Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

Однако это впечатление было абсолютно обманчивым. Представший перед Керенским человек был одним из организаторов боевых дружин монархистских организаций, и даже руководителем Петроградской боевой дружины «Союза русского народа». Судя по облику, он мало походил на человека, горой стоявшего за саму национальную идею русских, как нации, да и монархистами люди подобного склада становились редко.

Это особенно чувствовалось здесь, в тюрьме, где он уже успел побывать и раньше. Тогда Юскевич привлекался в качестве обвиняемого в подстрекательстве к убийству депутата Думы первого созыва экономиста Герценштейна. Так что человек этот был весьма непростой и очень, что называется, верченый. Да и его фамилия о многом говорила. С чего бы это поляку вдруг ратовать за русский народ?

Алекс Керенский настороженно рассматривал представшего перед ним человека. Юскевич, да ещё и Красковский, иэхххх. Где были глаза у этих монархистов. Ну, да ладно. В личном деле этого джентльмена, украино-польского происхождения, было много чего написано, но в основном «вода», а нужна была конкретика.

— Как себя чувствуете в тюрьме, господин Юскевич-Красковский?

— Ничего, мне не впервой! — пожал плечами тот.

— Хорошо, раз вам тут нравится, думаю, не стоит вас и беспокоить до следующего года.

— Эээ, Что?

— Я не люблю повторять в тюрьме арестованным по два раза. Раз вы всем довольны, то считаю, что вверенное мне учреждение соответствует высоким идеалам революции, а значит, нет никакого смысла выпускать на волю людей, коим здесь нравится. К тому же, вам есть, за что здесь сидеть.

— Виноват, не подумал, прошу вас, вы не так меня поняли, — сразу засуетился Юскевич. Я не виноват. Вы же многое знаете, господин Керенский.

— Виноват, не виноват, это решит специально назначенная мною комиссия. Да, я знаю достаточно много, но не всё. Возможно, вы желаете меня просветить на интересующие меня темы, а я, возможно, пришлю тюремного доктора, больно неважно вы выглядите. А с плохим здоровьем, но с хорошим доктором, можно и досрочно освободиться, чтобы начать новую жизнь.

— Что вас интересует? — вроде бы нехотя, но с плохо скрываемым нетерпением проговорил Юскевич.

— Многое, но вы должны помнить, что информация должна быть достоверной и полной. Пусть и не всё, но я могу проверить и после вашего досрочного освобождения. Я не люблю, когда мне лгут в лицо, да и товарищи по партии меня не поймут. А за обман вы снова попадёте в тюрьму, как правый реакционер. Вы же этого не хотите?

Юскевич промолчал.

— Вам нужно присоединиться к революции, и не просто присоединиться, а доказать свою преданность лично мне. И свобода, в моём лице, вас обязательно услышит.

Алекса внезапно потянуло на разглагольствования.

— Свобода всегда рисуется в виде женщины, революция тоже, но есть ещё и Фемида с завязанными глазами. И обе эти женщины прислушиваются ко мне. Фемида не видит, но зато она слышит. И уж, поверьте мне, любезный господин Юскевич тире Красковский. Я сумею шепнуть ей на ушко нужные слова, чтобы чаша весов склонилась в нужную мне сторону. И от того, что скажете вы мне и насколько честно, будет зависеть, какое я приму решение. Казнить или помиловать.

Юскевич внимательно слушал Керенского, сцепив руки в замок.

— То есть информация нужна лично вам, а не партии эсеров?

— Если вам будет так угодно, то лично мне, как представителю партии эсеров, — уточнил Керенский. — Мне поручена работа с подобным вам контингентом, — продолжал блефовать Алекс. — Революция совершилась, но это только начало пути. Партий много, как и амбиций у их лидеров. Меньшевики, кадеты, анархисты и октябристы, большевики, наконец. Все жаждут власти, все напрягают свои силы, но реальная власть будет только у нас, у эсеров. Да и ваши боевые дружины это почувствовали на своей шкуре, или я ошибаюсь?

— Нет, — нахмурился Юскевич, — не ошибаетесь, так и есть.

— А скажите, я вот смотрю на вас и не понимаю, что вас привело к черносотенцам? Слава, деньги, влияние?

— И слава, и деньги, и влияние.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Скажите, а это ваши люди убили Михаила Герценштейна? Это же был безобиднейший человек и даже не революционер. Зачем вы его убили?

— Это не мы его убили. Это провокация. Замысловатый план некоторых заинтересованных лиц.

— Ясно. Кто дал приказ и почему тогда пострадали вы?

— Мне дали гарантии, что не посадят и не убьют. А кто дал приказ, я не знаю и знать не хочу. Это быстрая смерть, и даже на вашем уровне я бы не старался это узнать. Одно могу сказать, это были люди из боевой организации, связанной с вашими коллегами по партии. Это всё, что мне известно.

— Угу. Вот как, интересно. Допустим. У вас остались ещё связи с боевыми дружинами Петрограда?

— Остались, но мало. В основном, все боевые дружины разгромлены. Многие погибли в противостоянии с боевиками эсеров ещё раньше. Остались так, мелкие сошки, и те попрятались.

— Грустно, но мне нужны люди для проведения определённых операций. Вы сможете подыскать таковых? И, более того, готовы ли вы их возглавить?

— А для каких целей?

Керенский усмехнулся.

— Для самых разных. Мне нужны боевики, рыцари без страха и упрёка, а также готовые на всё наёмники.

— Эээ, вы имеете в виду, что вас интересует три категории?

— Мне нужны люди, готовые выполнить любой мой приказ, вплоть до ликвидации нужного мне объекта, но не только. Большего вам говорить смысла я не вижу. У вас плохая аура и провокация — это ваша вторая стихия, но мне это и нужно. Платить буду много.

Юскевич откинулся назад. Его глаза заблестели лихорадочным огнём, словно в предвкушении чего-то очень важного. Видимо, он прикидывал перспективы своего существования в новом качестве и картина, нарисованная воображением, ему явно понравилась. Было видно, что он принял для себя решение.

— Вы не пожалеете, что возьмёте меня. Знаете, сколько я провёл различных операций? Николашка нас субсидировал, а мы жили на эти деньги, и не только на эти. Кроме царских, мы получали деньги и от других людей. Отрабатывали заказ на еврейские погромы. Это ведь не проблема, набрать отребье и пойти с ними совершать погром. Нет, рабочие с нами не шли, они идейные. И большинство монархистов тоже. Но это и не требовалось. Все, кто верил в монархию и русских, в погромах не участвовали, для этого всегда находились другие, менее разборчивые…

Вы даже не представляете, как это было легко организовать в Малороссии. Местные с удовольствием шли грабить евреев, готовы были даже убивать. Но евреи уже знали, что на них будет совершено нападение. Они всегда об этом знали и вооружались заранее. Я ненавижу евреев, пся крев! Мой дворянский род восходит к польским магнатам. Когда-то мы держали в своих крепких руках половину Польши. И мои руки сейчас не менее крепки, из них никто ещё не вырывался! Можете полностью на меня рассчитывать. Даже не сомневайтесь во мне, я справлюсь. Людей найдём. Тюрьмы открыты, вокруг полно убийц и дезертиров. Главное, чтобы деньги были. Или, если не деньги, то продукты и снаряжение.

— Прекрасно! Вам следует разделить людей на две категории: непосредственно на тех, кто готов идти на преступление, и на тех, кто поумнее и может пригодиться в более тонких операциях. Подставы, провокации, определённые частные акции. Вы должны понимать!

— Я понимаю! — кивнул головой Юскевич, — я прекрасно вас понимаю.

— Где вас смогут найти мои люди?

— Я сниму квартиру на Литейном и уведомлю вас об этом через вашу приёмную, письмом от господина Биллона.

— Биллон? Очень интересный псевдоним. Хорошо! Я освобожу вас немедленно. У вас есть вещи в камере?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет, всё, что мне надо, у меня с собой, а пальто у охраны.

— Прекрасно! Но предупреждаю вас: не думайте, что вы будете полностью самостоятельны в своих действиях. На каждый хитрый финт вы получите удар насмерть. Не сочтите это за пустую угрозу! — Керенский усмехнулся и улыбнулся гаденькой улыбочкой, которую неоднократно репетировал перед зеркалом.