Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов

морском полку есть две только что прибывшие на пополнение невооруженные маршевые роты. Шахтеры рвались в бой, но вооружить их было нечем. У них были только саперные лопатки и у каждого по 5 гранат, которые, впрочем, в боевых условиях они еще не применяли.

Времени не было – дорога была каждая минута. Всех шахтеров переодели в тельняшки и объяснили суть задания – умереть, но врага не пропустить. Желающие могли от него отказаться. «Еще чего, – сказали горняки, – не страшней чем в шахте, давай гранаты, поехали! Готовьтесь умереть, парни!»

Дальнейшее журналисты описывали начиная с 60‑х годов по донесениям военных об итогах атаки.

Основным же источником сведений о последнем бое донбасских парней стали воспоминания политрука 2‑го морского полка Семена Ивановича Бондаренко. Вот его рассказ:

«Сначала собрали коммунистов. Объяснили задачу. Сказали: “Нужно выручать береговую батарею”.

“Если враги захватят батарею, – начал назначенный политруком шахтерской роты Иван Алексеевич Пронин, – они ее мощные морские орудия повернут на город. Вы понимаете?” – “Да нас без ружьев, как куропаток, перестреляют”, – перебил кто-то Пронина. “А ты уж и хвост поджал!” – дружно навалились товарищи на бросившего реплику.

Потом собрали всех. Было примерно то же. Кто-то нерешительно сказал: “Без оружия в бой – все равно, что в шахту без отбойного молотка…” – “А по сколько гранат дадут?” – спросил другой. “По шесть-восемь”, – ответил Пронин. “Ничего, – успокоил кто-то, – граната – тоже оружие”. – “Пора, что ли?” – сказал рослый шахтер. В казарме осталось двенадцать человек – раненые и больные. Им передавали наспех написанные письма, просили записать адреса.

По просьбе шахтеров всем выдали тельняшки, кроме гранат дали саперные лопатки. Командиром отряда был назначен старший лейтенант Силин, политруком – Пронин. Когда сели в машины, запели: “Слушай, рабочий, / Война началася, / Бросай свое дело, / В поход собирайся…”»

В ночь с 24 на 25 августа бойцы окруженной 412-й батареи услыхали взрывы гранат, автоматную стрельбу, крики «Ура!», потом молчание. Выглянув из казематов, одесситы увидели убегающих румын и утреннее поле возле батареи, усеянное трупами врага.

Когда рассвело, защитники батареи осторожно подошли к месту боя. То, что они увидели, потрясло их. Сержант-артиллерист Федор Задоя свидетельствовал позже:

«Перед дорогой, в траве, в кустах, лежали трупы румынских солдат с разрубленными головами, плечами, тела погибших наших бойцов в тельняшках, слышны были стоны раненых, ругань, призывы о помощи… Повсюду на земле валялись румынские винтовки. У наших погибших бойцов в руках были зажаты окровавленные саперные лопатки, ножи и те же румынские винтовки с разбитыми прикладами. На обочине дороги сидел старый, с бородкой, боец в мичманке, ему другой боец перевязывал плечо. На груди старика была татуировка – двуглавый орел держал в лапах якорь.

Старик попросил закурить, а потом сказал, что надо найти нового командира – шахтера, он где-то здесь лежит, может жив. Старый моряк был местным жителем, смотрителем какого-то маяка. Он подсел в селе, чтобы показать дорогу к 412‑й батарее, но тоже пошел в бой вместе со всеми. Так мы узнали, что спасителями нашими были шахтеры из города Сталино, которые ценой своей жизни спасли не только батарею, но и Одессу».

Из 250 горняков, пошедших в смертельный бой, выжили только несколько раненых, все умерли позже в госпитале.

В 2010 году дончане и одесситы вместе поставили в этом месте монумент в честь героев. До этого здесь лежала только простая памятная плита. Теперь здесь высится 5‑метровая чугунная фигура горняка, поставленная на постамент из мрамора.

Шахтер одет для работы под землей – на нем сапоги, на плечах – роба, на голове – классическая «шахтерка» того времени. Но в руках вместо отбойного молотка или обушка у героя длинный меч.

Надпись на постаменте извещает: «Здесь, в ночь на 25 августа 1941 года, 250 донецких шахтеров остановили наступление фашистов на Одессу и пали смертью храбрых».

Кстати, литераторы военных лет утверждали, что именно после обороны Одессы в германских и румынских войсках был будто бы издан приказ: «Моряков и шахтеров в плен не брать, а уничтожать немедленно». Что ж, в это совсем нетрудно поверить.

История о «железной» Насте, которая умела быть разной

29 октября 1875 года у крестьянина села Александровка Бахмутского уезда Екатеринославской губернии Алексея Камеристого родилась дочь Анастасия, Настенька, значит. Кто в большой крестьянской семье тогда мог подумать, что Настенька станет знаменитой революционеркой и государственной преступницей?

Время в донецкой степи в последней четверти железного девятнадцатого века было беспокойное – британский капитал, английские инженеры, русский размах привели в действие махину будущего – шахты, коксовые печи и главный вал ее – металлургический завод, прокат, рельсовое производство. Все это благолепие выстроилось в ряд в большом котловане у речушки Кальмиус в семи верстах от Александровки и называлось завод Новороссийского общества и поселок Юзовка.

Впрочем, к середине семидесятых годов XIX столетия, возможно, еще не было в ходу названия Юзовка. Чаще место сие звали Ливенским поселком, Ливенкой, а по-простецки – и вовсе «заводы». Александровские мужики поглядывали на заводы с опаской – шахты (мелкие, «дудки» по-местному) у них у самих в заводе были чуть не в каждой клуне, а вот домны и прочее тяжелое железо вызывало у крестьян озадаченность. Вербовщиков от завода «опчество» сельское развернуло в сторону дымов бурых, от которых те пришли, – не надобно! Земли в громаде были хоть и бедные, но негоже было крестьянское звание позорить.

Но завод – молох! Его так просто не проигнорируешь, он сам тебя так проигнорирует, что любо-дорого. И потянулись-таки александровские хозяева к заводской конторе. Но не наниматься, а сдавать в аренду волов. У справных хозяев Александровки, как и Григорьевки, Семеновки, Михайловки и других окрестных сел и деревень, имелись волы, у крестьян, что покрепче умом да норовом, – не одна упряжка. Еще бы – у нас не суглинки российские, у нас на лошади не попашешь. А британцам заводским в первые годы приходилось решать непростые задачки тогдашней логистики, и быки в этих транспортных теоремах были важной составляющей.

В целом, как пишут английские историки, Новороссийское общество держало 2600 волов для транспортных целей. Если вспомнить, что «чугунки» в те времена от центра Донецкого кряжа к порту Таганрога еще не протянули, то цифра вполне нормальная, только, конечно, не «держали» (где б завод держал и чем кормил такое фантастическое стадо), а «брали в аренду». Русские, украинские, греческие крестьяне вели своих круторогих к заводу в яме: платили хорошо, ибо нужда в перевозочных услугах была велика.

Мы точно не знаем, сколько волов было у Алексея