Город призраков - Елена Сазанович

Что ж. Похоже, все сходится. И похожее, все логично. Дурацкое стечение обстоятельств — и нам вновь следует начинать с нуля. Вполне возможно, в то время, когда она звонила нам от Угрюмого, были какие-то неполадки с телефонной линией. Например, какая-нибедь перегрузка. А когда мы вернулись в номер, все стало на свои места.

Хотя такие штучки мне не нравились. Однако придумать что-то иное, более правдоподобное, я пока не мог. В любом случае — можно уточнить на телефонной станции: что было с линиями связи и не отключались ли в это время наши телефоны. Возможно, к нашему несчастью и несчастью библиотекарши, телефонная линия и в самом деле была неисправна.

Но теперь первым делом нужно было встретиться со Ступаковым. У нас была версия, пока не подтвержденная. Хотя вполне вероятная. И нам нужно было ее уточнить. Чтобы наверняка знать от какой печки плясать.

Мы уже собрались было уходить, чтобы оставить Угрюмого в более приятном для него обществе — наедине с бутылкой. Но на сей раз он сам нас остановил. Не спеша вышел из комнаты и тот час вернулся, держа в руках какую-то изрядно потрепанную школьную тетрадь. Он протянул ее нам и пробурчал.

— Взгляните на досуге, может быть, вас это заинтересует. Хотя по мне — это полная чушь. Бред тайного алкоголика.

Мы вопросительно взглянули на Угрюмого. Но он так же неторопливо продолжал.

— Случайно нашел здесь. Это дневник поэта. Но, учитывая, что он частенько спускался в погреб за очередной бутылкой, вполне возможно, что его фантазия не просто играла, а изрядно переигрывала. А теперь извините, ребятки. Мне нужно побыть одному.

И он, резко повернувшись к нам спиной, целеустремленно направился к буфету. Где его ждало утешение. Которое хотя бы на ночь поможет ему забыть о смерти близкой ему женщины.

Неожиданно раздались громкие удары напольных часов. Мы машинально отметили время. Ровно пять часов. Что ж, похоже, даже часы сделали нам довольно ясный намек, что в этом доме нам больше делать нечего. И пора навестить доктора Ступакова. Наверняка уже получившего первоначальные результаты вскрытия. И мы тихо удалились под оглушительный бой, равномерно отсчитывающий наши шаги.

Ступакова к счастью мы застали дома. Его состояние, правда, мало чем отличалось от состояния Угрюмого. Единственное отличие было в том, что доктор сидел за круглым столом, уткнув лицо в ладони. И никаким образом не прореагировал на наше появление. Похоже, не только у Угрюмого была тайна. Ступаков также не мог так сильно переживать смерть посторонней женщины. Чувствовалось, что Лариса Андреевна не была ему посторонней.

Мы уже собирались либо кашлянуть, либо потопать ногами, чтобы как-то намекнуть о своем существовании. Но не успели, потому что неожиданно запипикало радио. И спокойный голос диктора объявил время: «Семнадцать часов. Ноль-ноль минут.»

Мы с Вано недоуменно переглянулись. И машинально посмотрели на свои часы. Что ж. Все совпадало. Наши часы тоже показывали ровно пять. От дома Угрюмого до Ступакова минут пятнадцать — не больше. Похоже, древние часы поэта дали сбой.

Елки-палки! Это ведь означило только одно!.. Это означало, что вся ситуация приобретала уже совсем иное значение. И об этом следовало хорошенько подумать. Но так как мы находились у доктора. И он наконец удостоил нас своим вниманием, с удивлением разглядывая нас. Свои предположения и вычисления мы решили оставить на потом.

— Что вам нужно? — резко спросил Ступаков. Не скажу, чтобы он был приветлив и встретил нас с распростертыми объятиями. Его лицо было мокрым от слез. И, похоже, он не хотел, чтобы мы это видели.

— Нам нужна малость. Всего лишь узнать результаты вскрытия.

Ступаков вновь повернулся к нам спиной. И глухо ответил.

— Как и предполагалось. Она покончила собой, приняв большую дозу успокоительного. Смерь наступила между 14.20 и 14.40. У вас все?

— Не все! — резко ответил Вано. — И не пытайтесь нас выставить отсюда. Мы знаем гораздо больше. Но хотелось бы это услышать от вас.

Вано первым обогнул стол с другой стороны и демонстративно уселся напротив Ступакова. Я последовал его примеру. И сел рядом.

— Мы знаем, что вы питали самые добрые чувства к покойной. Но нас сейчас интересует не это, — начал Вано.

Ступаков протер очки носовым платком. Нацепив их на нос. Он залпом выпил стакан холодной воды. Он пытался успокоиться. Но сцепленные изо всей силы руки говорили о том, что ему это удавалось с трудом.

— Зачем к вам приходила Лариса Андреевна перед смертью? — хотя мы этого не знали наверняка, но Вано задал этот вопрос таким уверенным тоном, что Ступаков растерялся.

— Зачем? — он машинально снял очки. Часто заморгал близоруким глазками. Потом вновь их надел. — Какое это имеет отношение к делу? Ну, приходила — и приходила…

— Запомните, доктор, незадолго до того как пойти к вам, она говорила с нами.

Ступаков резко поднялся и попытался вновь налить себе воды из графина. Но его руки так дрожали, что ему это не удалось. Он быстрым шагом подошел к окну. И вновь оказался спиной к нам. Он по-прежнему не хотел, чтобы мы видели его слезы.

— Вы хотите сказать, что я виноват в ее смерти, — сказал он дрожащим голосом. — Впрочем, можете не говорить. Так оно и есть. Но клянусь…. Клянусь вам. Я не ожидал, что она так поступит. Напротив… Она спросила меня, есть ли шанс на спасение. И я ответил… Нет, пожалуй, я даже сумел ее убедить, что есть.

— Она и раньше была занесена в список больных раком. Почему вы сказали ей об этом только сегодня?

— Я не мог… Месяц назад она стала жаловаться на плохое самочувствие. Я послал ее анализы на исследование. Пришел положительный ответ. Это ужасно… Я любил ее… Впрочем вас это не касается… Когда умер ее муж… Я смел думать, что у меня есть шанс. Пройдет время, она успокоится. Но если бы я сказал ей правду, она бы ни о чем не смогла больше думать. Кроме смерти. И это естественно.

— Но что же случилось сегодня? Почему сегодня вы все-таки решились сказать правду?

— Она прибежала сюда… Меня не было. Я не знаю, как она сумела отыскать этот список. Но когда я вернулся, она уже держала его в руках. Она плакала… Я принялся ее утешать. И она… Нет, она ничего мне не говорила о самоубийстве. Напротив, она была полна решимости. И какого-то дикого, неестественного желания жизни. В ее глазах стоял какой-то нездоровый блеск. Я понял, что просто ей необходимо успокоиться. Привести мысли в порядок… И для этого ей нужен был прежде всего — хороший крепкий сон. Она мне сказал, что не спала всю ночь. Что ее мучили кошмары… И я ей дал сильное снотворное.

— Реланиум Ларисе Андреевне дали тоже вы?

Он схватился за голову. На миг мне даже показалось, что от отчаянья он хочет повыдирать свои последние жиденькие волосы.

— Да, это я… Она попросила… Но я даже не подумал… О, боже… Я не смел подумать… Я и раньше ей выписывал рецепт на успокоительные. Но теперь мне показалось, что она даже не сможет дойти до аптеки. И я сам дал ей лекарство…

Ступаков, шатаясь, вновь приблизился вновь к столу и как-то обмяк. Опустившись на стул всем телом. Его плечи тряслись. Его линзы вновь покрыла пелена слез.

Либо он действительно был непричастен к смерти библиотекарши. Либо был прекрасным актером. Я склонялся к первому, поскольку по первоначальной профессии сам был артистом. И знал, что, не будучи гением, так сыграть горе просто невозможно.

Я не знал, как утешить доктора. На наше счастье, пришла Галка, пухленькая племянница Ступакова. И мы с Вано облегченно вздохнули. Мне нравилась эта девушка. И прежде всего своей тупостью. Как правило недалекие и неглубокие люди способны помочь в горе. Я знал это по опыту. В них как правило много жизни, много жизнелюбия. Рядом с ними не хочется думать о смерти.

Галка всплеснула руками, увидев Ступакова. И бросилась к нему. И со всей силы обняла его за шею.

— Дядечка, ну, же, дядечка. Успокойся. Ну, пожалуйста. Не стоит так убиваться. Я уверенна, что Ларисе Андреевне так лучше. Ты же врач. Ты же знаешь, что я права! Иначе ей бы пришлось столько мучаться… Я уверенна, она непременно попадет в рай. Ты мне веришь, дядечка?

Она болтала без остановки, словно пытаясь заглушить мрачные мысли доктора. И лучшее, что она могла придумать — это сказать, что его ждет очередная пациентка. Которая скоро должна родить.

— Вот видишь, дядечка, жизнь продолжается. И ты нужен ей. Ты должен помогать живым. А я пойду с тобой. Мы будем вместе. Я тебя не оставлю…

Ступаков в знак благодарности сжал ее руки. И даже слабо улыбнулся. Хотя его улыбка на мертвенно бледном, неподвижном лице выглядела довольно жалко. Галка помогла ему подняться. И сама вытерла носовым платком его мокрое лицо.

— Ну вот, теперь все хорошо. Все обязательно будет хорошо… — твердила она.

— Насколько я знаю, доктор хранил список больных в тайне. Но видимо от вас у него не было секретов, — обратился я к девушке.