Слой Ноль - Евгений Прошкин

— Там я еще не бывал, — ответил Виктор.

— А импортный?

— Анкл Шуст? — Мухин погладил затылок. — Нет, он ни о чем таком не слышал.

— Тогда, пожалуй, все, — промолвил Борис. — Рад был тебя увидеть, — сказал он Людмиле. — Я думал, так быстро не встретимся.

Она поджала губы и опустила голову.

— Да, насчет кредитки и прочего... — вспомнил он. — Витя, не вешал бы ты это на ботаника. Сам все организуй, я вас тут подержу еще. Часа за полтора управитесь?

Виктор взглянул на Людмилу. Ему было не совсем ясно, что Борис подразумевает под словом «управитесь», но на всякий случай он сказал:

— Лучше два.

— Хорошо, два. Люда, дай-ка телефон. Мой что-то больно хрупкий оказался. — Борис набрал номер и молча выслушал. — Значит, так, Витя. Не знаю, насколько это пригодится у вас, но здесь Корзун, в принципе, может зашхериться у своей одноклассницы. У них по детству любовь-морковь крутилась, в общем, она бы ему не отказала. Запоминай: Глыбова Екатерина Михайловна, в девичестве — Затонова, уроженка Курска, шестьдесят первого года. Этого вполне достаточно.

Борис почесал короткой антенной переносицу.

— Ну а теперь уходите. И желательно другой дорогой. — Он снова куда-то позвонил. — Ириша! Я в Тропаревском лесу, въезд со стороны Ленинского, через стройку... Не «шашлычок, товарищ генерал», а «Скорую» мне сюда! И оперов, самых злых.

Он вышел из «Вольво», и Людмила торопливо пересела за руль. Мухин тоже вышел, чтобы занять место! впереди, но остановился и шепнул Борису:

— Если не трудно, подержи нас тут подольше.

— Дольше — это сколько? Три?

— Четыре, — сказал Виктор. — Четыре часа в самый раз будет.

— Хорошо, господин Президент, — усмехнулся Борис. Люда выехала из парка и, огибая пустырь, приняла вправо. Автомобиль вновь закачался на рытвинах. Прежде чем со стройки донеслась сирена, «Вольво» уже скрылся за косой густого подлеска и рвануло по асфальтированной аллее.

— Люда, что у тебя там стряслось, в нашем слое? — спросил Виктор.

— Так, ничего... — ответила она, не поворачиваясь. — Прихворнула немного... Воспаление легких. Я уже выздоравливаю.

— А где ты? Я бы тебя навестил.

— Не нужно... В смысле, я сама не представляю, где меня держат.

— В больнице, что ли?

— Не знаю, Витя... Нет, кажется, не в больнице. Пруд в окно видно. И высоковольтную линию, шесть опор. Я их от скуки каждый час пересчитываю. А с Костей... Ты не обижайся, это не капризы. Его ко мне не пускают... Наверное.

— Я и не обижаюсь...

Аллея неожиданно вывернула на какую-то улицу в Теплом Стане, и вскоре «Вольво» уже смешался с потоком машин на Кольцевой.

— Тебе с твоей рукой к врачу надо, — сказала Людмила.

— Тебе с твоим горлом тоже не помешает, — в тон откликнулся Виктор.

— Туда и едем... для начала.

— Для начала, конечно, — подхватил Виктор, не уточняя.

Домой он явился, как Бельмондо в финальных сценах: слегка утомлен, но улыбчив, с перевязанной рукой на черной косынке и в одежде из бутика на Охотном Ряду.

— Чуешь, куда денежки-то пошли? — вкрадчиво произнесла теща. — Кожаные портки у него теперь... Ему еще гитару с проводами и девку жопастую в придачу!

— Жопастых нам и так хватает, — сказал Мухин. — Где моя водка?

— Витюша... — молвила жена, оторопело разглядывая его костюм. — Это же все дорогое... Ты где так пришелся? На какие шиши? Тебе бы не хватило... Взаймы взял?! — трагически догадалась она. — Кто ж тебе одолжил-то?..

— Крупье одолжил, — ответил Мухин, изящным движением кидая на стол две банковские упаковки по десять тысяч долларов. — Без возврата!

— Ты в казино, что ль, был?!

— Нет, блин, ларьки грабил! Водка где?

— А водка... а я как раз на улицу собиралась... — заквохтала Светлана Николаевна. — Ну и что ж... и водочки как раз... прихвачу, да-а... А сколько ты выиграл, Витенька?

— Сколько выиграл, столько и принес.

— Ой, там ведь налоги большие, — озаботилась она.

— Мама! Водки! — взревел Мухин.

— Правда, мама... — осуждающе произнесла Настя. — Не порть нам праздник!

Виктор уселся за стол и небрежно вытащил из левого кармана пачку «Captain Black».

— Ой... — супруга сложила ладони, будто собиралась на эту пачку помолиться. — Витюшка-транжира. А еще что принес?

— Хватит уж гостинцев. Завтра тебя пойдем одевать.

— А с рукой что? — спросила Настя тем же тоном.

— Да лестницы у них там скользкие...

Мухин прикурил от любезно поднесенной зажигалки и оглядел кухню, соображая, где бы спрятать взятую у Медведя пятнадцатизарядную «беретту» и остальные тридцать тысяч, о которых жене знать было необязательно. Как необязательно ей было знать и о том, что татуировка в виде змеи, обвивающей стройную ножку и словно бы вползающей известно куда, может пробудить к жизни даже сильно израненный мужской организм.

Виктор выпустил струйку ароматного дыма и незаметно пощупал рукоятку под пиджаком.

Если б раззява-ботаник случайно вспомнил хоть час из сегодняшнего дня, он решил бы, что ему все приснилось. Мухин и сам в это почти не верил.

Глава 22

— Глыбова Екатерина Михайловна, — назвал Виктор. — До замужества Затонова. Корзуну она землячка и ровесница.

— Ну, видишь! — воскликнул Шибанов. — Раз плюнуть!

Мухин не стал говорить, что, прежде чем ему удалось «плюнуть», он хлебнул дерьма от тещи, покрутился рядом с бомбой, которая спустя минуту разметала в брызги двадцать человек, потом был обстрелян теми, кого по случайности не разметало, потом бился в летящей тачке, как горошина в погремушке, а потом еще ехал в лес принимать смерть от какого-то Медведя. Обо всем этом Виктор решил умолчать. Вслух же он произнес:

— Информация от ментов пришла. Сами-то вы чего?.. Вы же круче. Не смогли?

— Значит, не смогли, — раздосадованно буркнул Председатель. — Здесь ни архивов, ни порядка... Ничего уже не осталось!.. Знаешь что, Витька... — произнес он вдруг ласково и слегка удивленно. — У меня ведь к тебе еще одна просьбочка имеется...

Мухин угрюмо рассмеялся.

— Маленькая, Витя. Во-от такая, — Шибанов показал какую-то козявку на кончике ногтя.

— С заусенцами надо к маникюрше обращаться. У вас сначала «маленькая просьбочка», через полчаса выясняется, что это срочно, к вечеру это уже приказ, а наутро — расстрел за невыполнение.

— То-то я смотрю — ты весь расстрелянный! Заматерел, Витя... В креслице президентском покачался, да? Ну и как?.. Удобно?

— Мне понравилось, — признался Виктор. — Этот Шуст, он, хоть и на протезе и пить не умеет, зато сам бе хозяин. Когда в тот слой перекинемся, я, пожалуй, в Америке и пропишусь. Политического убежища просить у вас не буду.