Дьявольская радуга - Александр Годов

К черту страх!

Коля вламывается в комнату Маши, обматывает дочку одеялом и хватает её. Движения резкие. Адреналин в крови заставляет работать мозги быстрее компьютера. План прост: выйти на балкон, спуститься по пожарной лестнице и дёру-дёру от дома. Этот ублюдочный старик в любой момент может попытаться выстрелить в замок. И хрен знает, выдержит ли дверь.

Маша даже не открывает глаза. Её дыхание обжигает его руку. Мысль простреливает не хуже пули: МАША СПИТ! Коля хмурится и начинает тормошить её, но она никак не реагирует.

Да что здесь происходит?!

Он оттягивает её верхнее веко. Зрачки расширены. И что? Он облизывает пересохшие губы и бежит в ванну. Страх подгоняет его. Кажется, что вот сейчас грянет выстрел, дверь распахнется, и на пороге появится старик. Бах! Бах! И все готовы. Мозги стекают по стенам, тела остывают, а души возносятся к небесам.

К черту такие мысли!

Коля включает холодную воду и сует малышку под струю. Предчувствие накатывает удушливым жаром. С Машей в последний раз была Алена, а значит…

Неужели стерва что-то дала ребенку?

Ладно, надо спешить. Неохотно, но Коля движется к балкону. Как только он окажется на улице, то сразу же марафонцем побежит в больницу. Только так.

Раздается выстрел.

Сердце проваливается куда-то. Только бы успеть. Господи, пожалуйста!..

Коля медленно оборачивается.

Не дыша. Обратившись в слух.

Чувствуя жар в груди, но боясь вздохнуть.

Дверь со скрипом открывается. На пороге виден лишь неясный силуэт старика. Неровный и словно дрожащий по границе. Этот ублюдок догадался открутить лампочку.

Вновь хлопает выстрел. На секунду коридор освещается. Глаза старика пугают своей пустотой, губы растянуты в волчьей ухмылке. Не просто человек, а нечто более могущественное.

Коленку Коли разрывает боль. Он успевает нырнуть в комнату Маши и закрыть дверь, прежде чем сваливается на пол вместе с дочкой.

Всё! Им конец. Дверь деревянная, её даже рукой сломать можно.

Чертовы уроды!

Но старик не спешит зайти в комнату. Видимо, наслаждается страхом жертв. А может, выжидает чего.

Коля всхлипывает. Простреленная нога горит, мышцы наполняет колючий жар. Кровь стекает по штанинам. Её так много. Коля прижимает дочку к себе. Нельзя смотреть на рану. Ой нельзя! Не хватает только потерять сознание.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Дверная ручка медленно поднимается, потом опускается. Не обращая внимания на боль, Коля встает на ноги и сдвигает защелку.

— Боишься? — спрашивает Сергей Михайлович.

— Не трогайте дочку! — стонет Коля. — Пожалуйста, не трогайте дочку! Меня убейте, только пусть она живет.

— Так не пойдет, — спокойно отвечает старик. — Её я убью первой, потом и до тебя очередь дойдет. Я очень хочу посмотреть на то, как ты будешь ныть и жевать сопли. Самое клёвое то, что я не сразу забью твою дочь. Сначала порежу личико. Потом для красоты вставлю в уши по острой спице, но не глубоко, а так, чтобы порвать барабанные перепонки. Оторву ей щеки и на твоих же глазах их съем.

Коля вздрагивает. Слезы подкатывают к горлу. Мир расплывается в неярких очертаниях. Коля не понимает, что творится вокруг. Всё происходящее кажется дурным сном. За сегодняшнюю ночь уже два соседа хотели его убить. Умерла Алёна. Непонятно чем напичкана дочь. Ему прострелили ногу.

— Зачем вы это делаете? — спрашивает Коля.

В ответ лишь слышится лишь учащенное дыхание старика. Затем раздается шарканье кроссовок о линолеум.

Что задумал этот урод?

Коля застывает в нерешительности. Необходимо что-то сделать. Взгляд зацепляется за большое зеркало, прикрепленное к дверце шкафа. Коля инстинктивно сжимает кулаки. Зеркальная поверхность закипает прямо на глазах. Появляются пузырьки. Некоторые беззвучно лопаются, некоторые раздуваются и медленно подлетают к потолку.

Коля чувствует, как в комнате что-то изменяется.

Люстра несколько раз моргает, раздаётся тихий хлопок, и комната погружается во тьму, лишь через проёмы двери выбивается тусклый свет. Коле приходит в голову безумная мысль. Он поднимает дочку.

Когда зеркало выкипает, на его месте появляется проход. Проход, уводящий во тьму. Из него так и веет могильным холодом.

Выбора нет.

Коля закрывает глаза и ныряет в проход. Мышцы напряжены; кажется, что дочка весит не меньше тонны. Щиколотки что-то щекочет, отчего по спине бегут мурашки. Сердце тяжело бухает в груди, зубы ломит от боли. Ноги по-прежнему находятся на твердой поверхности, но каждый шаг дается с трудом.

Открыв глаза, Коля понимает, что стоит на лестничной площадке. От дочки исходит свет, который заставляет тьму чуть отступить. Металлические перила изъедены ржавчиной, на стенах красуются нецензурные надписи, с потолка сыпется побелка. Вот только на лестничной площадке нет дверей, ведущих в квартиры. Вокруг бетонная стена. Коля оглядывается. Проход в комнату Маши не пропал. Если не поторопиться, то старик догонит их.

Превозмогая боль, Коле спускается по лестнице. Под ногами хрустит песок, глухим эхом отдаются шаги.

Пролёт сменяется пролётом, тьма смыкается за спиной.

Быстрее! Надо торопиться. Лестница должна куда-то вывести.

Пролёт — минутный отдых, чтобы успокоить бешеный бег сердца и проверить пульс на руке дочери. А потом на негнущихся ногах надо вновь спускаться по грязным ступенькам. Мысли путаются.

Глаза сами закрываются. Лишь огромным усилием воли удается держать их открытыми.

Бросает в жар.

Тук-тук-тук. Это сердце стучит.

Крутит живот. Господи! Как же хочется есть.

Боль в ноге проходит.

Тук-тук-тук.

Все сложнее мыслить. Приходит понимание, что туда, куда они спускаются, он не сможет жить.

Тук-тук-тук.

Коле все равно. Лишь бы спасти дочь.

Тук. Мысли застывают. Тук. Время застывает. Тук. Прежнего мира больше нет.

Когда сердце Коли отбивает последний удар, лестница выводит к стеклянной двери, за которой можно разглядеть перрон станции метро…

Чьи-то теплые пальцы коснулись его лба. По телу пробежала легкая дрожь. Там, где нежные-нежные пальчики дотрагивались до кожи, оставалось приятное покалывание. Этот кто-то нагнулся к нему, щеку обожгло горячее дыхание. Николай открыл глаза. Зрение не сразу сфокусировалось, поэтому несколько секунд он вглядывался в размытые силуэты — буйство ярких клякс.

— Папа? — Одно слово заставило сердце биться с бешеной скоростью. Одно слово подобно электрическому разряду приказало телу: «дрожи!»

Николай приподнял голову и всмотрелся в горящую кляксу перед собой. Но вот зрение вернулось, и он не поверил собственным глазам. Перед ним на коленях сидела Маша. Его Маша. Он узнал эти тонкие шершавые губы, этот прямой Алёнин нос, этот острый подбородок с ямочкой. Узнал бездонные голубые глаза, в которые можно смотреть бесконечно. Узнал всю её без остатка. Он пытался найти в Маше хоть какой-нибудь изъян, но ничего, к счастью, не заметил. Перед ним сидела живая дочь.