Тень и искры - Дженнифер Ли Арментроут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боги, это последнее, о чем мне следовало думать. Я подошла к входу в главный зал храма. Солнечный свет струился через стеклянный потолок, падая на кремовый с золотым пол. Я вошла в зал, сдерживая трепет. Здесь горели всего несколько десятков из сотен канделябров, расставленных вдоль стен. Я редко приходила в Солнечный храм, да и вообще в любой храм, но зал наполняла особая энергия, которая пропитывала сам воздух, которым я дышала, и потрескивала на моей коже, напоминая те разряды, которые чувствовала, прикасаясь к Эшу.
Скамьи уже были заполнены, и я, сняв капюшон, направилась к отгороженной колоннами нише. Ходить по Солнечному храму в капюшоне – знак неуважения, но это и привлекает слишком много внимания.
Я остановилась около золотой колонны и перевела взгляд на возвышение. По полу и у подножия трона, изготовленного из той же бриллиантовой крошки и известняка, что и весь храм, были разбросаны белые пионы. Спинка трона, вырезанная в виде солнца, поглощала лучи, льющиеся с потолка. По бокам трона стояли два солнечных жреца в безупречно белых одеяниях. Они безучастно смотрели в толпу, и у них был такой же изможденный вид, что и у теневых жрецов.
Отведя от них взгляд, я заметила в передних рядах блестящие короны королевы и короля. Они сидели впереди, справа от возвышения. Усыпанное крошечными жемчужинами платье мамы сверкало на солнце. Я иронично изогнула губы.
Ей повезло, что портниха успела закончить платье.
Скрестив на груди руки, переключила внимание на напряженную Эзру, которая сидела рядом с братом. Казалось, она даже не дышит. Можно представить, чего ей стоит оставаться здесь. Тавиус так широко расставил ноги, как могут только мужчины, и занимал по крайней мере два места.
Вот засранец.
Я поискала сира Холланда среди королевских гвардейцев, ждущих в нише поблизости от королевской семьи, но не нашла.
Мне стало жарко, когда обвела взглядом толпу, гадая, знает ли кто-нибудь о том, что случилось с Куперами, наверняка и с другими семьями и происходит сейчас, пока все эти люди сидят здесь и, скорее всего, думают о пирах и хорошем вине, которые ждут их чуть позже. Волнуют ли их вообще чужие беды?
У меня задергалась мышца на челюсти. Может, я несправедлива, и многим не все равно. Богатство и знатность не обязательно делают человека равнодушным к нуждам других. Я знала, что леди Розалин, которая сейчас уставилась на возвышение, часто посылала еду детям, находящимся на попечении Леди Милосердия. Лорд Малвон Фабер, отец Марисоль, не раз пускал к себе в дом тех, чьи жилища пострадали от пожаров или ливней. Лорд Карил Гавлен, сидящий с дочерью позади короля с королевой, все еще платил работникам, хотя они уже не могли возделывать ту же площадь земли.
Многим из присутствующих было не все равно – возможно, они беспокоились даже больше, чем мне известно, но горстка других, которым наплевать, все портила. И еще будущий король, который предпочитал гоняться за удовольствиями и волочиться за каждой юбкой, чем кормить свой народ.
Мое внимание привлекло мерцание жемчуга в волосах Эзры. Я всматривалась в крошечные круглые камешки. Красивые. Я не носила никаких драгоценностей, кроме золотых цепочек, которые когда-то удерживали мою вуаль. Мне никогда не давали украшений – ни колец, ни ожерелий, ни заколок, ни безделушек. И я никогда не покупала ничего на те монеты, что находила во время своих вылазок в город. Я не стремилась владеть драгоценностями, поскольку считала, что они не для меня. Звучит глупо, но когда Эзра или мама надевали эти блестящие красивые штучки, те казались на своем месте. Это можно было сказать почти о каждой женщине и мужчине, которые здесь сидели.
Мама повернула голову к Эзре, которая что-то говорила. Королева улыбнулась, и у меня перехватило дыхание. Такая милая улыбка, я и не помнила, чтобы она когда-нибудь так улыбалась мне.
Так она улыбалась Эзре, но не мне – не своей дочери.
Я сглотнула, чтобы избавиться от комка в горле, но чуть не задохнулась. Мама рассмеялась, и я ощутила это каждой косточкой. Со мной она никогда не смеялась. Да и с чего бы? Я – провалившаяся Дева, а Эзра – принцесса.
Боги, я же ревновала. После стольких лет. Как такое возможно? Захотелось рассмеяться, но какое-то мгновение я действительно желала быть Эзрой.
Сидеть там и быть достойной семьи, которая меня окружает. Кроме Тавиуса, но включая Эзру, конечно. Я мечтала об этом.
Меня наполнили странные мысли – вопросы, которыми я перестала задаваться много лет назад. Насколько другой была бы моя жизнь, если бы мой предок не согласился на такую возмутительную сделку? Не родись я в покрове – как Дева, обещанная Первозданному Смерти. Праздновали бы мои дни рождения с тортами и свечами? Стала бы моим первым полученным подарком кукла или какая-нибудь прелестная безделушка? А теплые объятия и сплетни по вечерам в чайной? А Ритуалы, на которых я сидела бы рядом с мамой? Может, еще и с папой?
Гордилась бы мной мама вместо того, чтобы сожалеть о том, кем я стала?
Все эти вопросы вылетели у меня из головы, когда позади трона заколебался и раздвинулся плотный белый занавес с золотыми символами солнца. Я крепче сжала сложенные на груди руки. Солнечный жрец вывел Избранного. Им оказался молодой человек в просторных белых штанах и жилете. Вуаль Избранного скрывала его лицо, оставляя открытыми только рот и подбородок, а кожа была раскрашена золотой краской, что напомнило мне Каллума.
Когда Избранного усадили на трон, разговоры стихли до шепота. На вуаль надели венок из пионов и еще каких-то хрупких цветов. Солнечный жрец встал позади трона, а еще трое жрецов опустились на колени.
Остававшиеся незажженными свечи вспыхнули, а меня сковало странное ощущение. Я узнала его. Так же я почувствовала себя на озере.
