мраке, пока неразличимое глазом. Снова задрожали стены и пол.

– Оно приближается, – простонала девушка на ухо Андрею, – оно идет сюда. Мамочка, зачем я вообще согласилась лететь с Ламией…

Сквозь накатившую волну смрада, настолько густую, что заслезились глаза, они наблюдали, как в круг света перед тлеющим очагом вдвинулась огромная тень, и Яровой едва удержался от вскрика: он узнал в ней изображенное на стенах существо! Огромный птичий клюв вместо носа. Круглые бессмысленные глаза. Поросшие шерстью могучие руки и ноги в путанице жил. Существо коротко рыкнуло незнакомым заклинанием – и с ящиков с грохотом слетели крышки. Андрей пытался понять – с кем они имеют дело, с созданием Света или Тьмы, – но его осторожное разведывательное заклятие растаяло еще на подлете к монстру. Все маги в мире делятся на Светлых и Темных, так учил его Адам Францевич. Конечно, есть такие ренегаты, как Тидрек, отрекшиеся от своего пути и объявившие нейтралитет, но в самой глубине их естества хранится изначальное зерно, проросшее в момент выбора после инициации. Источник силы. Андрей не верил, что перед ним Светлый волшебник. Только обратившийся к Тьме мог обрести такой кошмарный облик. Неужели эта тупая, живущая в огромной братской могиле тварь была способна на такие удивительные дела? Дотянуться до Москвы и Вашингтона, стравить между собою Дозоры, подтолкнуть человечество к мировой войне?

– Как мы можем лишить его жизни? – прошептал он.

– Андрей, что ты говоришь? – в ужасе пискнула девушка у него на плече. – Даже не думай. Самоубийца!

– Мы должны убить его. За нас никто не сделает этого.

И Андрей медленно двинулся из своего укрытия, заходя чудовищу за спину. Монстр тем временем принялся неторопливо извлекать из ящиков трупы и разделывать их… пощадим чувства читателя и не будем описывать это в подробностях. Варя, тяжело дыша, уткнулась лицом в мочку уха Андрея, и сам Яровой, казалось бы, ко многому в жизни уже привычный, боролся с тошнотой. Что можно сделать? – лихорадочно соображал он. Самым правильным казалось дождаться момента, когда древнее чудовище уснет, и попробовать умертвить его во сне, но все выглядело так, будто он только что проснулся и неизвестно, когда теперь соберется спать. Нанести внезапный удар в спину? Вложить все силы в одно мощное заклятие?

– Варя, ты можешь прочесть его мысли? – прошептал он, из-за колонны наблюдая за врагом.

– Мне кажется, если я загляну в его сознание, я сразу сойду с ума, – простонала девушка.

– Нужно попробовать. Осторожненько, давай…

Варя надолго замолчала. Андрей ожидал истерики или даже падения медиума в обморок, но вместо этого ему пришлось взять себя в руки и ждать. Колдун шумно дышал у очага, раздувая огонь. Пламя быстро разгорелось, и жара стала по-настоящему удушающей. По лицу Андрея катились градины пота. Зато темнота отступила в дальние углы зала.

– Странно, – тихо проговорила девушка, – очень странно…

– Что такое?

– Его мозг работает с огромной скоростью. Успеваю увидеть только образы, обрывки фраз, логических цепочек. Он их сортирует, тасует, строит какие-то схемы.

– Как ЭВМ?

– Н-не знаю… Что такое ЭВМ?

– Не важно. Так о чем это все?

– Обо всем в мире. Сейчас он думает о Москве, о Хрущеве, о том, что тот может делать. Картинка: совещание в Кремле. Картинка: военные учения на море. Картинка: Никита Сергеевич спит пьяный на диване.

В голосе Вари слышалась растерянность. Андрей снова бросил взгляд на склонившееся над котлом дремучее, неповоротливое существо. В курчавой шерсти на его голых бедрах запутался мелкий мусор. И под этой личиной скрывается гений?

– На вид тупоумная скотина, – пробормотал он, – у меня чешутся руки спалить его Огненным Вихрем.

– Он только что отдал какой-то приказ своему человеку в Америке. Осторожнее, Андрей. Когда мы подлетали, он еще спал, но даже во сне что-то делал в Европе, вспомни.

Яровой нащупал в кармане Глаз Гора. А что, если использовать шар как оружие?

– Мне не нравится, что ты прячешься у меня за спиной, – на хорошем русском языке сказал монстр, – иди сюда, товарищ Яровой. Думаю, пришло время нам познакомиться поближе.

Варя зажала ладонью рот, подавляя крик. Андрей, поколебавшись мгновение, выступил вперед.

– Ты пришел сюда, чтобы убить меня, – продолжал колдун, не отрываясь от своей кровавой работы, – ты, забавный мальчишка, едва овладевший азами волшебства. Вся твоя жизнь для меня – словно капля, упавшая в океан. Мгновение, растворившееся в веках.

– Кто ты такой? И откуда знаешь мое имя? – спросил Андрей, уязвленный, ибо чувствовал истину в словах своего отвратительного собеседника.

Застывшее безобразное лицо обратилось к нему – длинный, заляпанный кровью клюв, походящий размерами на стрелу строительного крана; мелькнул в пляшущем свете костра круглый бессмысленный глаз, глаз мертвой сельди из банки. Он уставился на Андрея, словно прожектор Тьмы. Много бы дал Яровой сейчас, чтобы знать мысли колдуна, но Варя испуганно притихла. Оставалось надеяться, что чудовище не заметило крошечную волшебницу на плече Андрея.

– Мое имя слишком длинно, чтобы ты мог его запомнить или хотя бы понять, – проговорил колдун, и голос его больше не напоминал рычание медведя. Как-то незаметно он стал тише и приятнее для уха; усталый, с легкой хрипотцой, голос философствующего интеллектуала. – Зови меня так, как звали в былые времена мои люди: Татетцакоатль. Будь моим гостем до скорой смерти, Андрей. Не бойся, я не стану лишать тебя жизни. Нам обоим осталось немного.

Татетцакоатль сделал движение рукой над водою в котле, и та мгновенно вскипела. Тогда он принялся бросать крупные куски мяса в воду, помешивая ее стволом небольшого дерева с обломанными ветвями и корнями.

Вот теперь действительно все, понял Андрей.

Мы у него в руках – и ничего больше нельзя сделать. Этот Татетцакоатль, или как его там, слишком явно показал свое могущество и превосходство над нами, чтобы пытаться его убить или помешать его планам.

Вместе с этой мыслью пришло не отчаяние – но облегчение, накрыло теплой расслабляющей волной. Чувство было таким сильным, что у Андрея ослабели ноги, и он сел на пол, рассеянно глядя в огонь. Это не укрылось от хозяина древнего города, и тот понимающе кивнул:

– Ты умнее, чем я думал. Впрочем, разве не ты пробрался сюда через весь остров, ускользнул от бесчисленных моих агентов и, наконец, каким-то образом проник в мой дворец, закрытый от всего мира? В уме, изобретательности и ловкости тебе не откажешь. Поверь, я умею видеть и ценить эти качества даже во врагах.

Несмотря на весь ужас своего положения, Андрей ощутил приятный ток в животе от этих слов. Даже жутковатое существо у котла не казалось ему больше таким отвратительным, скорее экстравагантным. В конце концов, у разных народов мира свои странности.

– Скажи… Татетцакоатль, – хрипло спросил он, – зачем тебе все это?

– Что именно? – невозмутимо переспросил тот, помешивая воду в котле.

– Зачем ты столкнул Дозоры? Зачем война?

Огромная мускулистая рука с общипанным деревцем в пальцах на мгновение замерла – и снова пошла по кругу над котлом.

– Ах, для этого ты сюда прилетел через полмира – остановить войну. Но это будет не война, враг мой. Это будет… отдых. Да, – задумчиво повторил Татетцакоатль, – отдых после долгого пути. Будет быстрая вспышка и много-много тепла для всех. А затем… батареи будут снова пусты и холодны. Надолго, надолго… Так уже бывало и будет вновь… Когда-то мой народ, гуанаханабеи, мирно жил на острове, который вы, белые, называете Кубой. Мы много веков прожили в своем маленьком мире, ограниченном двумя огромными морями, в наших горестях и радостях, пока не пришли европейцы. И была вспышка смертельного пламени и вспышка новых, невиданных болезней… и народ гуанаханабеев истаял, как горстка кристалликов соли под напором стремительного потока.

Андрей слушал внимательно и уплывал мыслями далеко-далеко. Накопившаяся усталость и недостаток сна давали о себе знать. Теперь, когда в этой истории можно было подводить черту, он хотел только одного – отдохнуть. Он слушал рассказ старого колдуна, словно диковинную сказку, и ресницы его, как у ребенка, непреодолимо слипались… слипались…