Ужас в музее - Говард Лавкрафт

Все остальное на холме было по-прежнему — вырубленный мачете кустарник, небольшая чашеобразная впадина ближе к северному краю и отверстие, которое я проделал, выкапывая магнетический цилиндр. Я решил не доставлять удовольствие тем шутникам, которые украли мой инструмент, и работать мачете и ножом, которые лежали в моем саквояже; итак, вынув их, я принялся расширять чашеобразное углубление, которое могло быть предполагаемым входом в курган. Когда я приступил к работе, я снова почувствовал внезапный порыв ветра, который казался более сильным, чем вчера, и напоминал прикосновение к моему запястью с целью помешать раскопкам. Все это происходило по мере того, как я приближался сквозь опутанную корнями красную почву к черной глине под ней. Амулет у меня на груди стал странно подергиваться под этим ветром — но не в каком-то определенном направлении, как раньше, когда я нашел цилиндр, а совершенно беспорядочно.

Затем неожиданно черная земля у моих ног начала с треском проваливаться, и в то же самое время я услышал глубокий звук чего-то падающего подо мной. Ветер подул изнутри, он словно помогал мне выбраться наверх, когда я отпрянул от образовавшейся воронки. Наклонившись над ее краем и обрубая нависшие корни, я почувствовал, что мне что-то мешает, но эта сила была слишком слабой, чтобы остановить меня. Наконец впадина стала расширяться сама по себе, и я увидел, что земля осыпается в какую-то пустоту. Еще несколько ударов мачете довершили дело, и из впадины на меня дохнул холодный и чужеродный воздух. Под утренним солнцем зияло огромное отверстие по крайней мере в три фута шириной, обнажая верхние ступени каменного лестничного пролета, по которому все еще сыпалась обрушившаяся вниз земля. Мои поиски наконец увенчались успехом! С восторгом я бросил мачете и нож обратно в саквояж, вынул мощный электрический фонарь и приготовился к одинокому, триумфальному и безрассудному вторжению в легендарный нижний мир, который я обнаружил.

Сначала было очень тяжело спускаться — как из-за продолжающей осыпаться земли, так и из-за зловещих порывов ветра снизу. Амулет мой странно раскачивался, и я начал жалеть о том, что покинул дневной свет. Электрический фонарь освещал влажные, покрытые солью стены из огромных базальтовых плит, тут и там я различал следы резьбы на них. Я крепче сжал свой саквояж и с радостью нащупал револьвер в правом кармане куртки. Немного погодя проход стал поворачивать в разные стороны, а лестница сделалась шире. Резьба на стенах прослеживалась нечетко, и я вздрогнул, заметив, насколько причудливые рисунки соответствуют чудовищным барельефам на цилиндре, который я нашел. Ветер продолжал злобно дуть навстречу, и на одном или двух поворотах мне почти показалось, что фонарь осветил прозрачные, тонкие формы, похожие на часового на холме, каким он был виден в бинокль. Я на мгновение остановился, чтобы взять себя в руки. Нельзя было позволить себе сорваться в самом начале тяжелого испытания и самого важного этапа моей археологической карьеры.

Но лучше бы я не останавливался. Я заметил маленький предмет, лежавший у стены на одной из ступеней, и эта находка заставила меня глубоко задуматься. То, что здесь не ступала нога живого существа в течение нескольких поколений, было очевидно, судя по скоплению земли над входом, тем не менее лежавший передо мной предмет был совсем не старый. Это был электрический фонарь, очень похожий на тот, что я держал в руках, — только покоробившийся и проржавевший. Я спустился на несколько ступеней вниз и поднял его, смахнув с корпуса ржавый налет. На одной из никелированных сторон оказались выгравированы имя и адрес, и я, вздрогнув, прочел их. Надпись гласила: «Джас. С. Уильямс, 17 Св. Троубридж, Кембридж, Масс» — и я понял, что он принадлежал одному из двух смелых преподавателей колледжа, исчезнувших 28 июня 1915 года. Всего тринадцать лет назад, а я-то думал, что только что пробился сквозь пласты веков! Как эта вещь попала сюда? Есть ли здесь другой вход, или все же в этих рассказах о дематериализации было что-то здравое?

Сомнение и ужас росли во мне по мере того, как я следовал дальше по бесконечной лестнице. Неужели она никогда не кончится? Орнаменты становились все более и более отчетливыми и принимали вид повествований в картинках, что почти привело меня в состояние паники, ибо я узнал многие перипетии истории К'ньяна, как они были описаны в рукописи, лежавшей сейчас в моем саквояже. Я впервые задумался над тем, стоит ли мне спускаться дальше и не лучше ли повернуть назад, пока я не наткнулся на что-нибудь, способное свести меня с ума. Но я был родом из Виргинии, и кровь моих благородных предков-воинов протестовала против отступления перед опасностью.

Я спускался все быстрее, стараясь не смотреть на рисунки на стенах. Наконец я увидел сводчатый проем и понял, что лестница кончилась. Но вместе с этим ко мне вернулся ужас, ибо я узнал тот самый резной зал, о котором читал в рукописи Самаконы.

Это было то самое место. Ошибки быть не могло. Если и оставались какие-нибудь сомнения, то они рассеялись после того, что я увидел дальше. А дальше шел проем под аркой, по сторонам которой находились две огромные ниши друг против друга с отвратительными исполинскими изваяниями знакомого вида. Это были жуткие Тулу и Йиг, глядевшие здесь друг на друга со времен ранней юности человечества.

С этого момента я не требую доверия к тому, что рассказываю, ибо это слишком неправдоподобно, слишком чудовищно и невероятно, чтобы быть правдой. Хотя мой фонарь и отбрасывал мощный сноп света, он, разумеется, не мог осветить весь циклопический склеп, поэтому я начал двигаться вдоль стен, чтобы рассмотреть их хорошенько. К своему ужасу, я заметил, что склеп загроможден различной утварью и мебелью, которыми как будто совсем недавно пользовались. Но едва мой фонарь задерживался на каком-нибудь предмете, его контуры начинали таять, пока не становились призрачными.

Все это время ветер яростно дул на меня, а невидимые руки злобно толкали и хватали амулет, болтавшийся у меня на шее. Дикие мысли и образы носились в моем сознании. Я думал о рукописи и о том, что в ней говорилось о гарнизоне, размещенном в этом месте: двенадцать мертвых рабов и шесть живых, но частично дематериализованных свободных людей — так было в 1545 году, 384 года назад… А что с тех пор? Самакона предсказывал дальнейшую деградацию… развитую дезинтеграцию… еще большую дематериализацию… все хуже и хуже… что останавливало их… амулет Серого Орла из священного металла Тулу… хотели ли они сорвать его, чтобы сделать со мной то же самое, что и с теми, кто приходил сюда раньше?… Я вдруг понял, что верю рукописи Самаконы. Нет, так нельзя! Я должен взять себя в руки!