Женщины для вдохновенья (новеллы) - Елена Арсеньева

Между прочим, она не слишком-то ошибалась. Правда, слово «властвовать» здесь не совсем точно. Вернее сказать, память о первой любви, нежность к Амалии будет мирно уживаться в сердце поэта с другими страстями, каждая из которых, очень сильная, бурная, однако не всепоглощающая, оставит в сердце крохотные, укромные уголки, в которых и сохранится память о былом. Вообще у Тютчева была подходящая наследственность для того, чтобы прослыть человеком сильных страстей! Недаром он потом напишет: «И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет…» Его дед был некогда возлюбленным помещицы Салтыковой, известной в истории как Салтычиха. Он бросил любовницу, из-за чего, собственно, та несколько повредилась в уме и дала волю своей жестокости. Ну а дед Тютчева буйствовал со своими крепостными девушками (не избивая их, конечно, а просто любя бессчетно), а по ночам выезжал вместе с отрядом подручных добрых молодцев (тоже крепостных) на большую дорогу и грабил там всякого прохожего-проезжего, укрепляя тем самым благосостояние рода своего.

Впрочем, господь с ними со всеми.

Итак, Теодор метал пылкие взоры в сторону Амалии Крюденер, с которой, конечно же, встречался то здесь, то там (мир и вообще-то тесен, а уж мир дипломатический тесен до безобразия!), показывал ей новые стихи и обменивался книгами (он очень ценил ее острый, пожалуй, не женский ум) и даже пытался заигрывать с нею (так, легонько, по старой памяти), страдая, когда она оставалась холодна, и высоконравственно покачивая головой, когда молодая женщина (а она оказалась очень пылкой штучкой!) вдруг решалась поддержать игру:

Ты любишь, ты притворствовать умеешь, —Когда, в толпе, украдкой от людей,Моя нога касается твоей,Ты мне ответ даешь и не краснеешь!

Все тот же вид рассеянный, бездушный,Движенье персей, взор, улыбка та ж…Меж тем твой муж, сей ненавистный страж,Любуется твоей красой послушной.

Благодаря и людям и судьбе,Ты тайным радостям узнала цену,Узнала свет: он ставит нам в изменуВсе радости… Измена льстит тебе.

Стыдливости румянец невозвратный,Он улетел с твоих младых ланит —Так с юных роз Авроры луч бежитС их чистою душою ароматной.

Но так и быть! в палящий летний знойЛестней для чувств, приманчивей для взглядаСмотреть, в тени, как в кисти виноградаСверкает кровь сквозь зелени густой.

Тайно вожделея Амалию, Тютчев в то же время восхищался своей женой, о которой писал родным так: «…Эта слабая женщина обладает силой духа, соизмеримой разве только с нежностью, заключенной в ее сердце… Я хочу, чтобы вы, любящие меня, знали, что никогда ни один человек не любил другого так, как она меня… Не было ни одного дня в ее жизни, когда ради моего благополучия она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня!»

Спустя некоторое время Элеонора готова будет умереть не за любимого мужа, а из-за него, но это еще впереди…

Между нами говоря, как ни были влюблены Амалия и Теодор, но они были еще слишком юными для совместной жизни. Конечно, Тютчев был старше на шесть лет, однако он был при этом еще сущее дитя. Ему необходима была женщина более опытная, которая стала бы ему и супругой, и матерью одновременно. За ним нужен был глаз да глаз! Вот только один пример тому.

На каком-то рауте в Мюнхене Федор Иванович вдруг потерял сознание. Придя в себя, он так объяснил случившееся своему приятелю, князю Ивану Гагарину, племяннику того Гагарина, который начальствовал над Тютчевым:

— Ваш дядя пригласил меня на обед. Я думал, что к шести часам, и явился в ту самую минуту, когда вставали из-за стола. Поэтому я не обедал. На другой день жены моей не было дома и некому было заказать обед; я обошелся без обеда. На третий день я потерял привычку обедать, но силы мне изменили, и я упал в обморок…

Прошло шесть лет. Крюденер был отозван из Баварии в Россию, и накануне отъезда Амалия встретилась с Теодором. Они не знали, увидятся ли вновь… они только и могли, что дать друг другу прелестную клятву не забывать друг друга, помнить ту любовь, которая их некогда связывала, оставаясь при этом друзьями. В доказательство этой дружбы Тютчев доверил Амалии рукопись стихов, которые он хотел бы видеть опубликованными в «Современнике» Пушкина, но опасался посылать по почте. Нет, отправленные вместе с дипломатической перепиской стихи не пропали бы в пути, однако Тютчев опасался, что Пушкин оставит их без внимания. Другое дело, если стихи будут переданы из рук в руки.

Амалия поклялась исполнить это поручение — и исполнила его, скажем, забегая вперед, блестяще. Да она все в своей жизни делала блестяще!

Конечно, она не преминула заглянуть в пакет. С довольной улыбкой перечла стихи, касаемые их с Теодором первой встречи:

Я помню время золотое,Я помню сердцу милый край.День вечерел; мы были двое;Внизу, в тени, шумел Дунай, —

перелистала несколько переводов из Гёте и Гейне, но больше всего ее поразило короткое, всего из двух четверостиший, стихотворение под названием «Видение»:

Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,И в оный час явлений и чудесЖивая колесница мирозданьяОткрыто катится в святилище небес.

Тогда густеет ночь, как хаос на водах,Беспамятство, как Атлас, давит сушу;Лишь Музы девственную душуВ пророческих тревожат боги снах!

Это были не просто великолепные стихи. Они изобличали гениальность своего создателя. Амалия была и в самом деле очень умна. Именно тогда ее посетила пророческая мысль, что, быть может, спустя много-много лет, даже десятилетий, о ней, обворожительной баронессе Крюденер, люди будут вспоминать лишь постольку, поскольку к ней было обращено несколько стихов этого гениального поэта… Чувства ее к Теодору еще усилились. И она дала себе слово, что все-все сделает для него, а уж добьется публикации его стихов — непременно. Даже если для этого ей понадобится повергнуть Пушкина к своим стопам.

Впрочем, она не сомневалась, что особенно стараться ей не придется.

Нет, право, она обладала даром предвиденья!

На первом же балу в Петербурге Амалия немедленно обратила на себя внимание.

Такая красота была редкостью даже при императорском дворе, даже в России, где в принципе красивы все женщины! Князь Петр Вяземский, любивший фиксировать все светские новости в дневниках и письмах, сообщал жене: «Была тут приезжая Саксонка, очень мила, молода, стыдлива…»