Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов - Светлана Александровна Смагина

не только на выбор места жительства после расторжения брака и собственную фамилию, но и на финансовое содержание от бывшего супруга. Освобождение женщины из-под гнета патриархальных традиций становится одним из приоритетных направлений государственных интересов:

Установить политическое равенство женщины с мужчиной в Советском государстве — это одна задача, наиболее простая. Установить производственное равенство рабочего и работницы на фабрике, на заводе, в профессиональном союзе, так, чтобы мужчина не оттирал женщины, — эта задача уже много труднее. Но установить действительное равенство мужчины и женщины в семье — вот задача неизмеримо более трудная и требующая величайших усилий, направленных на то, чтобы революционизировать весь наш быт173.

Разумеется, эти пролетарские идеи о переустройстве быта, пересмотре института семьи и сексуальном равенстве в первую очередь подхватила молодежь, как более открытая всему новому часть населения. «Половой вопрос» становится крайне популярным к 1920-м годам. Теория «революционного Эроса» А. Коллонтай, опубликованная в открытом письме «к трудящейся молодежи» под названием «Дорогу крылатому Эросу!» (1923), несмотря на то что говорила о «любви-товариществе» и приподнимала «крылатого» (духовную близость) над «бескрылым» (физическое удовлетворение) Эросом, в массовом сознании была воспринята как призыв к свободной любви. Вслед за серией рассказов Коллонтай, объединенных в сборник «Любовь пчел трудовых» (1923), выходит целый ряд произведений, раскрывающих «новый половой быт»: очерк Н. А. Брыкина «Собачья свадьба» (1925), роман «Цемент» Ф. Гладкова (1925), рассказы П. С. Романова «Без черемухи» (1926) и «Суд над пионером» (1927), роман И. Каллиникова «Мощи» (1925-1927), роман Л. Гумилевского «Собачий переулок» (1927) и его же повесть «Игра в любовь» (1927), пьеса С. Третьякова «Хочу ребенка!» (1927), повесть С. Малашкина «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь» (1928), роман Н. А. Венкстерн «Аничкина революция» (1928), роман И. Рудина «Содружество» (1929) и др.

Доподлинно не установлено, каким образом фраза, приписываемая Жорж Санд, согласно которой «любовь, как стакан воды, дается тому, кто его просит», проникла в умы революционно настроенной молодежи Советского государства. Однако она вылилась в поистине катастрофичную по своей популярности и размаху «теорию стакана воды», пропагандирующую свободные сексуальные отношения. Режиссеры часто обыгрывали этот образ в сценах, завязанных на «половом вопросе». В уже упомянутом фильме Оцепа «Земля в плену» Бельский, влекомый желанием к бесправной Марии, наливает воду из сифона в стакан и по рассеянности ставит его на кнопку вызова прислуги. Это становится спусковым крючком для процесса интимного закабаления героини: приход лакея, очернение женщины в глазах мужа и ее дальнейшее «этапирование» в бордель.

К середине 1920-х годов «половой вопрос» достигает пика своей популярности в обществе, и в 1926 году поднимается волна критики в адрес «новой морали». Как со стороны В. Ленина и А. Луначарского174, так и со страниц газет и журналов звучат призывы покончить раз и навсегда с этой темой: статья в газете «Правда» под названием «Без черемухи», публикация журнала «Молодая гвардия», напечатавшая фрагмент диспута в Академии коммунистического воспитания имени Н. Крупской175, статья «О проблемах пола и половой литературе» в «Известиях» и др. В 1927 году выходит брошюра А. Луначарского «О быте», где целая глава посвящена проблеме молодежи и теории «стакана воды»:

У буржуя, ненавистного нам типа, есть два отношения к женщине: как к жене, его домашней рабыне, и как к проститутке, с которой он сошелся, и ему горя мало, ему не важно, что с ней сталось дальше. И когда какой-нибудь наш комсомолец или коммунист говорит: знаете, я ведь не буржуй, я не стану вам буржуазную семью основывать, я придерживаюсь теории стакана воды, — то он попадает в такое положение, при котором он чисто по-буржуазному относится ко всем женщинам на свете, относится как к проституткам. Вот почему Ленин говорит, что это буржуазная точка зрения, голая буржуазная развратная точка зрения. Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем. Вы, конечно, знаете знаменитую теорию, «что в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления, любовные потребности будет так же просто незначительно, как выпить стакан воды». От этой «теории стакана воды» наша молодежь взбесилась. И для многих юношей и девушек она стала роковой. Приверженцы ее утверждают, что это теория марксистская. Спасибо за такой марксизм... Я считаю знаменитую теорию стакана воды антимарксистской, антиобщественной. В половой жизни проявляется не только природа, но и принесенная культура, будь она возвышенная или низкая. Энгельс в «Происхождении семьи» указал на то, что важно, чтобы половая любовь развилась и утончилась176.

Теперь уже пролетарская мораль, как когда-то патриархальная, подвергается ревизии. Достаточно иронично на эту тему высказывается Абрам Роом в своем фильме «Строгий юноша» (1935) по одноименной «пьесе для кинематографа» Юрия Олеши. В качестве главного героя выступает идеальный комсомолец Гриша (Дмитрий Дорлиак), разработавший третий комплекс ГТО — свод моральных правил для нового социалистического человека, которые по сюжету фильма сам и нарушает, о чем ему с иронией регулярно сообщает окружение, включая старорежимную маму. Единственный человек, который пытается придерживаться этих норм, — Лиза (Валентина Серова), но в силу своего комического амплуа она одним только вопросом: «Неужели ты не понимаешь?» — превращает все заявления Гриши в фарс. И жестче всего героиня проходится как раз по теории «стакана воды»: «Нужно, чтобы исполнялись все желания, тогда человек будет счастлив. Неужели ты не понимаешь? А если желания не исполняются, тогда человек делается несчастным. Нельзя подавлять желания! Подавленные желания вызывают горечь, человек делается несчастным. Есть такая теория, вот! Хочется сесть на ступеньку — садись, хочется встать — встань. Это так просто. Хочется подпрыгнуть — подпрыгни. Хочется опрокинуть стакан — опрокинь [на этих словах Лиза смахивает рукой стакан воды со стола]». После чего обессиленно падает на стул со словами: «Как я устала от своей разнузданности». Под град критики авторов попадает и доктор Степанов (Юрий Юрьев), заявленный в контексте сталинской отмены «уравниловки» в фильме как представитель профессиональной элиты, воскрешающий из мертвых людей, согласно модным в те времена идеям космизма. А на поверку оказывается пошляком из «партийных дворян», купившим себе молодую жену, держащим при дворе прихлебателя и в самый ответственный момент «воскрешения» думающий о том, что бы из вещей привезти из заграничной командировки. Но главное, чей образ развенчивает Роом, это образ «новой женщины» Маши (Ольга Жизнева). Все в ней прекрасно и идеально, она «сама музыка», как о ней говорит Гриша. И Маша оказывается в ситуации, схожей с фильмом «Третья Мещанская» Роома, где героиня также вовлечена в отношения с двумя мужчинами. Символично, что Ю. Олеша посвятил свой сценарий Зинаиде