Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

Севка не сразу понимает, что это — война. Не нынешняя, а старинная — со шпагами, копьями и кинжалами. И бесшумная — потому что далеко.

Страшно Севке, но его очень тянет подойти поближе. И не любопытство это, а какая-то самому ему непонятная, но настойчивая потребность. Будто он что-то позабыл, а подойдет — вспомнит…

Севка спрыгивает с чугунного узора, делает по плитам шаг, другой… Человечки в плащах (на самом-то деле не человечки, а большие, только далеко) вдруг замирают, опускают клинки. И понятно Севке — они смотрят в его сторону. Что этому мальчишке здесь надо? Один человечек берет под мышку копье, размеренно идет в Севкину сторону и при этом быстро увеличивается.

Ясно, что не с добром он идет!

Севка отбегает назад, снова встает на узорчатую створку, смотрит сквозь чугунное кружево. Человек, видимо, доволен: мальчишка оказался за границей их пространства. Он той же размеренной походкой идет обратно — чтобы снова защищаться и нападать…

Севка опять прыгает на плиты. Вновь делает несколько шагов туда. И тот же человек той же деловитой (но и раздраженной!) походкой начинает приближаться к нему…

Так повторяется несколько раз — с механической одинаковостью заводной игрушки. Севка понимает, что, пока у него есть возможность спрятаться за тяжелыми переплетами ворот, он в безопасности. Но если перейдет невидимую грань, тогда… Что тогда — непонятно. Но, скорее всего, на знакомую солнечную улицу он уже не вернется… Безвыходность какая-то! Не приблизишься — не разгадаешь непонятное. Жалко им, что ли? Он же не ни чей не враг, не шпион ни с какой стороны! Посмотрел бы только, вот и всё…

С этой досадой и неразгаданностью Севка (превращаясь в Лодьку) и ощутил мамины толчки…

Сейчас хотелось взглянуть: есть ли здесь что-то похожее на сон? Вдруг отзовется какой-нибудь стрункой, подсказкой?..

Похожее, конечно было. Почти такие же, как во сне, ворота. И широкий двор за ними. Только был он поменьше, чем во сне, и никто на его плитах не устраивал схваток и дуэлей. Ходили две белые осторожные кошки, вот и все. Двор обступали похожие на кирпичные сараи строения и двухэтажный дом — такой же старый, с карнизами и орнаментами, как на улице.

Но все это Лодька отметил между делом, за секунду, потому что сразу его взгляд уперся в синюю небольшую вывеску с серебристыми буквами. Вывеска прибита была почему-то не на улице, а на боковой стене проезда, хотя и близко от тротуара.

Тюменская городская детская

БИБЛИОТЕКА

Лодька знал, что она где-то в этих краях, но вывеску не видел ни разу. (Потому что не искал!) А теперь остановился. Сразу вспомнились Борькины хитрости со «Шхуной «Колумб». А чего останавливаться! Все равно он там не записан, вместо книжки покажут шиш…

Но ниже вывески было небольшое объявление, написанное на жести: «Часы работы с 9.00 до 18.00. Читальный зал в летнее время с 9.00 до 19.00».

«Но если тебя так уж интересует эта книга, пойди в читальный зал. Посиди и почитай там… — рассудил однажды Эдик Савойцев. — Туда можно без всяких документов…»

Тогда книжка Лодьку интересовала не «так уж». И не очень-то тянуло сидеть за столом среди всяких там очкастых отличников и примерных девочек с бантиками. Но царапнула холодноватая интонация Эдика. И хотелось разобраться: почему Борька хитрит? Отчего он все чаще смотрит на него, на Лодьку, не как на старого друга, а как на случайного приятеля… Теперь же все это было позади, а читальный зал — вот он! И едва ли там в такой ранний час (и к тому же в каникулы!) много народа.

Левее вывески была прибита фанерная стрелка с красным словом «Библиотека». Она указывала на двухэтажный дом в конце двора. И Лодька пошел к нему по бугристым плитам среди которых белели мелкие ромашки.

Потянул тугую, с противовесом, дверь. В полутемном коридоре пахло книгами, книгами и книгами. Так же, как во взрослой библиотеке (Спасской церкви!), куда ходил с мамой. Желтая лампочка освещала крашеные, как в школе, двери. На левой — табличка «Читальный зал». Эта дверь открылась легко, Лодька шагнул.

— Здрасте… — это он девушке (или молодой тетеньке) — она что-то читала за солидной, похожей на магазинный прилавок стойкой. Славная такая, с пшеничной косой вокруг головы (если распустит — будет, как Стася). Девушка подняла лицо и сразу надела очки (а читала без них!).

— Доброе утро, первая ласточка… По-моему, ты новенький, я тебя не помню.

— Да… Я хотел спросить… Мне говорили, будто к вам можно записаться без документов. Просто приходить и читать. Правда?

— Совершеннейшая правда! Только я впишу в журнал твое имя и адрес. Это не секрет?

— Не секрет… — заулыбался Лодька. Подошел к стойке. Девушка, сняв очки, записала в конторской книге, где он живет и как зовут.

— А Всеволод — это как? Сева?

— Можно Сева. А лучше Лодька. То есть Лодя…

— Интересное имя… А я — Наталья Петровна. Есть еще Елена Климентьевна, моя сменщица, но она в отпуске, я пока тут одна… Что будем читать, Лодя?

«Шхуна «Колумб», писателя Трублаини», — готов был ответ. Но кто-то умный и находчивый словно толкнул читателя Глущенко под ребро.

— А… Я хочу спросить… может быть, у вас есть «Три мушкетера»?

Это он почти без надежды. В четырнадцать лет кто верит в чудеса? Но замечательная Наталья Петровна (скорее даже просто «Наташа», но ведь не скажешь это вслух) ответила понятливо, почти как заговорщица:

— Представь себе, есть. Единственный истерзанный экземпляр дожидается сегодняшнего читателя на полке. Тебе, Лодя, повезло…

И вот она, долгожданная книга! Толстенная, с разлохмаченными по краям листами, с тремя шпагами, оттиснутыми на размякшем коленкоре. Мечта и счастье… Лодька чуть не прижал распухший том к груди. Заоглядывался: где присесть?

— Забирайся на диван, — посоветовала Наталья Петровна. — вон там, в углу. Самое уютное место. Можешь даже сбросить башмаки и залезть с ногами. В библиотечных правилах нет на это строгого запрета.

Она была такая хорошая, что Лодька даже решился на дурашливое признание.

— С ногами нельзя. У меня в носке на пятке дырка…

— Что за беда! Я на твою пятку смотреть не буду, а больше никого нет.

Лодька устроился на покрытой мелкими трещинками клеенчатой обшивке. Диванные пружины струнно загудели в ответ на его возню. Лодька положил раскрытый том на диванный валик. Скинуть башмаки он сперва не решился, но скоро это случилось как-то само собой. Вместо брезентовых полуботинок оказались на Лодьке сапоги с отворотами и шпорами, а сам он — в седле. Закружили его тесные улицы, где слышалось цоканье подков и бередящее душу звяканье длинных клинков…

Квадратные часы над стойкой с Натальей Петровной деликатно, с негромким дребезжаньем отмеряли быстротекучее время. И отметили половину третьего, когда закончилась «обмирательная» (до остановки дыхания!) история с алмазными подвесками и Мерлезонским балетом.

В читальном зале так никто больше и не появился. Солнце перемещалось по блестящим желтым столикам.

Наталья Петровна, которая полдня тоже что-то читала почти не отрываясь, окликнула Лодьку:

— Ты сидишь уже пять часов. Без обеда. Хочешь чаю с булочкой?

— Что!.. Ой, нет, спасибо…

Какой уж там чай! Лодьке хватало того, которым он утром необдуманно запил жареного карася. Пол-литровая кружка! Знать бы заранее… Грубое устройство человеческого организма не считается с миром литературных фантазий. Лодька понял, что дальнейшее промедление «чревато последствиями». Где спастись от этих последствий, Лодька спросить ни за что не решился бы.

Он сдал книжку Наталье Петровне. Пританцовывая, спросил:

— А завтра можно прийти?

— Ра-зу-ме-ет-ся! Иначе мое присутствие здесь теряет смысл. В июле занимались те, кто готовился к вступительным экзаменам, а сейчас как на вымершем острове… Если задержишься, не волнуйся, я отложу книгу…

— Спасибо! — И Лодька рванул во двор. Должна же где-нибудь там быть деревянная будочка специального назначения!.. Ага, вон она, за тополями!

…Обратно через двор Лодька не пошел. Пришлось бы шагать мимо окон «читалки», и его могла заметить Наталья Петровна, Сразу догадалась бы, почему он танцевал… «Мерлезонский балет» (хи-хи). Лодька оглянулся. В пяти шагах от будки стояла полуразрушенная кирпичная стена. В ней виднелась узкая дыра. К дыре вела по травке тропинка. Есть тропинка — есть путь! Куда-нибудь да приведет! Неизвестность — она всегда привлекательна. Особенно, если начитался приключений.

Лодька шагнул в дыру.

За стеной был почти такой же двор, только более заброшенный. Здесь царила та же солнечная пустота, что на улице, которую Лодька недавно видел во сне. Висящие в воздухе летучие семена, редкие бабочки, беззвучие. В дальнем краю подымалась из репейников еще одна кирпичная стена — с полукруглыми углублениями (похоже не внутренность маленькой цитадели). Над стеной — торец дома с наполовину обвалившейся штукатуркой. На серой штукатурке — остатки надписи: «…рская Н.Ларiонова. Мех…» Видимо, до революции какой-то Н.Ларионов занимался в своей мастерской мехами или механизмами. Слава от стены торчала развалившаяся садовая беседка с точеными перилами и столбиками. К ней опять же вела тропинка. За беседкой Лодька увидел в дощатом заборе осевшую полуоткрытую калитку…