Закатиглазка (СИ) - "Феликс Неизвестный"

Конечно, гнома здорово подвёл Заяц. Косоглазый не сумел задавить Принцессу, когда выпал шанс, но возможно это было и к лучшему, ведь как потом избавиться от самого Зайца Кобольд, пока, не придумал, и, как бы, Заяц первым не избавился от своего начальника, ведь, от этого прохвоста можно было ожидать и такой подлости.

В достопамятный вечер, Кобольд нарочно загазовал салон автомобиля, что бы принудить всех ночевать на улице. Разумеется, план был не самый надёжный, Принцесса могла вытащить горшочек и спать с ним в обнимку, но ядовитые газы и безлюдная местность ослабили её бдительность.

Дальше пришлось набраться терпения и ждать, только на четвёртом часу ночи, когда Принцесса перестала отмахиваться от алчных кровосисей, что было знаком того, что она, наконец, заснула, а под корягой перестали мигать красные злобные глазки Зайца, он приступил к осуществлению своего замысла.

Жаль было, конечно, упушенной возможости высечь Зайца, ибо, уж, очень любил Кобольд пытать и истязать, но ничего не поделаешь, на этот раз придётся остаться без сладкого.

Он тихонечко, на пузе, подобрался к открытой дверце машины, по-змеиному вполз на сиденье водителя и, нащупав в темноте смарт — ключ, завёл двигатель, благо дело немчуры сделали его практически бесшумным и никто ничего не расслышал.

Первые десятки метров Кобольд ели ехал, не включал фар, боясь привлечь внимание, и поминутно оглядывался не преследуют ли его товарищи. Впотьмах автомобиль то и дело натыкался на стволы деревьев и торчащие из под земли корни, от издаваемого при этом скрежета у гнома пробегали по спине мурашки, он, уже, видал, как поступает Принцесса с теми кто пытается наложить лапу на богатства её мужа, и вовсе не жаждал опробывать это на себе.

От волнения у гнома тряслись руки и из них постоянно выскальзывал руль. Кобольд вспомнил про оставшиеся две бутылки водки, вот чем можно успокоить расшалившиеся нервы. Он открутил зубами крышечку на бутылке и запустил дозатор в рот. С каждым глотком гному становилось легче, страх отступал, уступая место бесшабашной храбрости. Он, уже, включил фары, поехал быстрее, в руках появилась приятная лёгкость, вообщем, лекарство помогло.

Опорожнённую бутылку гном выбросил в окошко и туда же срыгнул перегарное облачко.

На радостях Кобольд запел знаменитую гномью песенку:

  Всё тук — тук, да тук — тук,   Машем мы своей киркой!   Тук — тук — тук, тук — тук — тук,   Воровать нам не впервой!   Богатства нам нажить легко!   Тук — тук — тук! Тук — тук — тук!   Как не спрячь их глубоко!   Всё тук — тук да тук — тук!   Украдём их всё одно!   Тук — тук — тук! Тук — тук — тук!   Воровсто, ведь, тоже труд!   Всё тук — тук да тук — тук!   Пусть нам премию дадут!   Тук — тук — тук! Тук — тук — тук!   Хей — хо. Хей — хо.   Хей — хо.

Фары осветили самку дикого кабана с выводком полосатых, как ягоды крыжовника, поросят, общим количеством до полудюжины. Лишь, только, попав под ослепляющий свет, кабаны бросились наутёк. Кобольд захохотал, прибавил скорости, и погнался за ними.

Поросята с диким визгом метались перед машиной, но Кобольд на них не отвлекался, он знал, главное убить мать, тогда, скорее всего, поросята, тоже погибнут.

В погоне за несчастным зверем Кобольд вылетел на поляну, он почти касался бампером хвоста кабанихи, когда, неожиданно, фары высветили покосившийся плетень, кабаниха с разбегу прыгнула через него, но задние ноги зацепились за край ограды и, не сумев удачно приземлиться, она упала, потеряв драгоценные секунды. Этого Кобольду вполне хватило, снеся плетень он ударил бампером зверя и она, перекувыркнувшись в воздухе, свалилась в кусты томатов. Сила удара была так велика, что у кабанихи онемели ноги, и жалобно визжа она качалась по земле, не в силах подняться.

Кобольд не мог отказать себе в удовольствии добить кабаниху собственноручно. Он взял последнюю бутылку водки, взвесил её в руке, прикидывая возможно ли будет этим проломить животному череп.

— Да, придётся потрудиться, — проворчал Гном, по всей видимости оценив бутылку как слабый инструмент.

Он тяжело выбрался из машины, с трудом удерживаясь на ногах, побрёл к беспомощному зверю.

Кабаниха лежала на боку, она, уже, не пыталась встать и обречённо смотрела на приближающегося Кобольда. Тот, икая, встал над её головой, и медленно поднял руку с сажатой бутылкой. Ах, как жалко было водку!

Вдруг, чьи-то тонкие холодные пальцы схватили Гнома за запястье.

От страха, накрывшего волной всё его существо, Кобольд мгновенно протрезвел. Он, тут же разжал пальцы и выпустил бутылку, из глаз градом полились слёзы, ноги, сами, поджались, Кобольд рухнул коленями прямо в мягкую, перекопанную, грядку и обмочился.

— А — а - а! — застонал гном — Не бейте меня! Не надо! — у него перехватило дыхание и он зашёлся в беззвучной истерике, хватая, как рыба, ртом воздух, и, наконец, вобрав его достаточное количество, запричитал, захлёбываясь мокротами, которые вытекая из носа затекали ему прямо в искривлённый рыданием ротик — Пожалуйста, не делайте мне больно! Я — маленький! Я — беззащитный!

Хитрая кабаниха воспользовалась сложившейся ситуацией, таки поднялась на дрожащие ноги и, как могла, засеменила в лесную чащу.

Гном, хоть заплаканный и испуганный, грустным взглядом, полным сожаления об упущенном удовольствии, проводил подлую беглянку.

— Что вы, среди ночи, делаете у меня во дворе? — спросил у Кобольда, всё ещё, держащий его за руку незнакомец.

Голос показался гному знакомым, он открыл зажмуренные от страха глаза, и робко посмотрел на говорящего, им оказался Философ, заспанный, со вздыбленной шевелюрой и в помятой пижаме в клеточку.

— Убрал руки! — Гном, мгновенно ободрившись, вырвал свою руку из сжимавших её пальцев — Ты как посмел начальнику препятствовать!?

— Как и вы смели прервать раздумья гения, — флегматично ответил Философ, подразумевая себя.

— Ах, ты — гнида! — Кобольд, всё ещё всхлипывал от рыданий, но с того мгновенья как он узнал Философа, голос его становился всё твёрже и уверенней — Представься, мразь! — прокричал Гном, начиная впадать в праведное бешенство ущемлённого хозяина жизни.

— Уж я вам представлялся как-то раз, к чему же повторяться? — в художественном стиле выразился Философ.

— Ах, ты ж дерьмо двухпроцентное! — Кобольд задыхался от злобы — Фамилию свою назови! И год рождения! Я тебя, паскуду, засужу!

— Погром вы учинили, меня за что карать? — в своём духе продолжал Философ.

— Ты как со мной разговариваешь! — гном остервенело выпучил глаза — Ты знаешь кто я? Ты видел сколько я накрал? Ты почему стоишь передо мной? На колени! На колени!!!

— Не могу выполнить вашу просьбу, — Философ развёл руками — пижама запачкается, меня жена заругает.

— Жена. — тихо повторил Кобольд припоминая достопамятное сватовсто в драконьей пустыне.

— Кто это там орёт?! — по грядкам шла, уперев полные руки в бока, Козлиная Ведьма, её большая голова, обкрученная бигудями, возвышаясь, плыла над томатными кустами, и Гном смог полюбоваться её перекошенной физиономией.

Кобольд знал, что с Козлинной Ведьмой шутки плохи, а, ещё, что она, о какой ужас, стоит за всеобщее равенство, и будь ты, хоть, холоп призренный, хоть, вольный феодал — одинаково, кожу сдерёт и сварит.

Гном незаметно юркунул в машину, закрутились задние колёса выбрасывая из под себя комья грязи и внедорожник сорвался с места, давя попадающиеся на пути кусты томатов, он вынес, ещё, один пролёт плетня и умчался в лес.