Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция - Джеймс Уайт

— Да, — ответил майор, — если сработает.

За день до выхода в расчетную точку капитан пригласил Конвея заглянуть на пару тройку минут в ходовую рубку. Там как раз производились вычисления для последнего прыжка. Звездолет пролетал сравнительно близко от двойной системы, одна звезда которой представляла собой нестабильную переменную. Потрясенному Конвею подумалось, что такого рода зрелища заставляют людей ощущать свою слабость и одиночество, побуждают искать компании и говорить, говорить, чтобы тебя не расплющило всмятку это грозное величие. Все барьеры рухнули, и нотки, прозвучавшие вдруг в голосе капитана Уильямсона, подсказали Конвею, что капитан тоже человек и что на затылке у него тоже растут волосы, которые время от времени встают дыбом.

— Э… Доктор Конвей, — произнес капитан, — мне не хотелось бы, чтобы вы решили, что я критикую Лонвеллина, тем более, что он был вашим пациентом и, возможно, вы с ним подружились. Я также не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что меня, командира крейсера Федерации, раздражает положение мальчика на побегушках. Дело в другом…

Уильямсон снял фуражку и разгладил морщинку. Конвей заметил редкие седые волосы и морщины на лбу, обычно скрытом под козырьком. Капитан надел фуражку и вновь стал выдержанным и деловитым старшим офицером.

— Буду с вами откровенен, доктор, — продолжал он. — Я бы назвал Лонвеллина талантливым дилетантом. Такие, как он, постоянно мутят воду, перебегают дорогу профессионалам, ломают расписания и так далее. В общем-то, это не страшно, ибо ситуация на Этле требует срочного принятия мер. Но вот к чему я клоню: мониторы, выполняя задачи разведки, колонизации и обеспечения порядка, обладают известным опытом в разгадывании социологических головоломок наподобие этланской, при том, разумеется, что среди нас не найти ровни Лонвеллину с его способностями. Да и плана лучше, чем его, у нас в настоящий момент нет…

Интересно, мелькнула у Конвея мысль, капитан рассуждает о чем-то конкретном или попросту выпускает пар? По прежним встречам с Уильямсоном Конвей не замечал за ним склонности плакаться кому-либо в жилетку.

— Поскольку в руководстве операцией вы второе лицо после Лонвеллина, — закончил капитан, — вам, на мой взгляд, следует знать не только то, что мы делаем, но и то, о чем мы думаем. На Этле действует в два раза больше наших агентов, чем мы думаем. На Этле действует в два раза больше наших агентов, чем известно Лонвеллину, и мы сейчас направляем туда дополнительные силы. Лично я очень уважаю нашего приятеля-долгожителя, однако не могу отделаться от ощущения, что он не вполне отдает себе отчет в запутанности ситуации.

Помолчав, Конвей сказал:

— Я удивился тому, что для культурной миссии был выбран такой корабль как «Веспасиан». По-вашему, ситуация… гм… чревата опасностью?

— Да, — ответил капитан.

Внезапно громадная двойная звезда исчезла с обзорного экрана, на котором появилось изображение солнца класса G; в десяти миллионах миль от него виднелась серебристая искорка — планета назначения. Прежде чем Конвей успел задать хотя бы один из неожиданно возникших у него вопросов, капитан Уильямсон сообщил, что корабль вышел из гиперпространства и что теперь, до посадки, он будет очень занят, а потом вежливо выпроводил Конвея из рубки, посоветовав на прощание как следует выспаться. Конвей вернулся к себе в каюту и разделся, причем, как с удовлетворением отметила некая часть его сознания почти машинально. Вдвоем со Стиллменом они последние несколько дней носили традиционные этланские костюмы — блузу, килт, пояс с сумкой, берет и длинный, до икры, кинжал, — и Конвей настолько свыкся со своим нарядом, что даже обедал в нем в офицерской кают-компании. Разоблачаясь, он размышлял над словами капитана.

Уильямсон полагал, что ситуация на Этле опасна и усматривал причину направления туда тяжелого крейсера именно в мнимом сгущении туч. Но в чем он разглядел эту опасность? Никакой военной угрозы, разумеется, не существовало. Нападение на корабль Лонвеллина причинило вред разве что благим намерениям ЭПЛХ. Значит, тут что-то другое. И вдруг Конвея будто осенило. Империя!..

Упоминание о ней содержалось в отчетах представителей Федерации на Этле и в Агентурных сведениях, но прямого контакта до сих пор установить не удалось, что было неудивительно, поскольку, не будь Лонвеллина с его проектом, разведочные звездолеты мониторов проникли бы в этот сектор галактики лишь через пятьдесят лет. Об Империи известно было только то, что ее власть распространяется на Этлу и что раз в десять лет она присылает на планету медицинскую помощь. Состав помощи и интервалы между поступлениями очередных ее порций, по мнению Конвея, прекрасно характеризовали тех, кто отвечал за ее отправку. С медициной в Империи, вероятно, туго, иначе лекарства, которые они переправляли на Этлу, рано или поздно справились бы с частью болезней. Похоже, что и с деньгами дела обстоят не лучше, ибо в противном случае корабли прилетали бы чаще. Скорее всего, загадочная Империя — ничто иное, как метрополия с немногочисленными колониями вроде Этлы. Главное, однако, заключается в том, что Империя, которая регулярно помогает окраинному миру, вряд ли может быть угрозой Федерации. Пожалуй, отчеты убеждали в обратном. И капитан Уильямсон, подумал Конвей, укладываясь в постель, волнуется понапрасну.

Глава IX

«Веспасиан» сел. На обзорном экране в радиорубке Конвей увидел серую бетонную площадку около полумили в поперечнике. Растительность и космодромные постройки скрывались за дымкой испарений. Пыльный бетон устилала опавшая листва, по очень похожему на земное небу мчались облачка. Кроме крейсера, на космодроме имелся один-единственный корабль — космический бот, стоявший поблизости от этланской базы мониторов, группы пустующих строений, которые власти Этлы сдали Федерации в аренду.

— Вы, конечно, понимаете, доктор, — раздался из-за спины Конвея голос Уильямсона, — что Лонвеллин не может покинуть свой звездолет и что на данном этапе физический контакт между ним и нами испортит наши отношения с аборигенами. Но вот большой экран. Простите…

Послышался щелчок, и взгляду Конвея предстала ходовая рубка корабля ЭПЛХ вместе с хозяином в натуральную величину.

— Приветствую вас, друг Конвей, — прогудел Лонвеллин. — Рад снова встретиться с вами.

— Я тоже, сэр, — отозвался Конвей. — Надеюсь, вы в добром здравии?

Его вопрос был не просто проявлением вежливости. Он хотел узнать, не случилось ли за прошедшее время нового «непонимания» на клеточном уровне между Лонвеллином и его личным врачом — разумной и организованной колонией вирусов, которая обитала в теле ЭПЛХ. Врач Лонвеллина как-то устроил в госпитале настоящий переполох, да такой, что там все еще спорили, куда его причислить — к врачам или к заболеваниям.