Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

В жалованных грамотах старожильцы, как живущие в данный момент в феодальных вотчинах, так и вышедшие из них, но могущие вернуться, противопоставляются «людям», призванным из других княжений[634]. В тех случаях, когда речь идет об опустевших поселениях, из которых вышло все наличное крестьянское население, жалованные грамоты не упоминают живущих в этих поселениях старожильцев, а говорят лишь о «людях» которые будут вновь «перезваны» (как из числа ушедших старожильцев, так и из числа крестьян других княжений)[635].

Итак, старожильцы, по словам грамот, «живут в селах и деревнях», принадлежащих определенному феодалу или феодальному государству. Расширяя свое хозяйство или восстанавливая его после опустошений, землевладелед «призывает» в свои села «жити людей» как из числа ушедших от него ранее старожильцев, так и из числа крестьян других княжений. Очевидно, для понимания сущности старожильства необходимо поставить вопрос, какое реальное содержание вкладывают источники в термин «жити»?

Значение этого термина раскрывается многочисленными показаниями актового материала. Так, в правой грамоте конда XV в. приводятся слова крестьянина Троице-Сергиева монастыря: «Яз господине, в той деревне Сарычкине жил за монастырем, а поставил, господине, тое деревню отец мой…; да жил, господине, в той деревне отец мой за монастырем тритцать лет, и десятины, господине, на монастырь в селе в Бебякове пахал; а яз, господине, после отца своего живу в той деревне десять лет, да пахал есми, господине, десятины на монастырь в селе в Бебякове восмь лет»[636].

В этих показаниях названы два момента, характеризующие положение крестьянина, который «живет» «за феодалом»: 1) освоение им земли под земледельческое поселение; 2) выполнение повинностей на владельца земли.

Аналогичные моменты выступают в грамоте властей Троице-Сергиева монастыря на поселение на монастырской земле крестьянину Сысою Лукину (на рубеже XV и XVI вв.). Монастырский келарь «посадил» его в лесу с условием: 1) что он со своей семьей займется освоением лесной площади под пашню, будет «лес сечи, и дворы ставити, и огорода городити, и пожни чистити»; 2) что он по истечении шестилетнего предоставленного ему льготного срока будет нести феодальные повинности наряду с другими монастырскими крестьянами («ино им потянути со хрестьяны со своею братьею, как и иные крестьяне дело наше монастырское делают»)[637].

Для крестьянина «сесть жити» на земле, принадлежавшей определенному феодалу или феодальному государству, значило хозяйственно освоить эту землю своим, крестьянским, трудом, поставить двор, обзавестись инвентарем — все это в целях получения с земли продукта труда, значительная часть которого шла феодалу. Такое значение выражения «сесть жити» ясно выступает из одного судного дела 1498 г. Митрополичьи крестьяне косили луга на черной великокняжеской земле. Один из крестьян дал по этому поводу следующие показания на суде: «Яз, господине, с отцем своим и косил на тех лузех, на которых стоим, и отец мой, господине, мне молвит так — нынечя мы те лузи косим за митрополичи, потому что еще не сел нихто на Парашине (черной великокняжеской земле), а как на Парашине сядут люди жити, и они у нас у митрополичих те лузи отъимут, занеж то земля великого князя Парашинская те лузи»[638]. Из этих слов видно, что выражение «сесть жити» на земле означает приведение этой земли в такое состояние, чтобы она служила источником существования крестьянина и дохода для землевладельца. Пока на землю «еще не сел никто», право собственности на нее феодала не может быть реализовано.

В источниках можно уловить разницу между понятиями, характеризующими отношение крестьянина к земле: с одной стороны, «жити», с другой — «сесть жити», или «посадить жити». Если крестьянин «жил» в том или ином определенном селе или деревне, это значило, что он имел свой двор, свое собственное единоличное хозяйство и, занимаясь земледельческим трудом, выполнял свои обязательства землевладельцу в виде феодальной ренты. Если крестьянин «садился» на землю или его «сажал» феодал, это в ряде случаев означало, что ему еще предстояло превратить земельный участок из пустого в жилой, являющийся источником феодальной ренты.

Но так как крестьяне «садятся» на землю с тем, чтобы сделать ее «жилой», то при описании сел новгородские документы иногда указывают, чье «сиденье» представляют собой эти села, т. е. кто из крестьян, «севших» на данный земельный участок, приведет его в состояние «жилого». Например: «все шунжане даша землю святому Николе, Линдиево сединье на Шунги, где Кивал Тоивод растлал, а в Толвуи Гавшино седенье, и Мустуево седенье, Харлово седенье…» Перечисленные села являются исходными пунктами для дальнейшего распространения земледельческой культуры, расширения площади обрабатываемых земель путем вырубки леса и расчистки лесных площадей под пашню («а лишая земля делать ис тех сел по старине…»). В другой грамоте XV в. (раздельной) упомянуты «3 села земли: Василево седенье, да Елизарово седенье, да Онаньино седенье»[639].

В Новгородских писцовых книгах конца XV — начала XVI в. встречаются деревни, которые называются «поседеньями» тех или иных лиц, например «Олеховское поседенье», «Морщихино поседенье», «деревня Бор, Кирилово сиденье», «деревня Куткуево седенье» и т. д.[640]

Отличие выражений «сесть» на землю и «жить» на земле хорошо выступает на следующем примере из хозяйственной практики Симонова монастыря. Архимандрит «посадил» на монастырской земле «мужиков» и дал им льготную грамоту в повинностях на три года. Крестьяне «отсидели свой урок» и «приходили… в монастырь… били челом, чтобы… датиим еще льготы на 2 годы». Но монастырские власти «им льготы не дали», «и они ис того ся и отказали за великого князя»[641]. Таким образом, «посаженные» на земле крестьяне через три года должны были превратиться в старожильцев, но не стали ими и, «отсидев» срок, в течение которого земля должна была сделаться жилой и приносящей феодальную ренту, потребовали еще двухлетней льготы.

Старожилец — это крестьянин, который «живет» или «жил» на земле феодала в раскрытом выше понимании слова «жити». «Есть, господине, у меня старожилец, которой в той деревне… [великокняжеской] жил, а ту землю пахал», — говорил на суде ответчик по земельному делу. «Яз, господине, на той земле… [Троице-Сергиева монастыря] живу десятой год, а посадил мя, господине, старец Касьян, а потуга, господине, тяну с монастырскими крестьяны», — рассказывал судьям крестьянин. «И Лазарик [крестьянин Троице-Сергиева монастыря] так рек: «Яз, господине, живу на той земле на Усовской три годы, а ту землю пашу и сено кошу»[642]. Два обстоятельства обращают внимание в речах крестьян-старожильцев: 1) что земля, которая дана им в пользование, заселена и является объектом эксплуатации; 2) что крестьянский труд эксплуатируется феодалом, реализующим таким образом экономически свое право собственности на землю.

В некоторых грамотах встречается такая формула: «И хто у них в тех селех и в деревнях имет жити людей, или кого на пустошех тех земель посадят жити людей…»[643] Выражение «имет жити… в селех и в деревнях» означает, что крестьянин будет жить в качестве старожильца в населенном пункте, вести свое хозяйство и продукты своего прибавочного труда в разных формах передавать феодалу. «Жить» в селе или в деревне в этом смысле и значит быть старожильцем. Великокняжеский «разъездщик», определяющий границы земельных владений, именно так поставил вопрос перед крестьянами-старожильцами: «Скажите, вы жили ли есте в той деревни, занеже вы старожильци?[644] Очень интересно, что вместо термина «старожильцы» в актах иногда употребляется название крестьян по формам поселений «сельчанами» или «деревенщиками», причем совершенно ясно из контекста, что речь идет именно о крестьянах-старожильцах («И которые люди у них ныне живут в тех в их селех… и в деревнях во всех в монастырьских… и тем всем их хрестьяном селчаном монастырским и деревенщиком не надобе… ям, ни писчая белка…»)[645].

В грамотах, относящихся к новгородским северным владениям, употребляются еще термины «селники», «селяне». Так, например, в начале XV в. новгородский посадник и тысяцкий дали Палеостровскому монастырю в Толвуйской земле земельные участки, воды, ловища. «Селянам» (т. е. крестьянам) было запрещено ловить рыбу в тонях, ездить с лучом, сечь лес, собирать ягоды, драть лыко[646]. В данном случае слово «селяне» имеет значение поселенцы без твердой хозяйственной оседлости («старожильцы»).