Леди с Запада - Линда Ховард

Бен обошел двор и встал позади Эммы. Она не замечала его присутствия до тех пор, пока он не поставил ногу на скамью и не оперся на колено.

— И долго вы будете набегать меня изза того, что случилось? — спросил он резким и враждебным тоном.

— Помоему, ничего не случилось, мистер Саррат, — холодно ответила девушка.

— Случилось, черт побери, случилось! Ты возбудила меня, и это понравилось нам обоим.

Эмма плотнее запахнула шаль и ответила, попрежнему не оглядываясь на него:

— Я думаю, мистер Саррат, вам нужна совсем другая женщина. Я не могу отвечать за то, что происходит с вашим… вашим телом. Вы перепутали. Я не шлюха, которая пришла бы в восторг от ваших «нежностей», меня они не интересуют.

— А я уверен, мисс Ганн, что вы стали бы намного приветливей, отведай вы этих «нежностей», — голос Бена стал еще резче.

Эмма понимала, насколько опасно продолжать подобный разговор, но не могла удержаться, чтобы не ответить:

— Это от вас, да? Помоему, вы переоцениваете себя.

Возмущенный ее ответом, Бен выпрямился и перешагнул через скамью, очутившись прямо перед девушкой. Не говоря ни слова, он схватил ее за запястья и поднял на ноги, а потом утащил со двора, Эмма вскрикнула, но музыка и смех заглушили слабый звук ее голоса.

Как только они очутились в темном уголке, он прижал девушку к стене. От него исходил жар и слабый запах пота, который подействовал на Эмму опьяняюще. Они стояли одни в полной темноте. Сюда не долетали ни смех, ни звуки музыки. Тишину нарушало только их неровное дыхание.

Бен склонился над Эммой, но она протестующе уперлась руками ему в грудь.

— Вы не посмеете.

Ее сопротивление не имело успеха. Он припал к ее губам, а когда она попробовала отклонить голову в сторону, зажал в ладони ее рассыпавшиеся волосы. Теперь она не могла пошевелиться, не причинив себе боль. И тут Эмма пустила в ход свое последнее оружие: она укусила Бена за нижнюю губу. Резко откинув голову назад, он выругался и вытер окровавленный рот.

— Попробуй только повторить, я отлуплю тебя по голой заднице! — прошипел он.

Эмма почувствовала, что все ее попытки вырваться из его объятий тщетны. Тогда она вскинула голову и посмотрела ему в глаза:

— Вы сделали мне больно! Что же, я, повашему, должна была терпеть?

— Нет, конечно, — ответил он и, проведя пальцем по ее губам, почувствовал, как они распухли. — Я не хотел причинить вам боль.

Эмма едва дышала. Она хотела, чтобы он перестал давить на нее всем своим телом, и еще раз попыталась оттолкнуть его, но снова не добилась успеха.

Он попрежнему рассматривал ее губы.

— Мы должны чтото сделать с этим, — сказал он наконец.

— Нет, не должны, — быстро ответила она.

— Это ты так считаешь, девочка, — тихонько рассмеялся он и снова поцеловал ее. На этот раз он опять жадно впился в ее губы, но она уже не чувствовала боли. Он старался быть нежным, и его язык медленно и осторожно проникал в ее рот. Бен наслаждался вкусом поцелуя, а Эмма, встрепенувшись, затихла в его руках. Тело ее расслабилось, и она прижалась к нему.

Сладостное безумие овладело девушкой. Оно усиливалось с каждым новым, все более глубоким поцелуем. Эмма обвила руками шею Бена и уже не вспоминала о том, что ни один мужчина не будет уважать женщину, позволившую целовать себя до обручения.

Эмма не стала протестовать даже тогда, когда его рука скользнула по ее бедру. Она почувствовала сквозь многочисленные юбки его напряжение, но не возмутилась, а только слегка застонала и откинула голову назад. Бен тотчас же воспользовался этим, еще крепче прижимаясь к ней. Он положил руку ей на грудь и почувствовал, как девушка задрожала. Горячими и влажными губами он коснулся ее шеи около уха.

У тебя уже был мужчина? — хрипло спросил он, мечтая услышать утвердительный ответ.

— Нет, никогда, — девушка покачала головой.

Бен беззвучно выругался, припомнив все старые ругательства и прибавив к ним несколько новых, родившихся в его возбужденном мозгу прямо сейчас. Черт побери, что ей мешало переспать с кемнибудь хоть разок?

Но стоило ему только подумать об этом, как все существо его возмутилось. Она должна принадлежать только ему. Хотя, не будь она девственницей, он мог бы овладеть ею прямо сейчас, не испытывая ни малейших угрызений совести.

Для Бена существовало только два типа женщин — достойные и развратные женщины. Достойными были те, которые только одному мужу разрешали наслаждаться своими прелестями. Но стоило достойной женщине хоть раз оступиться, и она переходила в разряд развратных, причем навсегда.

Достойных женщин следовало уважать и защищать. Если ктото из мужчин пытался взять достойную женщину силой, его следовало схватить и повесить. Если Эмма ляжет с ним в постель, она немедленно перейдет из разряда достойных в разряд развратных. Эти две категории в его понимании были четко разграничены. Здесь — белое, здесь — черное. Поэтому Бен вынужден был отступить, ведь он вовсе не собирался жениться. Он хотел Эмму, но решать ей самой, ведь все неприятности обрушатся на ее голову. Он будет честен с ней и не станет соблазнять девушку.

— Эмма, решай сама, — голос Бена был низким и хриплым. Слова с трудом срывались с его губ. — Мы можем прямо сейчас пойти наверх, в мою спальню, или остановиться. Но ты должна знать, что я не из тех, кто женится.

Что ж, по крайней мере он был с ней честен, хотя его откровенность причиняла ей боль. Эмма смотрела на него, потрясенная своей внезапной свободой, хотя тело ее жаждало продолжения ласк.

Но и она не думала о женитьбе. Она была не в состоянии думать о чемлибо, кроме его первого предложения. Гнев, охвативший ее вначале, был просто защитной реакцией ее организма, но теперь, возобладали проснувшиеся инстинкты, которые требовали выхода. Свадьба? Но она вовсе не собиралась выходить замуж за человека, которого едва знала, с которым буквально едва обмолвилась парой слов в течение минуты… И еще минуту пролежала, придавленная весом его возбужденного тела.

Слова Бена вернули Эмму к суровой реальности. Да, ее тянет лечь с ним в постель, но это в ней заговорила похоть. И если она ей поддастся, то наутро встанет падшей женщиной. А она еще не потеряла надежды выйти замуж. И тогда ей придется объяснить своему мужу, как она лишилась невинности. Она, правда, могла уйти из семьи и начать новую жизнь в качестве «вдовы». Тогда никаких объяснений не потребовалось бы. Но уж слишком много она теряла, не приобретая почти ничего. Несколько счастливых минут или спокойная и достойная жизнь? Она выбрала последнее. Может, если бы она любила его, все было бы подругому. Но этого не было.