Предательство Борна - Эрик Ластбадер

– Пока тебя не было, у меня состоялся неприятный разговор с доктором Сенаресом, – наконец нарушил молчание Аббуд ибн Азиз. – Он сомневается в том, что у доктора Вейнтропа все готово для завершения работ по созданию ядерного устройства, хотя сам Вейнтроп это и отрицает.

– Доктор Вейнтроп умышленно тянет время, – заметил Фади.

Аббуд ибн Азиз кивнул.

– Доктор Сенарес придерживается такого же мнения, и я склонен ему верить. В конце концов, он специалист в области ядерной физики. В любом случае у нас уже не в первый раз возникают неприятности с Вейнтропом.

Фади задумался.

– Ну хорошо. Свяжись со своим братом. Пусть он заберет Катю Вейнтроп и привезет ее в Миран-Шах, где мы с ним встретимся. Полагаю, как только доктор Вейнтроп воочию увидит то, что мы можем сделать с его женой, он снова станет сговорчивым.

Аббуд ибн Азиз многозначительно взглянул на часы.

– Последний самолет поднялся в воздух уже несколько часов назад. Ближайший следующий рейс вылетает только вечером.

Фади сидел неподвижно, устремив взгляд в пустоту. Аббуд ибн Азиз понял, что мысли предводителя снова неудержимо вернулись в прошлое, в тот день, когда был ранен его отец. Вина Фади в случившемся была огромной. Много раз Аббуд ибн Азиз тщетно пытался утешить своего командира и друга, помочь ему сосредоточиться на настоящем. Однако трагедия усугублялась глубокой болью предательства и смерти. Родная мать так и не простила Фади гибель единственной дочери. Мать Аббуда ибн Азиза ни за что бы не возложила на него столь тяжкое бремя. Но ведь она мусульманка, а мать Фади христианка, и в этом вся разница. Сам Аббуд ибн Азиз несчетное число раз встречался с Сарой ибн Ашеф, но никогда даже не задумывался о ней до той ночи в Одессе. Фади, напротив, наполовину англичанин; кто может проникнуть в его мысли и чувства к сестре?

Аббуд ибн Азиз поймал себя на том, что у него напряглись мышцы живота. Облизнув губы, он начал давно заготовленную речь:

– Фади, этот план Карима аль-Джамиля внушает мне все большее беспокойство. – Фади продолжал молчать, даже не поведя взглядом. Услышал ли он слова своего ближайшего сподвижника? Аббуду ибн Азизу оставалось надеяться на это. Он продолжал: – Во-первых, обстановка секретности. Я задаю тебе вопросы, ты упорно не желаешь отвечать. Я пытаюсь проверить меры безопасности, но вы с братом мне всячески мешаете. Во-вторых, все это чрезвычайно опасно. Если мы потерпим неудачу, под угрозой окажется вся сеть «Дуджи», всплывет наш главный источник финансирования.

– Зачем ворошить все это именно сейчас? – Фади не шелохнулся, не оторвал мысленный взор от прошлого. Его голос прозвучал как голос призрака, и Аббуд ибн Азиз поежился.

– Это не выходит у меня из головы с самого начала. Но теперь мне удалось установить личность той женщины, с которой встречается Карим аль-Джамиль.

– Его любовницы, – сказал Фади. – И что с того?

– Фади, твой отец взял неверную в любовницы. Потом она стала его женой.

Фади резко обернулся. Его глаза вспыхнули, словно у мангусты, увидевшей кобру.

– Ты заходишь слишком далеко, Аббуд ибн Азиз. Сейчас ты говоришь о моей матери.

Аббуду ибн Азизу не оставалось ничего другого, кроме как снова поежиться.

– Я говорю об исламе и христианстве. Фади, друг мой, христиане оккупировали нашу родину, угрожают нашему образу жизни. Мы дали клятву вести эту войну и победить. На чашу весов положена наша древняя культура, все самое дорогое, что есть у нас.

И вот Карим аль-Джамиль спит с неверной, извергает в ее чрево свое семя, как знать, может быть, даже откровенничает с ней. Если это станет известно нашим людям, они как один поднимутся в гневе и потребуют смерти неверной.

Лицо Фади потемнело.

– Я слышу из твоих уст угрозу?

– Как ты мог такое подумать? Я не скажу никому ни слова.

Встав, Фади широко расставил ноги, чтобы удержаться на качающейся палубе, и посмотрел на своего помощника.

– Однако ты рыщешь вокруг, шпионишь за моим братом. И вот сейчас ты вываливаешь все это мне на голову.

– Друг мой, я стремлюсь лишь защитить тебя от влияния неверных. В отличие от других, я знаю, что этот план замыслил Карим аль-Джамиль. Твой брат сожительствует с неверной. Я знаю, о чем говорю, потому что в свое время ты сам отправил меня в логово врага. Я знаю, сколько соблазнов предлагает развращенный Запад. От их зловония у меня в груди до сих пор все переворачивается. Но есть и другие, для которых, вполне вероятно, все выглядит иначе.

– Ты имеешь в виду моего брата?

– Возможно, Фади. Я ничего не могу сказать, поскольку между мной и ним непроницаемая стена.

Фади потряс кулаком:

– Ага, наконец-то правда всплывает! Тебе не нравится то, что тебя держат в потемках, даже несмотря на то, что такова воля моего брата. – Наклонившись, он с силой ударил Аббуда ибн Азиза в лицо. – Теперь я понимаю, в чем дело. Ты хочешь подняться над остальными. Ты жаждешь знаний, Аббуд ибн Азиз, потому что знания означают власть, а именно власти ты и добиваешься!

Аббуд ибн Азиз, внутренне бушуя, не шевельнулся, даже не посмел поднести руку к пылающей щеке. Он прекрасно сознавал, что Фади может ударом ноги столкнуть его за борт и без капли сожаления позволит ему утонуть. И все же он ступил на этот путь. Если сейчас он не дойдет до конца, то никогда не простит себе этого.

– Фади, если я покажу тебе горсть песка, что ты увидишь?

– Теперь ты будешь задавать мне загадки?

– Я увижу мир. Увижу руку Аллаха, – торопливо заговорил Аббуд ибн Азиз. – Это во мне говорит араб-кочевник. Я родился и вырос в пустыне. В голой, прекрасной пустыне. А вы с Каримом аль-Джамилем родились и выросли в западном мегаполисе. Да, для того, чтобы победить врага, его нужно знать, как ты совершенно верно говоришь. Но, Фади, ответь мне вот на какой вопрос: а что происходит, когда ты начинаешь отождествлять себя с врагом? Возможно ли, что при этом ты, незаметно для самого себя, превращаешься во врага?

Фади стоял, покачиваясь на каблуках. Он был близок к настоящему взрыву.

– Ты смеешь намекать на то…

– Я ни на что не намекаю, Фади. Поверь мне. Это вопрос доверия – веры. Если ты мне не доверяешь, если у тебя нет веры в меня, отвернись от меня прямо сейчас. Я уйду, не сказав больше ни слова. Но мы знаем друг друга всю свою жизнь. Я обязан тебе всем, что у меня есть. Точно так же, как ты стремишься защитить Карима аль-Джамиля, я думаю только о том, чтобы уберечь тебя от всех опасностей, как в «Дудже», так и за ее пределами.

– Твоя одержимость перерастает в безумие.

– Несомненно, возможно и такое. – Аббуд ибн Азиз сидел совершенно неподвижно, не ежась от страха, не сжимаясь в комок, чем, определенно, он бы побудил Фади столкнуть его в воду. – Я говорю только, что вследствие своей самоизоляции Карим аль-Джамиль превратился в вещь в себе. И ты не можешь с этим поспорить. Возможно, это и к лучшему, как полагаете вы оба. Но лично я считаю, что в подобных отношениях есть серьезный недостаток. Вы завязаны друг на друга. Между вами нет посредника, третьей стороны, которая обеспечила бы равновесие.

Аббуд ибн Азиз рискнул подняться на ноги, медленно и осторожно.

– И вот сейчас я прошу тебя задуматься. Умоляю, задай самому себе вопрос: чисты ли ваши с Каримом аль-Джамилем помыслы? Ты знаешь ответ: нет. Они затуманены, подточены вашей одержимостью местью. И я говорю: вы с Каримом аль-Джамилем должны забыть Джейсона Борна, забыть, во что превратился ваш отец. Он был великим человеком, тут не может быть никаких вопросов. Но его день уже закончился; твой же еще только нарождается. Такова жизнь. И стоять у нее на пути – высокомерное безумство; она безжалостно сметет и раздавит тебя.

Ты должен сосредоточиться на будущем, а не на прошлом. Сейчас тебе нужно думать о своем народе. Ты наш отец, наш заступник, наш спаситель. Без тебя мы – пыль на ветру, мы – ничто. Ты наша путеводная звезда. Но только в том случае, если твои побуждения снова станут чисты.

После этого оба долго не издавали ни звука. Аббуду ибн Азизу казалось, будто у него с плеч свалилась тяжкая ноша. Он верил в свои доводы, в каждое слово. Если сейчас его ждет гибель, что ж, пусть будет так. Он умрет с сознанием того, что выполнил свой долг перед своим вождем, своим другом.

Фади, однако, больше не сверлил его прожигающим взглядом, не замечал раскинувшееся вокруг море и мерцающие в темноте огоньки Одессы. Он снова устремил взор внутрь себя, погружаясь в самые потаенные глубины, куда, подозревал Аббуд ибн Азиз – нет, надеялся всем своим естеством, – доступ был закрыт даже для Карима аль-Джамиля.

Как только все компьютеры зависли, в здании штаб-квартиры ЦРУ наступил сущий ад. Всему персоналу отдела сигналов и кодов было поручено немедленно разобраться с вирусом. Треть сотрудников ОСК запустила «Часового», непреодолимый барьер ЦРУ, в фоновом режиме, осуществляя диагностику на низшем уровне. Остальные, с помощью программ выявления и уничтожения вирусов, прошлись по всем венам и артериям внутренней компьютерной сети управления. Эти программы, разработанные ДАРПА специально для ЦРУ, использовали усовершенствованный эвристический алгоритм, который менялся, непрерывно подстраиваясь под ту форму вируса, с которой сталкивался.