Враг с планеты Земля (СИ) - Тимофеев Владимир

Во мне этой энергии было сейчас хоть залейся, но меня это абсолютно не радовало.

Я шёл по ведущему вглубь коридору, чувствуя себя полностью опустошённым. Душевных сил не хватало даже на обычную злость, не говоря уже о так необходимых сейчас гневу и ярости. От тридцати двух бойцов, пришедших сюда вместе со мной, осталось лишь шестеро. Ещё вчера такой результат не мог мне привидеться даже в самом жутком кошмаре.

Конечно, я понимал, что потери в любой войне, в любой боевой операции неизбежны, но чтобы они оказались настолько серьёзными…

И ведь ещё неизвестно, хватит ли нас семерых, чтобы завершить операцию: отыскать и прикончить того, кто превращает людей в «зомби», командует саранчой и отправляет её в нашу Вселенную уничтожать всё живое?..

И сможем ли мы после этого вернуться обратно, в свой мир?..

Хотя это, конечно, вопрос второй. Сначала, кровь из носу, надо ответить на первый…

Что любопытно, на протяжении всей операции моя подселенка словно воды в рот набрала. Ни слова, ни мысли, ни даже их отголосков. Складывалась ощущение, что она просто боится, поэтому и забилась в самый дальний уголок моего сознания и сидит там тихо, как мышка, в надежде, что её не заметят.

Я такими проблемами не страдал. Мандраж исчез сразу, как только мы высадились у озера и вступили в бой с тварями. Жалел же я лишь о потерях и ни о чём больше. Но главное, что считал наиболее важным — это не показывать идущим сзади бойцам свою неуверенность, своё беспокойство, что сил на последний штурм может и не хватить…

Коридор, по которому мы продвигались вглубь Цитадели, постепенно расширялся. По ощущениям, мы уже давно должны были пройти всю пирамиду насквозь, но дорога всё не кончалась и не кончалась. То ли наш враг хорошо поигрался здесь со свёрткой пространства, то ли мы просто слишком медленно шли.

Последнее, кстати, вполне вероятно. Счёт времени в подземельях, как правило, серьёзно меняется, а ожидание, что за очередным поворотом может таиться засада, заставляет не быть торопыгами.

Засады, как это ни странно, мы на своём пути так и не встретили.

Впереди неожиданно замаячил неяркий свет, и через какое-то время коридор расширился до размеров пещеры. Источник света располагался на небольшом постаменте, похожем на алтари флорианских святилищ. Что он собой представлял, являлся искусственным или природным, мне было всё равно. Горит и горит, хлеба не просит и ладно. А вот то, что в голове зашумело, и кто-то вдруг начал довольно настойчиво стучаться в мой разум, мне совсем не понравилось.

Сразу припомнился первый «визит» на эту… хм… параллельную Землю и попытки саранчи взять под контроль мой разум. Тогда я нашёл, как этому противостоять, и научил других.

Ну, то есть, как научил? Дал им возможность серьёзно поднять свой индекс и за счёт этого повысить устойчивость к ментальным воздействиям…

Хотя с тем же Дидричем правило не сработало. Правда, у него и индекс был ниже, чем у моих бойцов, и закрепительные инъекции он не получал.

Кто собирался нас взять под контроль, я понял, когда приблизился к постаменту. Из-за него одна за другой начали выползать саранчовые матки. Мерзкие и уродливые, как облепленные червями куски гниющего мяса. Жаль, что не получалось прикончить их издали («карамультуки» здесь не стреляли, а арбалеты промахивались), но, как удалось в своё время выяснить, именно они превратили в «двуликих» Ди́дрича и Лупа́ка с Дарва́зом, поэтому «прочь брезгливость, ближний бой — наше всё»…

Злобно оскалившись, я обнажил меч и рванулся к ближайшей твари…

Ну, то есть, попытался рвануться.

Попытался и… обнаружил себя лежащим ничком, с вывернутыми назад руками. Меч у меня отобрали, а сзади на спину навалились, минимум, четверо.

Осознание произошедшего пришло не сразу. Я просто не мог поверить, что такое возможно. Что все шесть бойцов падут от ментального натиска продвинутой саранчи.

И, тем не менее, это случилось.

Мои соратники разом превратились в противников.

И никакие индексы им в этом не помешали.

С меня сорвали бронежилет, шлем, забрали оружие, связали за спиной руки, затем без всякого пиетета вздёрнули на ноги и молча повели в темноту по вновь сузившемуся коридору.

Впереди, показывая дорогу, семенила одна из маток. Следом вышагивал Борсий. За ним тащили меня.

Я всеми силами пробовал дотянуться до «преобразованного» сознания неудачливого поклонника баронессы и прочих превратившихся в «двуликих» бойцов. Увы, но и там, и там стояла глухая стена. Оранжевая. Пылающая туманными сполохами.

Вели меня по подземелью недолго. Минут через десять впереди опять посветлело, и мы очутились в огромном зале, подсвечиваемом несколькими сотнями миниатюрных светильников, то ли парящих в воздухе, то ли просто подвешенных на тоненьких нитях к далёкому, исчезающему во тьме потолку.

Посередине подземного зала лежал громадный валун, будто бы целиком сотканный из белых и алых прожилок. На камне, словно на троне, сидел человек, одетый… обычно одетый… без пафоса, без никому не нужных понтов, как миллионы и миллиарды граждан Империи, Федерации, Звёзд Лану, миров Осциона, земных государств… И короны на голове он не имел… Вот только его барьерный рисунок сверкал золотом так, что на него было больно смотреть.

В голову внезапно пришла старая присказка про бел-горюч камень или, как его называли в былинах, Ала́тырь-камень. Эдакий пуп земли, исписанный сакральными письменами и наделённый волшебными свойствами, «сила могучая, которой конца нет». И вроде ещё считалось, что лежит он на море-океане, на острове Буяне, и стоит на нём мировое древо, а из подножия бьёт чудесный источник, дающий всему миру пропитание и исцеление, и охраняют его мудрая змея и волшебная птица… Хрень, короче, какая-то, от которой, как водится, ни уму, ни сердцу…

Занятый этими дурацкими размышлениями, я даже немного приободрился. Не в том смысле, конечно, что появилась надежда выжить, а в том, что, возможно, мне, наконец, расскажут сейчас, из-за чего, собственно, пошёл весь сыр-бор. Обидно, понимаешь, погибнуть в неведении. А этому чуваку на камне потрепаться, небось, жуть как охота. Тысячу лет, наверное, нормального собеседника не встречал, кругом одни зомбаки да кузнечики, тоска, блин, зелёная… И ещё это по закону жанра положено, чтобы главгад обязательно речь перед главным героем толкнул, какой он, мол, весь из себя крутой, а я негодяй, и как он сейчас будет меня убивать…

— Отвратительно, — процедил сквозь зубы «чувак на камне».

Голос его показался смутно знакомым. А присмотревшись, я понял, что он мне и внешне кого-то напоминает. Вот только кого конкретно…

— Знал, что у вас никогда не блюли чистоту, но чтобы настолько… — местный хозяин покачал головой и брезгливо скривился.

«Не понял. Это он про меня что ли?»

— Что значит… не блюли чистоту? — прохрипел я, попробовав «завязать разговор».

Мужик спрыгнул с камня и подошёл ко мне. Его аура и вправду пылала золотом. И ни одной алой и белой нити. Складывалось ощущение, что он жил только здесь и сейчас и даже не думал, что кроме привычного настоящего в мире есть будущее или прошлое. Мелькнула внезапная мысль, что я тоже мог стать таким… если бы в своё время не встретил Пао и Ан…

— А разве ты знаешь, что это — настоящая чистота? — вопросил местный, окинув меня пристальным взглядом. Спросил и сам же ответил:

— Нет. Ты не знаешь. И никогда не знал. Потому что привык жить в грязи, и грязь для тебя стала обыденностью. Любое разумное существо рождается чистым. Чистота тела, помыслов, действий, внутренней сути. Сохранить это всё — обязанность каждого. Потому что это основа жизни. Ведь главная цель всякой жизни — это достичь совершенства…

— Да неужели? — позволил я себе усомниться. — А я почему-то считал, что цель всякой жизни — её продолжение.

— Ты глуп, — презрительно бросил мой визави. — Глуп, потому что впустил в себя лишнее. А лишнее всегда превращает в грязь любую даже самую чистую чистоту. Потому что своя чистота всегда индивидуальна. А чужая чистота — это ненужная примесь. Ведь стоит только соединить, например, кристально чистое алое с чистейшим зелёным, и из этого противоестественного смешения рождается бурая мерзость. Но видеть и определять эту мерзость большинство, к сожалению, не способно.