Вихрь с окраин Империи - Роберт Фреза

Санмартин кивнул.

– Я где-то читал, что на каждом корабле должен находиться финн, чтобы успокаивать бури и заклинать ветры. Пожалуй, ты больше всех подходишь на роль чародея.

Когда Хярконнен дважды повторил свою идею, Санмартин тут же повел его к Верещагину, который только улыбнулся и поручил Хярконнену и Саки Буханову – единственному финансовому эксперту в батальоне – найти в университете профессора экономики, который понимал бы толк в компьютерном моделировании биржевых операций.

Четверг (319)

Санмартин с трудом оторвался от стола, за которым работал, когда Исаак Ваньяу привел Питера Оливье.

– Майор Санмартин, у вас есть время поговорить со мной? – робко спросил Оливье.

– Есть. Берите стул. – Санмартин окинул взглядом комнатушку.

Ваньяу просунул руку за дверь и втащил в комнату стул.

– Хеэр Санмартин, – присев к столу, начал Оливье, – я глубоко сожалею о смерти вашей жены.

– Благодарю вас. Чем могу служить?

– Уверен, вам известно от ваших шпионов, что я нынешний глава Африканерского союза.

Африканерский союз был полусекретной, крайне националистической организацией. Одна из его фракций – Африканерский Орден – и спровоцировала прошлый мятеж. Оливье погряз в этом по горло, и Рауль Санмартин лично принимал его капитуляцию.

Санмартин кивнул, не подтверждая и не опровергая заявление Оливье.

– Что привело вас сюда?

– Я обязан вам тем, что вы оставили меня в живых и не депортировали, и, хотя мне очень не нравится подполковник Верещагин, я подумал, что нахожусь в долгу и у него за спасение моего народа, – чопорно проговорил Оливье, чье мрачное выражение лица свидетельствовало о смешанных чувствах.

– Ну?

– Христос Клаассен говорил мне, что вы готовите экспедицию на Землю. Наши интересы совпадают. Я могу предложить вам нашу помощь. – Он открыл портфель. – В свое время мы депонировали несколько миллионов франков в банках Цюриха. Это остатки золотого запаса и иностранной валюты прежней Южно-Африканской республики. Частично их используют для помощи африканерам, остающимся на Земле, но основной фонд сохраняется в неприкосновенности. Хеэр Клаассен считает, что вы могли бы воспользоваться этими деньгами.

– А вы уверены, что люди, которых мы депортировали, не очистили все ваши счета? – осведомился Санмартин.

Оливье улыбнулся.

– Чтобы предохранить эти деньги от использования в неподобающих целях, счета были распределены между казначеем Союза и его помощником. После мятежа помощник отказался перевести средства со своего счета на кого-либо из депортируемых.

– Да, помню. Они убили его шурина. – Санмартин немного подумал. – У Тимо Хярконнена возник один план. Возможно, нам удастся даже извлечь прибыль из этих вкладов. В вашей организации есть человек, которому вы могли бы поручить отправиться на Землю?

– Да, – кивнул Оливье. – Это я.

– Хм-м…

– Мои дети уже выросли, а жена оставила меня несколько лет назад.

Санмартин внимательно посмотрел на него. Несмотря на дряблые щеки и появившееся брюшко, в нем еще много оставалось от прежнего Оливье.

– Добро пожаловать в нашу экспедицию. – Санмартин крепко пожал ему руку.

Пятница (319)

Разработав план атаки в целом, Санмартин перешел к другим проблемам. Во второй половине дня он привел к Хансу Кольдеве университетского профессора в как будто твидовом пиджаке.

– Ханс, это доктор Якоб ван дер Вурте. Он читает лекции по астрофизике, и я попросил его помочь нам с проблемой незаметного спуска твоего челнока на японскую землю. Як, Ханс будет командовать штурмовой группой.

Кольдеве обменялся рукопожатиями с ван дер Вурте, при этом с явным отвращением разглядывая его косматую шевелюру.

Профессор с энтузиазмом водрузил на стол портативный компьютер, который захватил с собой.

– Думаю, моя идея станет для вас приятным сюрпризом, когда я вам ее изложу, хеэр Кольдеве. Солнечная система замусорена куда больше других, и вокруг Земли вращается множество хлама, являющегося делом рук человека. Хотя корабль все равно будет выделяться…

– Как клоун на похоронах, – вставил Кольдеве.

– … челнок заметен гораздо меньше. Поэтому, если вы отделитесь от вашего фрегата где-нибудь внутри внешнего пояса ван Аллена[31] с большой скоростью и спланируете к Земле в направлении ледяного континента у южного пояса, вас наверняка примут за очередной кусок камня.

– А как же астрономы?

– Конечно, приборы могут вас засечь, но ведь их хозяева никак не ожидают челноков, появившихся из ниоткуда, – с апломбом истинного ученого заявил ван дер Вурте.

– Мы выкрасим челнок черной силиконовой краской, и тебе не придется включать моторы большую часть полета, – заверил Ханса Санмартин.

– Краска выгорит, когда вы войдете в атмосферу, что сделает челнок еще больше похожим на метеорит. – Ван дер Вурте указал на свой дисплей. – Достигнув вот этого пункта на северо-востоке от острова… э-э… Новая Зеландия, вы перелетите на остров… как его?.. Гуам, высадите хеэра Оливье и направитесь в Японию.

Кольдеве изобразил очаровательную улыбку.

– Доктор, вы родились здесь, на Зейд-Африке, не так ли?

– Да, – просиял ван дер Вурте. – Откуда вы знаете?

– Просто удачная догадка. – Кольдеве посмотрел в окно. – Просто из любопытства, доктор, какое максимальное количество пищи, воды и кислорода мы можем иметь на борту?

– Ну, вообще-то не очень большое. Конечно, если что-нибудь пойдет не так, придется сесть на одном из островов, – признал ван дер Вурте.

– И сколько времени должно занять это путешествие? – с подозрением осведомился Кольдеве.

Ван дер Вурте стряхнул с пиджака соломинку.

– Около трехсот сорока часов.

– Рауль, нам придется провести эти триста часов внутри челнока?

– Это лучше, чем идти пешком.

– Майор Санмартин и я обсуждали установку душа, агрегата для регенерации воды, дополнительного бака с жидким кислородом… – начал ван дер Вурте.

Кольдеве страдальчески закатил глаза.

– Это будет нечто вроде Черной ямы в Калькутте[32], верно?

– После того, как вы подвесите койки, там будет трудновато, но терпимо, – твердо заявил Санмартин. – Держу пари, что ребята до самого конца путешествия будут резаться в тарок[33].

– Все это походит на историю про психов, руководящих сумасшедшим домом, – простонал Кольдеве.

Суббота (319)

Верещагин просмотрел проект плана и внес в него ряд изменений. Самым важным было уменьшение количества людей до ста сорока.

– Этого хватит. Взять больше – не означает обязательно увеличить шансы на успех, но, безусловно, приумножить потери в случае неудачи.

– Не слишком большая армия для вторжения в страну с населением в сто семьдесят пять миллионов, – пожаловался Кольдеве.

– «Мадианитяне же и Амалекитяне, и все жители востока, расположились на долине в таком множестве, как саранча; «верблюдам их не было числа, много было их, как песку на берегу моря»[34], – процитировал Санмартин.

– Хорошо. Антон – Моисей, а ты – Гедеон[35]. Признаю свою ошибку.

– Пока я все обдумывал, – ухмыльнулся Санмартин, – леди из Йоханнесбурга вышили для нас боевое знамя из настоящего шелка. Получилось совсем неплохо – саламандра даже похожа на настоящую.

Эмблемой батальона была белая саламандра с тремя черными пятнами и изумрудно-зелеными глазами на черном фоне.

– Как любезно с их стороны, – заметил Верещагин.

Малинин мрачно усмехнулся.

– Надеюсь, ты спросил у них, почему они дождались окончания войны? – осведомился Харьяло. – Что нам делать с этим знаменем? Мы – стрелковый батальон. У нас есть эмблема – а флагов у стрелковых батальонов не бывает. По-моему, это очередной серебряный самовар. – Вышеупомянутый самовар в необарочном стиле был прощальным даром жителей города Оренбурга на планете Новая Сибирь. Его извлекали из хранилища только раз в год – на праздник Первого мая. Понадобились годы, чтобы полностью оценить эстетические качества этого изделия.

– Поблагодари, этих леди, Рауль, – посоветовал Верещагин. – Возможно, когда-нибудь построят музей, куда мы, сможем сдать этот флаг.

Воскресенье (320)

Когда Харьяло объявил батальону об экспедиции на Землю, последовала пауза, сменившаяся громким «ура», которое звучало около минуты, пока Матти не топнул ногой.

– Ребята заинтересованы, – заметил Кольдеве.

Потом Матти объявил, что полетят только сто сорок человек.

Батальон тотчас же начал свистеть – свист заменял русским неодобрительные возгласы – и скандировать «у Матти клопы в кровати», что было традиционной и довольно глупой реакцией на любой непопулярный приказ.

Потом Верещагин вызвал добровольцев. Половина батальона хорошо знала, что такое холодильная камера, и Верещагин не сомневался, что всем известно о действии временного сдвига на родственные и иные связи и что добровольцы понимают, как немного у них шансов на успех.