Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865 - Джеймс М. Макферсон

было… далеко не абсурдным». Его попытка связать имя Дугласа с заговором сторонников рабства («Стивен, Франклин, Роджер и Джеймс») была частью кампании Линкольна по выборам в Сенат в 1858 году[369]. Во время дебатов по поводу Лекомптонской конституции Дуглас заметил, что ему все равно, проголосуют ли в Канзасе за или против рабовладения — его волнует лишь справедливость выборов. Такое «наплевательство», возразил Линкольн, является даже большим злом, так как в отсутствие эффективного противодействия позволит поборникам рабства запустить механизм его распространения. Единственным способом остановить их было избрание республиканцев, «сердца которых бьются; кому не наплевать на результат», которые «считают рабство моральным, общественным и политическим злом», которые «будут противостоять… новой идее демократов о том, что рабство такое же благо, как и свобода, и потому должно иметь возможность распространиться по всему континенту»[370].

Эти идеи Линкольн стремился донести до избирателей штата Иллинойс во время многочисленных выступлений летом 1858 года. Дуглас объездил те же районы, где называл Линкольна «черным республиканцем», чьи аболиционистские теории приведут к распаду Союза и наводнят Иллинойс тысячами толстогубых, круглоголовых, вырождающихся негров. Линкольн «верит в то, что всемогущий Господь создал негра равным белому человеку, — заявлял Дуглас на речи в Спрингфилде в июле. — Он уверен, что негр — его брат. А я не считаю негра своим родственником ни в какой степени… Эта страна… была создана белой расой, создана ради процветания белого человека и его потомства, создана быть управляемой белыми людьми»[371].

Желая встретиться с Дугласом лицом к лицу, Линкольн предложил провести серию публичных дебатов. Дуглас согласился на семь раундов таких дебатов в различных местах штата. Эти дебаты заслуженно стали самыми знаменитыми за всю историю Соединенных Штатов. На них встретились два сильных логика и искусных оратора; один был знаменитостью национального масштаба, а другой был малоизвестен за пределами своего штата. В семь разбросанных по прерии городов стекались тысячи фермеров, рабочих, служащих, юристов, словом, представителей всех слоев общества, готовых сидеть или стоять за дверьми в течение нескольких часов на солнцепеке или под дождем, в жаркую и холодную погоду, в засуху и слякоть. Толпа активно участвовала в дебатах, выкрикивая вопросы, отпуская замечания, произнося здравицы или недовольно ворча. Ставки были гораздо выше, чем на простых выборах в Сенат, выше даже, чем на грядущих президентских выборах 1860 года, ибо дебаты были посвящены не больше не меньше будущему рабовладельческого уклада и самого Союза. Тарифам, банкам, внутренним усовершенствованиям, коррупции и другим краеугольным камням американской политики последнего времени не уделили ни толики внимания — единственным обсуждаемым вопросом было рабство[372].

В манере, присущей участникам дебатов, и Дуглас и Линкольн начинали с резкой критики, заставляя оппонента потратить время на защиту уязвимых пунктов своей программы. Один республиканский журналист в письме помощнику Линкольна метко описал такую стратегию следующим образом: «Когда вы увидите Эйба во Фрипорте, ради всех святых скажите ему, чтобы заряжал ружье! Заряжал! Мы не должны постоянно парировать. Нам нужны смертельные уколы. Пусть всякий раз, когда он заканчивает фразу, оппонент истекает кровью»[373]. Линкольн делал основной упор на обвинении Дугласа в отходе от взглядов отцов-основателей, тогда как республиканцы являются их наследниками. Подобно основателям, республиканцы «настаивают на том, что к [рабству] нужно повсеместно относиться как к несправедливости, и одним из выражений такого отношения будет положение о том, что оно не должно расширяться». Линкольн еще раз повторил, что государство не сможет постоянно быть наполовину рабовладельческим, наполовину свободным; оно существует в таком виде только потому, что большинство американцев до 1854 года разделяли веру основателей в то, что ограничение распространения рабства приведет к его окончательному отмиранию. Но Дуглас не только «не хочет гибели института рабства», но, наоборот, жаждет его «увековечения и разрастания в национальных масштабах». Тем самым он «уничтожает свет разума и любовь к свободе в американском народе»[374].

В некоторой степени знаменитый «фрипортский вопрос» Линкольна был отходом от стратегии отождествления Дугласа с рабовладельческими кругами. Во время выступления во Фрипорте Линкольн задался вопросом, существует ли законный способ, по которому население территории при желании могло бы запретить существование там рабства. Целью этого вопроса, естественно, было обратить внимание на противоречия между делом Дреда Скотта и доктриной «народного суверенитета». В политическом фольклоре этот вопрос олицетворялся с камнем, поразившим Голиафа. Если бы Дуглас ответил «нет», то он бы потерял голоса избирателей Иллинойса и рисковал не быть переизбранным в Сенат. А если бы он ответил «да», то потерял бы доверие южан и их поддержку на президентских выборах 1860 года. Однако Дуглас уже много раз получал такой вопрос. Линкольн даже предполагал, как тот ответит на него: «Он моментально прибегнет к утверждению, что рабство не может утвердиться на территории, пока этого не пожелает ее население и не придаст ему законный статус. Если это возмутит Юг, что ж, он и бровью не поведет, так как при любых раскладах он хочет сохранить свои шансы на Иллинойс… Его не заботит Юг — он знает, что для южан он политический труп» с тех пор, как встал в оппозицию к Лекомптонской конституции[375]. Как бы то ни было, Линкольн задал свой вопрос, а Дуглас ответил на него в ожидаемом ключе. Оглядываясь назад, мы понимаем, что его ответ вошел в историю под названием «Фрипортской доктрины». Она сыграла весомую роль в том, что южане потребовали введения на территориях рабовладельческого кодекса — этот вопрос расколол Демократическую партию перед выборами 1860 года (что, впрочем, произошло бы так и так). В последующих дебатах Линкольн уже не заострял этот вопрос, так как ответ на него выставлял Дугласа противником южных демократов, а усилия Линкольна были как раз направлены на подчеркивание их сходства[376].

В ответной речи Дуглас обрушился на линкольновскую метафору «разделенного дома». Почему государство не может продолжать «существовать, будучи разделенным на свободные и рабовладельческие штаты?» — недоумевал Дуглас. Каково бы ни было личное отношение отцов-основателей к рабству, они «предоставили штатам полное право решать вопрос о рабстве самостоятельно». Если же страна «не может пребывать в разделенном состоянии, то [Линкольн] должен стремиться сделать ее полностью свободной или же полностью рабовладельческой; и то и другое неминуемо вызовет распад Союза». Слова об окончательном отмирании рабства «попахивают революцией и наносят ущерб существованию государства». Если это не фигура речи, то это означает «беспощадную в своей мстительности войну между Севером и Югом, которая будет идти, пока та или иная сторона не будет загнана в угол и не падет жертвой ненасытности противника». Нет, говорил