Шахта - Михаил Балбачан

Клименко попытался лечь поудобнее, но как он ни вертелся, делалось только хуже. Он все ворочался и охал и думал о том, как его спасут, и как он пойдет на рыбалку, и как гулял в прошлом году у кума на именинах, а домой его потом едва дотащили. Жену вспомнил. «Теперь ревет небось, паскуда». Стук отбойных молотков определенно сделался громче. «Это хорошо. Дотерплю. Чего мне? Живой, здоровый, так, только ободрался маленько. Фельдшерица, поди, и билютня не даст. Иди, скажет, Клименко, работай. Неча тут симулировать». Он животом почувствовал частую дрожь породы и, охваченный ужасом, вжался в неровное свое ложе. Снаружи с тяжким грохотом валились огромные глыбы. «А меня не достанет! Не достанет!» Грохот нарастал. Глыба, запиравшая проход, покачнулась, из щели брызнула острая мелочь. Когда все кончилось, он еще долго лежал неподвижно, сам почти окаменев. Потом, судорожно вздохнув, осторожно вытянул опять ноги, вначале – левую, потом – правую. «А фонарь-то выключить надо. Сколько он уже горит?» Клименко зашарил рукой вокруг себя, конец его сапога легонько задел что-то, и это «что-то» бесшумно сдвинулось, как хорошо смазанное лезвие. Боль ударила левую ногу ниже колена. Он сразу потерял сознание.

На третий день уголь стал разбористей, рыхлее и пошел куда легче. И вот один из молотков, всхлипнув, провалился в пустоту. Все, кто был в тот момент поблизости, кинулись разгребать. Вдруг в глаза им полыхнул встречный луч света. Их, оказывается, ждали. Сидоренко и его товарищи устроили закут под вторым уступом, где часть стоек почему-то выстояла, и все три дня спокойно просидели там. Они были целы и, в общем, невредимы. Только одному крепильщику ушибло немного голову.

– А потому что неслух, – степенно пояснял Сидоренко, оглаживая бороду, – сколь раз ему говорил, чтобы, значит, ходил в каске. Каска, она ведь для того и…

Спасенных оказалось одиннадцать – двоих недоставало. Забойщика Кудимова и мастера Клименко. «Клименко! Черт, именно Клименко! – удивился Куроедов. – Придется, значит, опять наверх тащиться. Там он все-таки, чтоб ему… Или Кудимов? Хотя, какая на … разница?»

Зощенко, посовещавшись с чумазым пареньком, оказавшимся, как ни странно, начальником шахты, объявил, что следует возобновить поиски наверху. Тут и спасенные рабочие забубнили, что вроде бы слышали оттуда человеческий голос. «Он небось посередине где-то, – размышлял Куроедов, – значит, через месяц откопаем голубчика, а он к тому времени протухнет давно». Начиналась неприятная часть спасательной операции – поиск трупов.

Теперь в провал спускались втроем. Куроедов, Чуриков, смурной могучий детина и, разумеется, Купченко. Куроедов опять из принципа пошел первым. Ему показалось, что на дне появились новые глыбы, но он постарался отогнать эту предательскую мысль.

– Давай, – тихо позвал он и дважды мигнул фонарем. Оказавшись при этом на мгновение в темноте, он заметил что-то краем глаза и резко обернулся. Ничего особенного видно не было. Выключил фонарь. Из-под обломков сочилось едва различимое мерцание. Он подполз к тому месту и раздвинул несколько камней. Свет усилился.

– Сюда, сюда, – забывшись, крикнул Куроедов. Двое остальных как раз спустились. Они потушили фонари и тоже некоторое время смотрели на свет, шедший из-под камней.

– Клименко! Федор! Отзовись, Федор! – негромко позвал Купченко, но ответа не было. Тогда он и Чуриков принялись ковырять ломиками обломки. Рядом тяжко бухнуло, по сапогам чиркнули каменные брызги. За первым ударом последовал второй, немного подальше. Спасатели застыли кто как был, но ничего такого больше не происходило.

– Осторожнее, черти, ломами орудуйте, – зашипел Куроедов, – он, поди, мертвый там уже, ему все равно, а нас поубивает. Увидало бы начальство, чего я из-за вас творю…

– Ништяк, товарищ начальник, я заговоренный, – гаркнул дурак Чуриков, а Купченко молча, но с еще большим ожесточением продолжал шуровать ломом. Сверху мигали фонарями, иногда дергали за веревки, прикрепленные к их поясам, но в общем и целом не вмешивались. Во время коротких передышек они выключали фонари, чтобы видеть свет из-под камней. Втроем, с великими предосторожностями, они вытянули тяжелый треугольный обломок, и их глазам предстала ровная вертикально стоявшая плита. В щели под ней лежал шахтерский фонарь, светивший уже еле-еле.

– Петрович! Позволь мне ее, проклятую, – Купченко сунулся с ломом наперевес, – я в таких делах спец, сам знаешь. Сердцем чую, живой он.

– Ты только поосторожней, Лукич, не торопись.

Сбоку опять ударил упавший камень, вроде небольшой. «Небольшой-то он небольшой, а как раз хватит», – подумал Куроедов.

– Вылазь оттуда, Купченко. Бросай эту …ю! Не видишь, что ли, мертвый он там. Вылазь, нельзя больше здесь быть! – всполошился он. – Чуриков, давай тащи его оттуда.

Но Купченко с Чуриковым, словно не слыша, изо всех сил налегали на ломики. Плита качнулась. Мысленно всхлипнув, Куроедов тоже полез к ним. Плита тронулась и плавно осела на откос. Куроедов зажмурился. Ничего, пронесло.

– Здесь он лежит, – прошептал Купченко, – вот он.

Куроедов открыл глаза. В узкой каменной норе, головой к ним, лежал на спине человек.

– Это Клименко?

– Он.

Куроедов снял рукавицу и дотронулся до шеи лежавшего. Пульс слабо бился.

– Живой! Давайте, осторожненько. И скажите там наверх, чтобы врача сюда срочно.

Чуриков крикнул:

– Врача! Врача сюда! Нашли! Живой он!

– Ты чего, Чуриков, о…л на радостях? Хочешь, чтобы нас всех тут? Заставь дурака богу молиться! Ну, дружно взяли!

Они ухватили лежащего под мышки и потащили.

– Это, – сказал Чуриков, – осторожней надоть, у него вся грудь в кровище, пораненый он, кажись.

– Так, тише давай, не дергай!

Тело Клименко вытянулось, безвольная голова ушла в плечи.

– Стой! Не видите, держит что-то.

– Кажись, ноги привалило. Не видать ни хрена. До колен все нормально, а дальше – узко.

– Лукич, попробуй, подлезь, пощупай там.

– Ничего не получается, – приподнялся, отдуваясь, Купченко, – до пояса только достаю, а дальше – никак.

– Ладно, давайте попробуем еще потянуть.

Они ухватились покрепче и дернули изо всех сил. Вдруг лицо Клименко ожило, он тонко, жалобно застонал и приоткрыл глаза.

В глаза били лучи. Белые фигуры со злобными темными харями вцепились ему в голову и плечи.

– Ой, что ж это такое? – прошептал он.

– Федор Иваныч, ты не беспокойся, это я, кум твой, мы тебя нашли, сейчас на-гора тебя вытащим.

– Это ты, Петро? Значит, отыскали все-таки. Это хорошо. А то я больше терпеть не могу совсем. Пить дайте! Пить!

Куроедов достал фляжку, отвинтил пробку и поднес горлышко к его губам. Клименко отпил глоток, но сразу поперхнулся, откинулся, болезненно мыча. Подбородок его, обросший седой щетиной, мелко дрожал. Тогда Куроедов сам влил ему в рот еще немного.

– Худо мне. Ох худо. Силушки нету больше, не могу-у-у, – и Федор Иванович завыл. Они сидели вокруг, и беспомощно ждали, пока он не замолчал и не обвис опять у них на руках. Его губы были совсем черны, на исцарапанном лице блестели белые полоски приоткрытых глаз – он опять потерял сознание. Пользуясь этим, они по команде «три» дернули его из щели. Клименко оттолкнул Чурикова и, беспорядочно размахивая руками, завыл опять.

– Не, так не пойдет. Где ж этот врач, наконец?

– Здесь я, – отозвались сзади, – фельдшер Петрова. Посветите!

Женщина в испачканном белом халате, надетом поверх робы, присела над головой пострадавшего. Оказалось, что в провал спустилось еще несколько человек, в том числе и начальник шахты. Они встали вокруг, скрестив лучи фонарей на лице Клименко.

– Бросьте его тянуть, – зло зашептала фельдшерица, – и отойдите все. Давайте, давайте, отходите.

– Федор Иваныч! Что с тобой? Скажи, что? – начальник шахты положил руку на лоб мастера.

– И вы, Евгений Семеныч, тоже отойдите! – фельдшерица попыталась просунуться в щель, но и ей удалось дотянуться лишь до колен. Она быстро, профессионально ощупала тело. – Насколько я могу судить, здесь ничего серьезного, – заключила она. – Может быть, с ногами что-то, ниже колен, не знаю. А нельзя разобрать там, с той стороны?

Собравшиеся покачали головами. Огромная, размером с грузовик, плита песчаника нависала над телом Клименко.

– О-о-ох, нога моя, нога. Левая нога. Кость сломана, не могу больше терпеть, – вдруг ясно произнес тот. Лицо его заливал теперь обильный пот.

– Лена, что же вы? Помогите, дайте ему, чего-нибудь, – взмолился начальник шахты. Фельдшерица достала из чемоданчика шприц. Чуриков ей светил.

– Четверо вместе со мной и фельдшером остаются здесь, остальных попрошу подняться, давайте, нечего вам тут делать, – овладел ситуацией начальник ГСС, – и вас, товарищ Слепко, тоже прошу. Мы тут сами как-нибудь.

Оказавшиеся лишними неохотно подчинились. Их по одному вытянули наверх.

– Я сделаю инъекцию, – сверкающая тонкая струйка брызнула из иглы.