Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945 - Реджинальд Пэйджет

Сам фон Манштейн поклялся, что не знал об убийствах евреев СД, и суд явно ему поверил. Лично я, припоминая поведение фон Манштейна в случае «приказа о комиссарах», верю ему безусловно.

Отступление

Оставшиеся обвинения затрагивали разрушения и эвакуацию, проводившиеся немцами при отступлении, принудительный труд гражданского населения и использование военнопленных на строительстве оборонительных укреплений, а также отправку гражданских на работу в Германию.

Немцы отступали широким фронтом, преследуемые превосходящим их в шесть, если не в восемь раз противником.[100] Все резервы Гитлер переправил в Италию.[101] Их выживание зависело от двух условий. Во-первых, отступая от реки к реке, немцы должны были иметь заранее подготовленные позиции, и, во-вторых, им было необходимо не дать преследователям достигнуть рек на широком фронте – чтобы оставалось время занять новые позиции за очередной рекой и закрепиться на них.

Использование военнопленных и гражданских на строительстве оборонительных позиций вдоль рек стало основой двух обвинений. Обвинители потратили несколько дней на предъявление документов, чтобы показать, что в отдельных случаях в том или ином месте использовалось столько-то гражданских и столько-то военнопленных для рабского, по их понятию, труда. По этому поводу дискуссий не возникало. Приказы Верховного командования требовали привлечения и военнопленных, и гражданских лиц к выполнению этих задач, а также устанавливали условия их использования. Основной приказ устанавливал в большинстве случаев оплату на сдельной основе, которая по русским меркам считалась высокой; 54-часовую рабочую неделю; обеспечение работавших кухнями и столовыми; продажу товаров для удовольствия и минимальных удобств; обеспечение заболевших медицинской помощью и больничным лечением; выплату особых пособий работникам, разлученным со своими семьями. Не нашлось свидетельств нарушений основных положений данного приказа, однако не приходится сомневаться, что в отдельных случаях, когда требовалось закончить работу в особо сжатые сроки, условия труда были далеки от совершенства. Принудительный труд для украинских крестьян не был в новинку, а предоставлявшиеся немцами условия оказались значительно лучше, по крайней мере в материальном плане, чем те, что они получали от своих московских хозяев.

Утверждение обвинения, что военнопленные и гражданские использовались на линии фронта и в опасных условиях, оказалось безосновательным. Менее всего немцам хотелось иметь на своих позициях толпы военнопленных и гражданских, которые легко могли впасть в панику или взбунтоваться. Как мы доказали при помощи карт, работы всегда проводились достаточно далеко за линией фронта.

Единственной опасной работой, выполнявшейся русскими военнопленными, являлась расчистка минных полей. Обвинение назвало эту практику бесчеловечной. И мы застали их врасплох, представив свидетельство о том, что все западные союзники тысячами использовали военнопленных в тех же целях. Тогда обвинение привело, по моему мнению, безнравственный аргумент, будто использование союзниками военнопленных для разминирования имело место уже после военных действий и, значит, являлось вполне законным. Я всегда полагал, что долг гуманного обращения с военнопленными только усиливается после того, как их страна потерпела поражение и капитулировала, и, более того, с любой точки зрения международного права мы вообще не имели права держать их в плену.

Другое обвинение затрагивало меры, принятые немцами для задержки русского наступления. Возможности русской армии продвигаться вперед в большой степени зависели от того, что можно было найти в сельской местности. Армии не хватало транспорта.[102] Для перевозок использовалось местное население. Привлекались тысячи гражданских, тащивших на себе снаряды, канистры с бензином и все необходимое для войск до границы своих мест проживания, где они передавали свой груз соседним жителям, а сами возвращались за новым.[103] В условиях русской зимы ночевать на улице невозможно, поэтому без укрытий было не обойтись. Русские армии нуждались не только в провианте, но и в укрытиях, и в людских резервах (в 1941 г. Красная армия безвозвратно потеряла 159 тысяч автомобилей из 272 600 (58,3 %); эти потери удалось восполнить за счет мобилизации грузовых автомобилей из гражданского сектора экономики и за счет построенных во второй половине года; в армию поступило 204 900 машин: в 1942 г. потеряно 66 200 автомобилей, получено 152 900, в основном по лендлизу; в 1943–1945 гг. в армию было направлено 387 300 автомобилей; только бронетанковые части обслуживали 110 тысяч автомобилей и 30 тысяч мотоциклов. – Пер.).

Гитлер приказал немецким армиям не оставлять за собой ни провианта, ни скота, ни укрытий, ни жителей, способных служить в Красной армии. Подробные приказы были разосланы напрямую в действующие армии, минуя командования групп армий. Манштейн издал приказы, предписывавшие эвакуировать только семьи целиком, а там, где эвакуация не являлась целесообразной, крестьянам следовало оставлять припасы, достаточные для их существования до следующего урожая. Городскому населению оставлялся месячный запас продовольствия. В отличие от Гитлера он не был готов оставить позади себя стариков и детей, которые могли стать лишь обузой при преследовании его отступающих войск, или бросить гражданское население в разоренной сельской местности без средств существования, поскольку отлично понимал, что русская армия не станет их кормить.[104] Единственное вмешательство в приказы Верховного командования, которое позволил себе фон Манштейн, – это смягчение их жестокости.

Фон Манштейн был готов взять на себя риск, оставляя некоторую людскую силу и припасы, но он сам находился в положении подчиненного, к тому же у армий всегда имелась возможность предпочесть более безжалостный приказ Верховного главнокомандования. Нашлось немного свидетельств того, насколько эффективными оказались в данном случае приказы Манштейна, однако генерал Буссе рассказывал, что, за исключением тех немногих мест, где хозяйничали войска СС, армия следовала инструкциям фельдмаршала.

Заключительное обвинение рассматривало военную необходимость в широком аспекте. Наши бомбардировки создали гигантский дефицит рабочей силы в Германии,[105] необходимой для поддержания военной экономики. Это потребовало привлечения иностранных рабочих, частью добровольного, частью принудительного. Руководил этим Заукель. На оккупированных территориях ему была передана часть исполнительной власти, такой же, какую осуществлял в Англии Эрнст Бевин, министр труда и общественных работ. Власть Заукеля даже превышала власть военных командующих. Его представители имели полномочия издавать приказы, обязательные для армии, – сверху вниз, по инстанциям. Он открыл конторы по найму (биржи труда) на оккупированных территориях, осуществлявшие политику вербовки, и отдавал распоряжения комендантам и бургомистрам городов. Ему помогала гражданская полиция. Армия активно возражала, поскольку сама отчаянно нуждалась в рабочей силе. В самом деле, вот вам один из бесчисленных примеров косвенной помощи русским, проистекавшей из наших бомбардировок.