История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 - Джованни Казанова

— Полагаете ли вы, что до вас у нее был другой любовник?

— О! Относительно этого, я уверен, что нет.

Весь этот диалог привел к тому, что невольно сделал меня влюбленным в его юную любовницу. Я оставил его, спросив предварительно, в котором часу она приносит ему завтрак. Я не мог ни ненавидеть, ни ставить преграды взаимной нежности этих двух юных сердец; но мне казалось, что наименьшая компенсация, которой они были должны моей терпимости, была позволить мне хоть один раз быть свидетелем их любовных занятий.

Богемский князь, из семьи Клари, который был рекомендован мне бароном де Бавуа и с которым я проводил почти все время, оказался в эти дни настолько переполнен ядовитой заразой, которую мы в Италии называем французским злом, что ему потребовался перерыв на шесть недель. Я отвел его к хирургу Фэйе, использовав пятьдесят луи, которые одолжил ему, оказавшемуся тогда без денег по причине, как он говорил, неаккуратности его кассира, обитавшего в Тёплице, где князь был принцем-наследником. Это было ошибкой. Этот Клари был прекрасный человек, который лгал с вечера до утра, но дружба, что я к нему испытывал, не оставляла ничего иного, как его радовать. Он лгал каждый раз, когда говорил, и не по замыслу, а вследствие неодолимого свойства своей натуры. Нет человека несчастней лгуна, особенно если он рожден джентльменом, и он может им быть только вопреки рассудку, потому что понимает, что, зная, каков он, его можно только презирать. Его пренебрежение рассудком состоит в том, что он воображает, что его не понимают, и в том, что, поскольку те вещи, что он изрекает, должны восприниматься как правда, следует, что они не лишены правдоподобия. Он не знает, что, несмотря на то, что они правдоподобны, они не носят характера правды, что поражает и бросается в глаза любому, кто не лишен разума. Лгун, однако, полагает, что стоит значительно выше тех, кто только и знает, что говорить правду, и кто бы этого не делал, если бы обладал волшебной способностью придумывать. Таков был этот несчастный граф Клари, о котором я буду еще говорить, и который плохо кончил. Он сильно хромал, но это происходило от бедра, он так хорошо держался, когда ходил, что я, не зная об этом, заметил этот дефект, очень простительный, только спустя три месяца после того, как с ним познакомился. Я увидел его хромающим, когда он ходил по своей комнате в тот момент, когда думал, что он один; я спросил у него, когда он повернулся, не поранился ли он накануне, и он ответил, что да, покраснев до ушей. Во всяком случае, я не мог обвинить его во лжи. Эта прямая походка была его выдумкой, стоившей ему очень больших усилий, даже на прогулках, и когда он танцевал, он утопал в поту. Будучи молод и красив, он не хотел, чтобы могли сказать, что у него есть этот дефект. Он любил в азартной игре исправить свою фортуну, но лишь в дурной компании, потому что в хорошей он не имел достаточно смелости защититься в случае возникновения спора, и к тому же не владел в достаточной мере хорошим тоном, чтобы в нем участвовать.

Образ жизни, который я вел, сделал знаменитой Маленькую Польшу. Говорили о хороших застольях, которые там устраивались. Я откармливал пулярок рисом в темной комнате; они делались белыми, как снег, и исключительного вкуса. Я добавлял к превосходству французской кухни все, что было наиболее соблазнительного из лакомств в кухнях остальной Европы. Макароны в соусе сугилло, рисовый пилав, ризотто ин каньони и олья подрида заставляли о себе говорить. Я подбирал избранные компании на тонкие ужины, где мои приглашенные гости видели, что мое собственное удовольствие зависит от того, какое удовольствие я доставляю им. Изысканные и галантные дамы приходили утром прогуляться в моих садах в компании юных несмышленышей, не смевших и слова молвить, которых я делал вид, что не замечаю; я подавал им свежие яйца и отборное масло, что прибывало из знаменитого Вамбра. После чего — в изобилии мараскин из Зары, лучше которого не найдешь. Я часто предоставлял в пользование свой дом матадору, который приходил ужинать с женщиной выше всякого подозрения. Мой дом становился тогда недоступной святыней для меня самого. Знали однако, что я все замечаю, но дама была уверена, что, где бы я ее ни встретил, я сделаю вид, что с ней незнаком.

Очарованный этой жизнью и испытывая необходимость в 100 тыс. луи ренты для ее ведения, я часто задумывался над тем, чтобы сделать ее прочной. Человек со своим проектом, с которым я познакомился у Кальзабижи, показался послан мне небесами, чтобы сделать мои доходы даже сверх моих желаний. Он говорил мне о баснословных прибылях шелковых мануфактур и о тех, что сможет извлечь человек, обладающий средствами и имеющий смелость учредить фабрику по производству цветных шелковых тканей, подобных тем, что есть в Пекине. Он показал мне, что, имея превосходный шелк, тонкие колеры и наших рисовальщиков, лучших, чем во всей Азии, можно безмерно разбогатеть. Он убедил меня, что если установить цены за шелковые ткани в треть от тех, что платят за поступающие из Китая, и при этом более красивые, чем те, вся Европа предпочтет их, и при этом все же, несмотря на низкую цену, предприниматель получит сто на сто. Он закончил, заинтересовав меня тем, что сказал, что у него самого есть рисовальщик и художник, и что он готов показать мне несколько образцов — плодов его таланта. Я предложил ему прийти обедать ко мне и принести свои образцы на следующий день, и мы поговорим об этом деле, когда я их увижу. Он пришел, я все увидел и был удивлен. Те, что он мне представил, были разрисованы и раскрашены способами, секрет которых у него был, и к тому же обладали сопротивляемостью к дождю. Красота рисунков в золотых и серебряных листьях превосходила ту, которой любуются на тканях, привезенных из Китая, которые продаются по очень высокой цене в Париже и повсюду. Я счел все это очень несложным делом: после того, как рисунок будет наложен на ткань, рабочие, которых я найму и буду оплачивать поденно, должны будут только окрашивать ее, так, как их научат, и выдавать столько штук ткани, сколько я захочу, в зависимости от числа этих рабочих.

Идея стать хозяином мануфактуры мне понравилась. Я поздравлял себя с тем, что стану богачом и принесу при этом пользу для государства. Я, однако, решил не делать ничего без того, чтобы предварительно вполне ясно все понять, четко изучить все выгоды и затраты, и нанять или договориться с надежными людьми, в которых я буду вполне уверен, после чего моя роль будет сводиться только к тому, чтобы принимать отчет и следить, чтобы каждый исполнял свои обязанности.

Я пригласил этого человека пожить у меня семь-восемь дней. Я хотел, чтобы он рисовал и красил под моим присмотром ткани всех расцветок. Он проделал все это, с большой скоростью, и представил мне все, что он сделал, и сказал, что во всем, что касается консистенции красок, я могу подвергнуть куски, что он разрисовал, всем испытаниям. Я носил эти образцы в своих карманах пять-шесть дней, и видел, что все мои добрые знакомые очарованы их красотой и моим проектом. Я решил учредить мануфактуру и с этой целью проконсультировался с моим человеком, который там должен был стать директором.