Прирожденный воин - Сергей Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал согласно кивает в такт словам Басаргина. Но словно бы ждёт от него чего-то иного.
– Одновременно возникают дополнительные несообразности, которые перечёркивают все первые сообразности, если можно так выразиться...
– И у меня тоже возникают вопросы! – Генерал почти радуется. – Интересно, насколько наши вопросы схожи... А мне почему-то кажется, что они будут схожи... Я же учусь у вас с первого совместного дела... Хочется верить, что чему-то научился...
– Самый главный вопрос: зачем понадобилось похищать трёх российских программистов. У господина, или, как его там, мистера, Абдукадырова работает целый штат опытных программистов. Можно было или кого-то из них купить или завербовать, если предстоит делать что-то незаконное. Или просто заставить. Точно так же, как этих трёх парней. И само похищение обставлено слишком театрально. Одновременно... Людей одинаковой профессии... В одном месте... Это сразу даёт намёк на заговор.
– Абсолютно точно. Я сразу обратил внимание на это. Честно говорю, как только прочитал бумаги на Абдукадырова, сразу об этом подумал. Что ещё?
– Ещё... Ещё странные предложения от голландских чеченцев...
– Да... деловые люди вполне могли бы продать у себя созданный ими прибор, если он в действительности ими создан. Но наши спецы говорят, что это простой аналог натовского оборудования. Ничего нового. Но для сравнения результатов испытать желают.
– Да. Примерно это же сказали Доктору Смерть в Министерстве обороны. Причём чеченцы очень настаивали, чтобы их держали в курсе испытаний. Если уж не пустили на полигон, то обязаны давать информацию по телефону. С командного, естественно, пункта. То есть дать им выход на один из телефонных номеров, по которым можно войти в сеть ракетных частей. Я думаю, они будут всяческими способами искать и дублирующие номера. И наверняка есть в приборе какая-то тонкость, которая потребует обязательного звонка производителям. Но не это главное. Чеченцы очень хотят показать нам, что интересуются локальной сетью ракетных частей...
Генерал стукнул указательным пальцем по краешку письменного стола, словно кого-то предупреждая.
– Вот этого я не проследил. Каюсь и выражаю вам своё восхищение. Дальше...
– Дальше... Атаки на меня и на моих сотрудников... Даже не со стороны чеченцев, а со стороны ментов и уголовников... Якобы чтобы не привлечь внимания к чеченцам, хотя заранее знают, что мы поймем, откуда ветер дует. Такие усиленные атаки предназначены для того, чтобы показать серьёзность их намерений.
– Понятно. Я согласен... Мы согласны... Это я просчитал... Дальше...
– Троянский конь, наконец...
– Что?
– Кибертроянский конь... Это такой вирус, который позволяет контролировать содержимое моего компьютера. Я поймал в своём компьютере «коня»... Они хотели на всякий случай контролировать нас. Как мы отреагируем на их действия.
– И как вы собираетесь реагировать?
– Я предполагаю, нам следует использовать Кибертроянского коня как ловушку... Как бесплатную возможность гнать дезинформацию. Но что это будет за дезинформация – это уже зависит от того, насколько мы сойдёмся в окончательном выводе.
– И каков ваш вывод? Свой я уже сделал. Думается, наши мнения совпадут. Я считаю, что это акция прикрытия. Нас подставляют, чтобы мы уверились в своих силах. А сам теракт будет произведён без нашего участия совсем иными силами.
– Да. Я подумал так же... – соглашается Басаргин. – Нас просто загрузили фальшивой работой, чтобы отвлечь от настоящей.
– Вот мы и пришли к основному выводу первого этапа. А второй этап ставит нас в тупик. Может быть, у вас есть по этому поводу какие-то данные? Что же они планируют на самом деле?
– Пока нет ничего. Остаётся единственная надежда – на захват Талгата Абдукадырова. Может быть, у него удастся хоть что-то выведать. Хотя он наверняка проходил обучение по системе сопротивления действию психотропных препаратов. Значит, и здесь шансов у нас мало...
Генерал встаёт из-за стола, подчёркивая этим важность сообщения.
– Я не сказал вам сразу... Чтобы не сбивать с мысли... Пришло сообщение от полковника Мочилова. Отряд полевого командира Азиза уничтожен. Сам Азиз с тремя боевиками захвачен в плен. Талгат Абдукадыров сумел уйти и вывести трёх программистов...
Басаргин обессилено откинулся на спинку стула.
– Тогда у меня есть лишь одна зацепка... Он мог бросить их и не выводить... И создать таким образом ситуацию, при которой мы подумаем, что операция сорвана. Он должен был так сделать! Он должен был уйти один! А он их вывел... Это что-то должно значить...
– Признаюсь, зацепка очень слабая... – Генерал опустил голову. – Я сегодня еду в службу охраны президента. Будем с ними вместе думать. Если что-то новое появится, я вам позвоню. Ваши координаты давать можно?
– Конечно... Сколько у нас времени в запасе?
– Я думаю, чуть больше недели. Потом уже будет поздно что-то предпринимать...
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
1
Когда маленький вертолёт с красным крестом в белом круге поднимается над небольшим горным селом, Талгат что-то говорит пилоту на незнакомом языке. Тот радостно смеётся и машет рукой, изображая нечто. Но пленникам не до смеха. После такого труднейшего перехода, что выпал на их долю, до конца исчерпав их не слишком великие силы, они проваливаются в сон, едва сомкнув веки. Падают в него, словно в яму.
Во сне время идёт незаметно, но у уставшего человека и во сне продолжается и действует затвердевшая в голове ситуация, из которой, оказывается, не так-то легко и вырваться, хотя так мечтаешь об этом – белая тьма идёт и идёт на них, пересекает все сновидения. И ноги ступают и ступают по глубокому снегу. Бесконечно долго, безостановочно. И всё... И больше ничего...
* * *Миша Каховский просыпается первым. От тишины. Миша осматривается, не шевеля головой. Вертолёт стоит на какой-то площадке, напоминающей теннисный корт. Пилота на месте нет. Талгат в кабине. Смотрит куда-то в сторону. Не спит, хотя устал, наверное, тоже основательно. Но он вообще кажется железным человеком, который и не должен знать, что такое усталость. Слышны голоса. Говорят не по-русски и не по-английски. По запаху Миша догадывается, что машину заправляют.
– Где мы? – тихо спрашивает он Талгата.
Тот оборачивается, пару секунд смотрит, потом улыбается, как здоровается. Приветливо.
– Это сынок, опять Абхазия... Побегали по горам и вернулись...
Мише всё равно... Он тут же, даже не вдумываясь в ответ Талгата, закрывает глаза и засыпает. И опять видит перед собой только секущие тугие белые ленты пурги. Ленты путаются, рвут друг друга, кромсают, больно колют лицо. А он опять переставляет непослушные ноги. И всё это без конца, и всё это без другого действия, без человеческих лиц... Без сюжета и без перспективы выйти хоть когда-нибудь из этого мучения. Изматывающий сон продолжается, как явь, не давая отдохнуть.
И даже во сне Миша чувствует, как он зол, как ожесточён и как ненавидит всё, его окружающее. Все те силы, которые обманом вырвали его из-за привычного компьютерного столика, стоящего около окна в его комнате дома, заманили туманной перспективой, приподняли довольно высоко и бросили так, что падение кажется бесконечным. Он понимает, что предел должен быть у всего, наверное, даже у Вселенной, но конца падению не видит, как не видит конца своему убивающему, а не лечащему сну...
* * *Лёня Борман просыпается, когда снова начинает чихать двигатель, а следом за этим хлопают, раскручиваясь, винты. Вертолёт взлетает. Лёня сидит в середине, между Георгием и Мишей. Ему плохо видно то, что остаётся внизу. Но он хорошо видит горы, серым уходящим кошмаром остающиеся где-то сбоку. А с другой стороны чистый простор, среди которого не просматривается до самого горизонта ни одной вершины, хотя простор этот точно такой же серый, как горы. Вертолёт взлетает, слегка завалившись набок, делает круг, и открывается взору чистая сторона. Лёня видит море – свинцово-серое, неспокойное на ветру, зимнее. Он сразу вспоминает, как беспокоило его это же штормовое море, когда они плыли из Турции в Абхазию на утлом баркасике, и как черно плескалась за иллюминатором волна. Куда сейчас несёт их? Зачем? Что за ветер такой странный поднялся и бросает людей, как неодушевлённые предметы, по своей прихоти?
* * *Георгий Проханов, ещё устраиваясь в вертолёте, подумал, что никогда в жизни не уставал так, как устал сейчас. И больше так уставать не хочет. Он хочет только спать... Только спать, и больше ничего ему не надо... Если бы ему сейчас предложили бежать и даже возможность такая представилась, он всё равно бы отказался. Сказал бы, что не может, потому что хочет спать... И, засыпая, решил, что больше не проснётся никогда...
Он просыпается, когда вертолёт уже летит над морем. Горизонт впереди не показывает ему таких опостылевших гор, и это сразу радует. Но Георгий приподнимает голову, чтобы увидеть впереди что-то ещё, и видит море, только море. Смотрит по сторонам – там тоже море. А горы виднеются где-то слева – вдалеке, в свинцовом тумане. Он сразу понимает, что летят они в Турцию, и начинает анализировать ситуацию. Он не может не анализировать, потому что у него мозг аналитика, и он привык анализировать всё, с чем сталкивается. И сейчас не может уловить в происходящих событиях логики.