Остров Буян - Степан Злобин

— А вдруг они конокрады и нас пограбят! — сказал один из ямщиков.

— Не на тебе ответ, а на мне, — возразил ему Кузя. — Я не страшусь, а тебе что? А я мыслю так: нас всего четверо, разбойники нападут, и нам не сберечь коней, а увидят столько народу, кто сунется грабить!

На дорогах было всегда неспокойно, и прежде других согласился с Кузей стрелец. За ним сдались ямщики.

Когда на другой день они выехали из Москвы, на ближних ямских дворах они узнали, что Васька Собакин с двумя холопами и ямщиком уже проехал по Новгородской дороге. Кузя заторопил товарищей.

— Да куда нам гнать — не с грамотой царской скачем. Загонишь коней, а дохлые клячи на кой черт в ямских дворах! — возразил пожилой ямщик.

Но Кузя настаивал. Он был старший, и все должны были его слушать.

К вечеру третьего дня они снова услышали о Собакине, но оказалось, что он пропьянствовал целую ночь, задержался в пути и был значительно ближе. Надежды нагнать его стало больше.

Миновали Новгород. Близилось место сдачи ямских коней.

Иванка боялся, что в Новгороде они потеряют следы Собакина. Однако дальше, за городом, встречный ямщик снова сказал Кузе, что видел Собакина. Теперь он ехал совсем уже невдалеке впереди них, и вот-вот они могли оказаться вместе с ним на ночлеге. Товарищи, посовещавшись, решили, что им не годится попасть на ночлег в одно место с Васькой, чтобы никто их не мог опознать. Надо было не только догнать его, но обогнать, чтобы выбрать место для схватки заранее и поудобнее…

И вот наконец Собакин остался у них позади.

Ссадив с лошадей Иванку с друзьями на перекрестке дорог не доезжая посада Сольцы, Кузя поехал сдавать на ямской двор коней и обещал тот же час возвратиться, чтобы помочь в нападении на Ваську, который был должен подъехать к вечеру, чтобы к ночлегу попасть в Сольцы…

Петр Шерстобит, вооруженный большим медвежьим ножом, Гурка с кистенем, Иванка с Кузиным пистолем, Гуркины друзья с романовского двора — тульский кузнец Иван Липкин и татарин Шарип — с топорами дожидались проезда Собакина у дороги в лесу.

Все пятеро медленно брели по дороге, словно крестьяне, которым осталось рукой подать до своей деревни и некуда торопиться.

Уже из кустов и из-за темных елок по сторонам дороги начали выползать сумерки и подсинили снег, когда послышалось бряцание ямских бубенцов… Все пятеро товарищей, вместо того чтобы свернуть с дороги, растянулись в один ряд, загородив проезд.

— Егей-ей! — крикнул ямщик за их спинами.

И вдруг все пятеро повернулись и стали навстречу коням.

— Стой! — крикнул Гурка разбойничьим покриком.

— Гони! — крикнул Васька Собакин, вскочив в санях, и тогда Иванка поднял пистоль.

— Стой! — гаркнул он во всю глотку.

Ямщик задержал коней.

— Что за люди, чего вам? — спросил воеводский сын.

— Робята, хватай! — зыкнул Гурка, и все разом кинулись на проезжих.

— Разбойники! Караул! Грабеж! — кричал Васька.

И вдруг двое холопов Васьки враз выхватили пистоли и выпалили в упор в пятерых друзей. Но руки ли дрогнули у холопов, или плохи были пистоли — выстрелы их не принесли вреда.

— Бей их, вяжи! — закричал Гурка и хватил по башке кистенем одного из холопов.

Началась свалка. Петр Шерстобит схватил переднего из четверки коней под уздцы и завел его в снег, в сторону от дороги. Иванка нажал курок, но пистоль его дал осечку. Тогда он схватился врукопашную с Собакиным. Он сжал врага за горло и притянул к саням, а на него самого навалился кто-то сверху и тоже схватил за горло.

— Иван, беги! Беги! — услышал он голоса своих, но он не мог выбраться из-под тяжести и только тут услыхал звон приближающихся бубенцов по дороге, множество голосов и пальбу из пистолей… И вдруг горло Иванки охватила веревочная петля, а в глазах потемнело…

Иванка очнулся, когда вволокли его в избу и поставили перед Собакиным. Когда наскакали сзади проезжие — торговый немец, ехавший под охраной стрельцов во Псков для покупки хлеба, — все побежали, и только Иванка да Иван Липкин попались.

Рот Иванки был заткнут тряпкой.

— Дай ему в рожу, тезка, — сказал Собакин, и его холоп ударил Иванку в скулу кулаком.

— Вынь теперь у него затычку, — велел воеводский сын. — А ты, пес, отвечай, — обратился он к пленнику: — Пошто на нас напали и кто с тобой во товарищах был?

— Про то я сам знаю! — ответил Иванка.

— Ну, дай, тезка, ему еще, да покрепче, чтоб стал разумней! — приказал Собакин холопу.

И Иванка упал под градом пинков и кулачных ударов.

Глава восемнадцатая

Кузя, едва покончив со сдачей своих коней на ямском дворе в Новгороде, хотел поспешить на помощь товарищам, как обещал. Но не успел он выйти из избы, как в ворота ямского двора влетело несколько богатых саней. Громко разговаривая о нападении, вошел Васька Собакин, и в избу внесли связанного бесчувственного Иванку. Кузя побледнел и остановился в нерешимости.

— Вот так-то и вышло, Кузьма, — негромко сказал над его ухом знакомый голос. — С немцем там цела толпа наскакала. Липкина Ваньку тоже схватили.

Кузя оглянулся. Рядом с ним в избе стоял Гурка.

— Идем скорее во двор. Сейчас признают меня при огне, — сказал скоморох и поспешно вышел из избы.

Кузя вышел за ним из ворот. Гурка прошел по улице и, свернув в проулок, зашел в ворота приземистого, глубоко осевшего в снег домишка. Старуха хозяйка им отворила дверь и молча впустила в избу.

— Небось, Кузьма, тут знакомцы, — успокоил Гурка товарища.

— Идите за печь, — сказала хозяйка.

Они вошли за занавеску, где на столе в плошке плавал масляный фитилек. Тут сидели уже Шарипка и Петр Шерстобит.

— Чего ж теперь делать, робята? — спросил Кузя.

— Того и делать, что выручать Иванку, — просто ответил Гурка.

— А как выручать?

— Твоя об коне забота. Коня добудь, а я уж малого выручу. Только живей! Надо мне их обогнать. Они ночевать тут станут, а я поскачу тотчас.

— Ладно, добуду коня! — сказал Кузя. — Испрошу для себя к бачке ехать, а сам пешком пойду…

Кузя пошел к подьячему, ведавшему ямским двором. Возвратясь в избу, он уже не увидел Гурки. За столом с Шерстобитом и Шарипкой сидел незнакомый казак с лицом, обвязанным тряпками.

— Ну, как дело с конем? — спросил Шерстобит.

Кузя молча опасливо показал глазами на казака. Все трое парней за столом рассмеялись.

— Есть конь? — спросил казак, и по голосу Кузя узнал в нем Гурку.

— Добыл, — ответил Кузя, — конь во дворе.

— Когда так, мне пора. Со скорой вестью по царскому делу скачу, аж рожу, гляди, обморозил! — сказал Гурка. — Ну, да то не беда — такое уж наше дело казачье!

Избитый и связанный, с заткнутым ртом, Иванка лежал в забытьи в санях. Иногда он открывал глаза, видел небо — оно, бесконечное, плыло над санями, и неугомонным, мучительным казался звон бубенцов… Иванке думалось, что они с Кузей быстрее пешком дошли до Москвы, чем его везли на воеводских лошадях…

Останавливаясь где-нибудь в деревне или городе, Васька Собакин опять затевал расспрос и побои:

— Все одно дознаюсь, с кем в татьбе на дороге ты был. Назовешь мне имяны, кто поспел бежать.

Иванка молчал. И холопы Собакина били его палками.

Его везли, как мешок репы. Иногда заволакивали в избу, а то просто оставляли в санях на морозе, покрытым рогожей…

Собакин-сын обвинял его в разбое и душегубстве, у него были доказчики, которые ему помогли спастись от беды, и Иванка знал, что угрожает ему. Его должны были теперь пытать, а затем повесить или срубить голову.

Перед самым Псковом они заехали на ночлег на ямской двор. Крутила вьюга, и Иванка был рад, когда, продержав часа три в санях под рогожами, холопы втащили его наконец в избу. Окоченевший от резкого ветра, Иванка не мог ничего поделать со своим подбородком, и зубы его щелкали мелкой дрожью, когда холопы поставили его перед Васькой Собакиным.

При свете лучины Иванка увидел рядом с Собакиным-сыном другое знакомое лицо — это был сын боярский Туров, который привел на пытку Истому. И Туров и Васька были уже пьяны.

— Вот он, тать, — указал воеводский сын, обращаясь к Турову.

— Ба-ба-ба! Да я знаю его! А ты более меня его знать повинен! — воскликнул Туров.

— Да кто ж он таков? Мне отколь его ведать? — спросил Собакин.

— Крестный он твой, — усмехнулся Туров. — Водою крещал тебя у Пароменской церкви, Ивашко-звонаренок.

— Да ну-у! Во-он ты кто! — обрадовался Собакин. — Знаю теперь, пошто ты напал и чего тебе было надо… Будет тебе еще крепче Томилки с Гаврилкой, беглый чернец!.. А ну, тезка, берись-ка за плеть, шкуру будем спущать со звонаренка…

Холоп Васька взялся за плеть.

— А ну, тяни с татя шубейку. Станем спрошать его про товарищей. Да углей, гляди, нет ли в печи горячих, — сказал Собакин.