Оружие Возмездия - Олег Дивов

В поле мы лечили от задирания носа десантуру, у которой труба пониже, дым пожиже. Но десантные пушкари тоже были какие-то загадочные. На следующем полигоне, когда мой призыв возьмет власть, мы попробуем наладить контакт с их старослужащими – и не поймем друг друга вообще. Десантные деды для пущей солидности расскажут, как прошлой ночью молодому солдату пару ребер сломали. Мы брезгливо сморщимся. Они, гордо: наш дивизион рассчитан на тридцать минут боя! Мы им открытым текстом: нашли, чем гордиться!

Полное несовпадение идеологий.

…Короче говоря, мы о многом успели передумать за те несколько секунд, пока в сотне метров перед нами вставал в песчаную колею десантный ГАЗ-66.

Мне хорошо было видно, как капитан Масякин схватил тангенту переговорного устройства и нажал клавишу. Понятия не имею, что именно он сказал механику, но расстояние между ГАЗ-66 и «Тюльпаном» начало сокращаться. Похоже, Масякин решил показать десантникам, кто тут, на полигоне, в натуре бог войны. И то правда, чего они разъездились? Уже огневую свою прошляпили, а туда же – ездят.

Миномет подбирался к «шишиге» ближе, ближе, ближе…

Водитель десантников наддал.

И мы прибавили.

Он газанул всерьез.

Юлдашев тоже, да так, что уши заложило сквозь шлемофон.

Интересно, каковы ощущения, когда сидишь в продуваемом всеми ветрами открытом кузове, а сзади на тебя надвигается этакая… Вещь. И деваться некуда: ты в узком каньоне, справа и слева барханы. Только вперед.

«Шестьдесят шестой» еще прибавил ходу, но разогнаться толком не мог – из-под его задних колес вздымались фонтаны песка. Миномет неумолимо накатывался на беззащитную машину. Десантники в кузове забеспокоились. «Шишигу» сильно болтало в колее.

А мы сзади – пёрли танком.

Когда между острым носом миномета и кузовом «шишиги» осталось метра три, на десантников было уже больно смотреть. Они так цеплялись за пустые автоматы, что я порадовался – хорошо, патронов сейчас нет у товарищей «голубых беретов».

Миномет, рокоча пятисотсильным дизелем, летел по песочку на своих широченных гусеницах аки птица. Впереди изнывала «шишига», и я представлял, как ругается ее водитель: ему бы передний мост подключить заранее, он бы тогда от нас оторвался. Вероятно. Мы ведь тоже могли еще прибавить чуток.

И ногу убирать с педали было уже поздно. Сам виноват, что устроил гонки – лидируй теперь и молись. У нас же инерция как у паровоза. Если сейчас твой движок стуканет, все равно в лагерь приедешь. Размазанный по миномету.

Я вам шепну на ухо: инерция, конечно, страшная сила, но тем не менее, гусеничная техника останавливается как вкопанная. Тут другая беда – вздумай Юлдашев дать по тормозам, мы бы с брони улетели стаей сизых журавлей. С громким матерным курлыканьем. Хотя это безопаснее, чем оказаться при экстренном торможении внутри миномета, там, знаете ли, острых углов предостаточно…

Мы их гнали так километра три в полном упоении. Барханы кончались перед самым лагерем. Едва стены каньона расступились, «шишига» прыгнула в сторону и запылила в свой парк. А Юлдашев дал наконец-то полный газ, и миномет пронесся мимо, бразды пушистые вздымая. Десантники что-то кричали нам вслед, но мы не слышали. Не очень-то и хотелось.

В парке мы выдернули Юлдашева из машины и принялись качать. Набежали любопытные, стали помогать. Механик дрыгал ногами в воздухе и радовался.

– Я думаю, – сказал капитан Масякин, надевая фуражку, – теперь у десанта не будет к нам глупых вопросов насчет каких-то несчастных деревяшек.

Как в воду глядел. Вот что значит опытный военный. Мы-то на всякий случай приготовились к худшему. Но за последующие три недели на полигоне ни один десантник к нам близко не подошел. Даже когда у всего лагеря сигареты кончились, и на одного солдата с окурком кидалось десятеро с протянутой рукой.

Нет, «голубые береты» ходили мимо и даже отворачивались.

Будто мы чумные какие.

Годом позже, утром на зарядке, мы увидели странное.

ББМ, пробежав три километра, заняла спортивный городок перед казармой и там лениво разминалась. Кто-то курил, сидя на турнике, кто-то учил молодежь правильно штурмовать амбразуру в полосе препятствий. Самые сознательные из дедов построились, выставили перед собой разрядника по легкой атлетике и теперь под его руководством делали растяжку.

Внезапно мимо нас пронеслись, громко пыхтя, несколько молодых людей, остриженных налысо. Судя по мальчишеской комплекции и выпученным глазам – черепа, еще не успевшие присягнуть на верность Родине. Свежее мясо. Молодые люди сходу приняли «упор лежа» и начали яростно отжиматься на кулаках.

На щебенке.

А она тут – это надо знать – была очень злая, остроконечная. На нее старались попусту не падать.

Нет, у нас в ББМ тоже раньше хватало выдумщиков-садистов (особенно запомнилась спортивно-массовая игра в фашистский концлагерь), но поставить молодых голыми руками на щебенку не догадался даже Орынбасар Кортабаевич Арынов. Пожалуй, у него хватило бы мозгов понять, что руки после такой физкультуры окажутся надолго испорчены. А нам руки требуются не только для онанизма и табакокурения. Мы руками, вообще-то, по Уставу воевать должны.

Лысые продолжали отжиматься. Рожи у них были малиновые, оттопыренные уши горели.

Рядом сидел на бревнышке капитан-десантник в щегольской, с иголочки, полевой форме.

И командовал: делай раз, делай два.

ББМ бросила разминку и начала медленно стягиваться к этому цирку. Вся бригада, как один человек.

Впереди шагали старшие призывы. Тут были не очень добрые люди, и откровенно злые люди, и просто дураки, и сволочь бессовестная – за многими приходилось следить, чтобы они не довели молодого бойца до попытки дезертирства. Но вся эта разношерстица шла, будто намагниченная, подивиться на редкое издевательство. И у распоследней нашей гниды лицо было удивленное: ишь ты, надо же!

Лысые выглядели неважно. Отжимались они уже из последних сил. Вероятно, их крепко загнали на пробежке. Кто-то из наших ткнул пальцем: гляди! Бригада недовольно загудела. Я присмотрелся и увидел, что под некоторыми кулаками щебенка стала розовой.

Капитан оглянулся и широко раскрыл глаза.

Перед ним стояли, руки в карманы, молодые люди, одетые с явными отступлениями от формы одежды номер два. Сплошь в кедах и тельняшках, многие с подтяжками и кожаными брючными поясами. Впереди я, голый по пояс, зато в красивых ярких кроссовках.

Лица у нас были мрачные.

– В чем дело? – через губу поинтересовался капитан.