Рандеву с Валтасаром - Чингиз Абдуллаев

— Люблю, — помрачнел Дронго.

«Неужели она вспомнила ганноверскую сауну?» — подумал он.

— Говорят еще, что вы женоненавистник и гоните всех, кто осмелится к вам постучаться, — продолжала она.

Значит, эта история еще не кончилась. Очевидно, немецкая журналистка рассказала кому-то о своей неудаче, та поделилась с подругой… Он нахмурился. Через несколько дней об этом будет знать вся группа.

— Это тоже неправда, — сказал он твердо, — абсолютная неправда. Наоборот, я очень люблю женщин.

— И если к вам придет женщина, вы ее не прогоните? — спросила она, откровенно улыбаясь.

«Только этого мне и не хватало», — подумал он, хотя Мулайма нравилась ему гораздо больше, чем немецкая журналистка, навязавшая ему свое общество в Ганновере.

— Надеюсь, не прогоню, — сказал он, быстро отходя от опасной собеседницы.

Оглянувшись, он увидел, что она пересказывает их разговор Мэрриет Меестер и Виржинии Захарьевой. Все трое громко смеялись, поглядывая в его сторону. Если сегодня к нему постучит к го-то из этих женщин, отказать он нс сможет. Нужно раз и навсегда отбить у них охоту стучаться в его дверь! Здесь столько мужчин. Впрочем, он не прав. Многие женщины в поездке уже нашли себе пары. Пикантность ситуации заключалась именно в том, что выбирали не мужчины, а женщины. И, выбирая себе партнера, настолько уверенно шли к цели, что у их избранников даже не возникало мысли попытаться хоть как-то избежать этой обременительно-приятной обязанности. И, кажется, он должен был стать последней жертвой одной из этих дам, все еще колебавшихся в своем выборе. С досады он выпил бокал вина, затем второй.

Он вышел из мэрии раньше остальных. Такси стояли слева от здания. Он сел в машину и попросил отвезти его в отель «Литва». Приехав в гостиницу, он вошел в кабину лифта и уже собирался подняться к себе, когда следом вошла девушка, вернее, девочка лет восемнадцати. На ней была красная мини-юбка, обнажавшая ее длинные ноги. Уже по походке, манере одеваться, по косметике, можно было догадаться, чем именно она занималась в отеле. Дронго вдруг осенило. Это, кажется, абсолютно надежный выход.

— И сколько все это стоит? — спросил он, обращаясь к девице.

— А ты откуда? — спросила она, смерив его взглядом с головы до ног.

— Неужели для некоторых стран у вас предусмотрены скидки? — поинтересовался Дронго. — Или у вас есть проценты на каждую территорию?

— Веселый ты, — сказала она, оценив и его костюм, и внешний вид. — Четыреста долларов за час. — смело произнесла молодая особа, нагло глядя ему в глаза.

— Нехорошо врать дяде, — строго сказал Дронго. — Все это не стоит больше пятидесяти, и ты прекрасно это знаешь.

— Тогда чего спрашиваешь? — обиделась она. — Мог бы сразу свой номер назвать.

— Я еще подумаю, — сказал он. — А где вы обычно сидите?

— Спустись в бар. Там нас всех и найдешь, — ответила она.

Он прошел в свой номер, открыл окно. Было достаточно прохладно. Он вдруг вспомнил давнюю незнакомку из кинотеатра. Конечно, она не была проституткой. Хотя после той встречи он проверялся у врачей. У той женщины была тайна, которую он никогда так и не узнает. Возможно, в тот момент, именно в тот самый момент, ей нужен был такой мужчина. Посторонний мужчина, иностранец, имени которого она не знала и не хотела знать. Возможно, для нее это была попытка самоутверждения. Дронго вдруг подумал, что он ведет себя так, словно боится. Боится встретиться с нормальной женщиной. Или изменить Джил? Или изменить самому себе? А может, он просто не хочет тратить душевные силы на другую женщину? Может, у него и не осталось этих сил? С этой точки зрения проститутка — идеальная машина для услады тела. Она механически выполняет свою работу и не требует взамен ничего, кроме почасовой оплаты труда. Он вдруг повернулся и пошел к лифту. Спустившись в бар, он обнаружил целую компанию молодых женщин, сидевших за столиками. На любой вкус. За другими столиками было довольно много участников их поездки. У стойки бара стояли несколько человек, среди которых он увидел Давида Матевосяна. Он шагнул к нему.

— Как твоя рана? — спросил Дронго.

— Уже заживает, — ответил Давид. — Ничего страшного. Легкий порез.

— Надеюсь, — пробормотал Дронго. — Здесь столько красивых женщин.

— Да, — кивнул Давид, — очень много. Но мне они не нужны.

— А я себе выберу пару, — громко сказал Дронго, чтобы слышали все остальные.

Он подошел к столику, за которым сидели две симпатичные молодые женщины. Одна была в темном платье, другая в джинсах и светлой блузке. Он довольно быстро выяснил, что одну зовут Виолой, а другую Светой. И договорился с ними о цене. Цена была стандартной, как во всех отелях, но он сказал, что заплатит обеим чуть больше, если они поднимутся к нему немедленно.

На глазах у сидевших в баре участников «Экспресса» он вышел с двумя девицами. Он увидел, как деликатно отвернулся Жак Жуэ, как улыбнулся, подмигивая ему, Игор Дивжак, как приветливо помахал рукой Давид. Они поднялись на девятый этаж, в его номер. Он открыл дверь. Выпитое в большом количестве вино начало сказываться. Он не был пьян, скорее, его координация была несколько ослаблена. Девицы, конечно, потребовали денег вперед. Он честно заплатил.

Наверное, все-таки он врал себе. Он твердо убеждал себя, что привел девочек только для того, чтобы ему больше никто не навязывался. Только для защиты от посягательства других женщин. И, конечно, это была неправда. Если бы к нему постучалась женщина, которая ему нравилась, он бы сразу выгнал этих девиц. Это был лишь суррогат любви, и Дронго отлично это сознавал. Но к нему в эту ночь никто не постучал. А девицы были рядом. Они быстро разделись, как будто пришли на прием к врачу. И так же быстро предложили раздеться ему.

«Какая гадость», — думал он, раздеваясь.

Впрочем, эти мысли были не совсем искренними. После месяца воздержания он хотел подобного общения. Хотел и не стеснялся своего желания. Нужно было отдать должное девицам. Работали они на совесть, и чисто биологическое удовольствие он получил. Но когда они ушли, он встал под душ и долго тер себя мочалкой, словно избавляясь от налипшей грязи. И ему в который раз вспомнились слова Хемингуэя: «В конечном итоге это худшее из одиночеств».

МОСКВА. 27 ИЮНЯ

Он тянул с расчетами столько, сколько было возможно. Но двадцать пятого июня был отработан последний вариант, и он сдал его охранникам, понимая, что вручает им свой смертный приговор. Отныне оставалось ждать, когда Баширов проверит этот вариант и, утвердив его, приговорит узника к смерти. Весь вчерашний день Меликов не притрагивался к еде, словно готовясь услышать страшное. Но все прошло без эксцессов. Его перенесли на кровать, и он уснул. Проснувшись утром, он был даже несколько удивлен, что, пока он спал, с ним ничего не произошло. Оба охранника как обычно равнодушно-сосредоточенно перенесли его в инвалидную коляску, чтобы отправиться вместе с ним в ванную комнату. Он все еще не мог подниматься самостоятельно. По уверению посетившего его несколько дней назад врача, процесс заживления шел нормально и он должен был подняться месяца через три. Меликов усмехнулся, услышав это. Через три месяца его перебитые кости будут гнить в какой-нибудь яме на окраине городе, засыпанные известью и песком.

Сегодня утром он решил применить свой план, который обдумывал все последние дни. Это был жест отчаявшегося человека, готового бросить вызов судьбе. Выбраться любыми способами из ловушки, в которую его загнали враги, решившие, что он обречен. Утром за завтраком он плотно поел, готовя себя к главному испытанию в своей жизни.

Кроме братьев-близнецов, находившихся рядом с ним неотлучно, на даче дежурили еще четверо охранников, по двое в каждой смене. Баширов полагал, что четверо крепких мужчин имеют шансы остановить беспомощного инвалида, не способного передвигаться самостоятельно, если он все-таки попытается бежать. Но даже Баширов не мог предположить, на что способен его пленник.

Утром, позавтракав, он направился в свою комнату, попросив одного из братьев дать ему сигарету. Въехав в комнату, он сунул сигарету под матрас с таким расчетом, чтобы пожар начался через несколько минут, а затем снова выехал на своей коляске из комнаты.

— Вы можете меня вывезти в сад, перед домом? — попросил он одного из братьев. — Я ведь уже давно не был на улице. Только дайте мне костыли, врач считает, что мне можно передвигаться на них.

— Может, ты хочешь перепрыгнуть через забор? — зло пошутил один из братьев. — Зачем тебе костыли?

— Кончай шутить. Что тебе, жалко? — настаивал Меликов. — Я ведь никуда не уйду, сам знаешь, до туалета допрыгать не могу.

— Ладно, бери свои костыли, — разрешил охранник.

Меликов, забрав костыли, стал терпеливо ждать, когда наконец его вынесут в сад. Братья вынесли его коляску из дома, поставили на траву и положили рядом костыли. Меликов кивком головы поблагодарил их. Он поднял голову, словно подставляя лицо солнечным, когда неожиданно из его комнаты полыхнуло пламя.