Ищущий убежища - Бернард НАЙТ

Несчастный де Бонвилль опустился на землю. Унижение его было еще более болезненным, учитывая еще недавнее занимаемое им положение в обществе – добротная одежда, кони, деньги, подъем по аристократической лестнице на ступеньку-другую выше тех, кто его окружал.

– Сейчас вы покаетесь передо мной в совершенных вами преступлениях, – раздался хриплый голос Джона. – Признание не будет принято, если покаяние будет неполным или неискренним.

В этот момент регент, опередив архидиакона, произнес новое предупреждение о вечном проклятии:

– И милосердие церкви, а, возможно, и отпущение грехов в будущем, тоже зависит оттого, насколько полным и сердечным будет раскаяние.

Запинаясь на каждом слове, де Бонвилль неохотно повел свой рассказ.

Все началось много месяцев назад, когда прибывший из дальних земель солдат привез в Питер-Тейви новости о Хьюберте и сообщил, что тот в скором времени собирается домой.

– Мы думали, что Хьюберт погиб в Палестине или по дороге домой, – пробормотал его брат. – Многие из тех, кто брал на себя крест, не возвращались домой, поэтому все считали меня настоящим наследником звания и имения отца. – Его раздраженный и упрямый голос зазвучал громче, поднявшись почти до истерического визга. – Когда отца разбил паралич, я управлял имениями, занимался делами, так что наследство должно было стать моим по праву. Я заработал его за три года отсутствия Хьюберта.

Гервез, который всегда завидовал старшинству брата и страдал от его высокомерного отношения, понял, что его планы на получение отцовского наследства превращаются в пыль. Оставалась лишь очень слабая надежда на то, что Хьюберт не выживет во время обратного путешествия. Действительно, гораздо больше крестоносцев становились жертвами болезней и других опасностей, поджидавших их на пути, чем погибало от оружия магометан. Гервез признался, что часто разговаривал с Болдуином, своим сквайром и наперсником, на все лады обыгрывая вероятную смерть брата. Постепенно мечты превратились в навязчивую надежду на то, что со старшим братом произойдет какой-нибудь несчастный случай, хотя обоим казалось, что они, со своей стороны, вряд ли способны сделать что-либо, чтобы чаяния Гервеза стали реальностью.

Затем, по чистой случайности, около восьми недель тому назад Болдуин побывал в гостях у своей знакомой в Сэмпфорд-Спайни и услышал там, что в таверне остановился человек, возвратившийся домой после похода в Святую землю. Желая узнать, не привез ли тот свежих новостей о Хьюберте де Бонвилле, Болдуин разыскал прибывшего и был потрясен, узнав, что Эльфгар является слугой и сквайром Хьюберта. Он направлялся в Питер-Тейви, чтобы объявить, что его хозяин находится в Саутгемптоне и примерно через две недели прибудет домой.

– Болдуин не рассказал сквайру, кто он такой. Он тут же примчался домой и сообщил мне о своем открытии, – заявил Гервез лишенным интонации безнадежным тоном.

После нескольких часов лихорадочного обсуждения они решили, что Эльфгар не должен добраться до поместья со своим известием. Хотя сэр Арнульф вряд ли был бы в состоянии что-либо понять, Мартин, двоюродные братья, да и все другие обитатели поместья прослышали бы о скором прибытии Хьюберта, и тогда ни о какой неожиданности не могло быть и речи.

К этому времени Гервеза прорвало, и в приступе самобичевания он рассказывал обо всех печальных подробностях заговора. Стоя на коленях в грязи, он продолжал исповедь, каждое слово которой жадно ловили присяжные и добрая часть населения Эксетера. Гервез говорил без умолку, голосом, который то становился монотонным, то дрожал от избытка эмоций.

– Мы решили убить Эльфгара и любым образом помешать приезду Хьюберта домой, хотя сделать это было гораздо труднее.

Болдуин знал, что сакс намеревался выехать из Сэмпфорд-Спайни на следующий день, дождавшись, пока пройдет хромота слегка повредившей ногу лошади.

– Я дал сквайру денег, и вскоре он нашел какого-то нищего разбойника, попрошайничавшего на опушке леса неподалеку от Тейвистока. За пару марок разбойник согласился помочь ему избавиться от сакса. – При этих словах по передним рядам толпы пробежал ропот негодования.

– Болдуин и нанятый им разбойник устроили засаду, поджидая Эльфгара на дороге, ведущей из Сэмпфорд-Спайни.

Вдвоем они без труда стащили его с лошади и ударили ножом, затем Болдуин перерезал ему горло. Они погрузили тело на лошадь и отвезли его к ближайшим скалам, где и спрятали в расщелине.

Его голос вдруг взвился в попытке жалобного самооправдания:

– Я тут ни при чем, меня там не было, я находился за много миль оттуда, в своем поместье. Это Болдуин настоял, говорил, что ничего другого нам не остается. Если бы я не стал лордом Питер-Тейви, он бы так и остался слугой, ни за что бы не поднялся при Хьюберте, который всегда его недолюбливал и наверняка назначил бы управляющим кого-нибудь из своих любимчиков.

Коронер Джон не выдержал:

– Вы, жалкий мерзавец, смеете утверждать, что вы ни при чем? Не вы ли вручили деньги собственному слуге, чтобы тот нанял убийцу? Единственное, в чем вы можете сознаться, – это трусость, а не невиновность!

Гервез уронил голову от стыда, но не оставил попыток оправдаться:

– Мы всего лишь хотели избавиться от какого-то телохранителя, сделать что-то, чтобы задержать новость о возвращении брата до тех пор, пока не возникнет какой-нибудь план. Мы не собирались убивать Хьюберта. Мне казалось, я смог бы организовать похищение, чтобы позднее доставить его в Ирландию или Бретань, где с ним мог произойти несчастный случай.

Джон дал ему пинка подошвой сапога, и свалившийся в грязь негодяй даже не попытался встать.

– Вы не только лжец, но и мерзавец! Вы помышляли о том, как убить Хьюберта, с самого начала. Потому что другим способом вы никак не завладели бы отцовским наследством. Но что случилось потом?

Неуклюже опираясь на сделанный им крест, Гервез поднялся с земли, но остался сидеть на корточках. Он казался настолько несчастным, что Несте стало почти жаль его, и, чтобы избавиться от этого чувства, ей пришлось напомнить себе, что перед ней братоубийца.

– Этот дурак Болдуин, – забормотал де Бонвилль, – не смог удержаться и прихватил кинжал Эльфгара. Потом они увели лошадь сакса подальше в болота, сняли с нее сбрую и отпустили на все четыре стороны.

– А куда подевался разбойник со своими тридцатью сребрениками? Или разбойника вы придумали, чтобы отвести вину от себя? – спросил коронер.

Де Бонвилль неистово затряс головой:

– Нет, я его не выдумал, он был– пока Болдуин не убил его!

Джон воздел руки в отчаянии. В черном плаще он смахивал на огромную летучую мышь, распростершую крылья над скрючившимся у его ног человеком.

– Матерь Божья, еще один труп! И где он?

Гервез торопливо открестился от нового убийства.

– Вот видите, теперь вам понятно, каким подлецом был Болдуин? – Его слова находились в резком противоречии с той заботой, которую он проявлял к сквайру ранее. – Я об этом ничего не знал, и только позже он сказал мне, что посчитал разумным избавиться от свидетеля.

– Где и когда? – мрачным тоном спросил коронер. Несостоявшийся лорд поместья Питер-Тейви пожал плечами:

– Болдуин не рассказывал подробностей, просто сообщил, что напал на бродягу неожиданно где-то в безлюдном месте и проткнул мечом насквозь. Правда, добавил, что можно не опасаться, никто труп не обнаружит, потому что он сбросил его в заброшенную шахту.

Гвин из Полруана едва сдерживался, будучи не в силах более слушать историю бесконечных убийств и предательств.

– И я готов поклясться, что ваш благородный сквайр не забыл прихватить политые кровью деньги из кошелька убитого им разбойника перед тем, как сбродить того в шахту!

– И как же ты, мерзавец, нашел потом своего брата? – спросил Джон, которого, по мере того, как продолжался рассказ де Бонвилля, все сильнее охватывала ярость.

Присяжные и те из зрителей, которые слышали, о чем шла речь, или выясняли у стоящих впереди них, тоже с трудом сдерживали чувства. Несмотря на старания стражников поддержать порядок, все чаще и чаще раздавались злые выкрики и проклятия. Джон подумал, что если сейчас отдать Гервеза толпе, то она тут же разорвет его на части или повесит на ближайшем дереве.

По-видимому, де Бонвилль также почувствовал настроение толпы, потому что подполз к коронеру на коленях, ища у него защиты.

– Я не убивал брата! – продолжил он. – Я даже не видел его. Это все Болдуин. Он отправился в Саутгемптон. Эльфгар упомянул день, когда Хьюберт собирался покинуть город, и Болдуин выехал чуть раньше. Это он его убил, рассчитывая, что после получения наследства я повышу его в должности и одарю деньгами.

Джон испытывал отвращение к пресмыкающемуся перед ним человеку. В насилии как таковом ничего необычного не было, но хладнокровный план Гервеза, предусматривавший убийство родного брата, не шел ни в какое сравнение с обычным разбоем.