А земля пребывает вовеки - Нина Федорова

Мать также в совершенстве владела французским. Отец считал, что она с равным успехом могла бы писать на этом языке свои романы. Кстати, если из русских прозаиков её любимым автором всегда оставался Гоголь, то из французских – Бальзак, и я то и дело таскал ей из университетской библиотеки один за другим бальзаковские тома, которым, как вы знаете, нет числа.

Что мне вам рассказывать о том, насколько знание иностранных языков и освоение зарубежной, прежде всего западно-европейской литературы и культуры являлось для наших писателей обязательным в домашнем воспитании, это каждому известно со школьных лет по биографиям Пушкина и Лермонтова. Напомню лишь слова князя Вяземского, который в шутку интересовался, что делает его приятель-москвич: «Всё горюет о засорении французского языка?» А как владели иностранными языками Тургенев и Тютчев! Сами же французы и немцы брали их за образец. Не говоря уже о Герцене, который писал на трёх языках или же свой текст, написанный по-русски, с листа диктовал в переводе либо на немецкий, либо на французский, а то и правил переводы, сделанные, что называется, носителями языка.

Мать говорила о себе, о своих произведениях со скромностью предельной, не наигранной. До размеров значительной литературной величины раздуваться ей и в голову не могло прийти. Но она сознавала свои способности или, точнее, предпочитала пользоваться своими способностями в том, что удавалось ей лучше всего и доставляло наибольшее удовольствие читателям или слушателям. На слушателях она как бы проверяла ею же записываемое. А она была прекрасным устным рассказчиком, с чувством юмора, и я помню, как заливались смехом, слушая её, наши русские гости или её американские студенты. Юмор у неё был гоголевско-чеховский: схватывалась человечность людей в их безалаберности и жизнь – в обыденной фантастичности. Вы, я надеюсь, не подумали, что, упоминая Гоголя или Чехова, я пытаюсь причислить мать к той же категории. Наши классики-прозаики (поэтов не касаюсь), в первую голову Гоголь, – это была для нее Звезда Вифлеемская, ведущая к истине.

Я наслышан о том, что читатели «Роман-газеты» плакали над страницами «Семьи». Пусть же и издание «Жизни» даст им возможность поплакать со смехом пополам. Пусть «горьким смехом посмеются», если вспомнить слова боготворимого моей матерью Гоголя.