Удавка для бессмертных - Нина Васина

– Чего вы хотите? – Корневич забрал у Евы бумагу и аккуратно сложил ее.

– Ответов на некоторые вопросы.

– Ну что ж, если я смогу, то отвечу.

– Почему сейчас? – Ева расслабилась, развернулась на табуретке и прислонилась спиной к стене. – Почему вы не изучали этот феномен с момента рождения девочки?

– Вы умны, – кивнул Корневич. – Придется вам показать и это предписание, – еще раз – медленное движение рукой за ворот отложного вязаного воротника, еще одна сложенная бумага.

«…приказ номер… по Службе. Срочно. Особо секретно. Отдел аномальных явлений. Отдел военных разработок по исследованию, созданию и внедрению нового оружия и средств защиты. Отдел химико-биологических разработок и контроля над генетическим клонированием. Предписание… В течение 24 часов сообщить о местонахождении Царевой Веры Павловны, место и год рождения… Особые приметы…»

– Я не хотел вам это показывать потому, что Вера уже у меня. Вернее, она в лаборатории биологов. Сдает анализы. Потому что, Ева Николаевна, как это ни глупо звучит, но Вера уменьшилась за последнюю неделю на четыре с половиной сантиметра, похудела на шесть килограммов и лишилась большей части своих морщин! Не буду углубляться в особенности науки, которая может указать возраст человека по рентгеновским снимкам его костей. Так вот, Вера Царева с прошлой недели облегчила свой возраст на восемь лет! Таким образом то, что казалось бредом пятнадцать лет назад, принимает вполне отчетливые очертания самой обыкновенной сенсации на уровне продления жизни и создания аналогичных особей.

– Вы сами в это верите? – Ева внимательно осматривала лицо сидящего напротив мужчины.

– Во ш-ш-што? – шипит Корневич, наклонившись к ней через стол.

– В это взаимное рождение друг друга?

– Я верю в бессмертие. Я верю в науку. Я верю в космических пришельцев, в заклинания, в живую и мертвую воду. Вы думаете – спятил? Я мог бы прочесть вам лекцию о специально подобранных звуках в пении или фразе, после которой вы можете впасть в транс или выполнить совершенно бессмысленное действие. О воде в ванной, в которой человек растворится без остатка, или о воде в ванной, от которой у человека очень быстро регенирируются новые клетки кожи. Я видел обгоревшие останки нечеловеков и видел такие образцы ткани и твердых сплавов, которые мы не можем даже расщепить на атомы для обследования! Ноздри раздуваете? Вы любите жизнь. Любите нюхать цветы, пищу, мужчин, да? Понюхайте меня. Так пахнет смерть, – он приблизил лицо к Еве так близко, что она почувствовала, как волосы на его виске тронули щеку. – Слышите?

– У вас хороший дезодорант, – улыбнулась Ева. – Вы ничем не пахнете! Предложите себя для исследований в ваш химико-биологический отдел или в косметическую фирму для изготовления дезодорантов особо чувствительным к запахам людям.

– Разговор не получается, – отстранился Корневич. – От кого вы получаете приказы? Кто ваш непосредственный начальник?

– На время проведения расследования по поводу гибели отдела…

– Знаю, – перебил он Еву.

– Полковник Кнур, майор Федан. Аналитический отдел.

– Звоните.

Ева пожала плечами, пошла в комнату за телефоном. Корневич стал осматривать навесные полки. Нашел початую бутылку ликера, взял из сушилки кофейную чашечку.

По телефону Зоя сказала, что майор Курганова должна немедленно помочь химико-биологическому отделу Службы выяснить местонахождение Сусанны Ли.

– Все не так, как ты думаешь, – говорила Ева в трубку, почувствовав, что ее загоняют в угол, – я не могу тебе сейчас это объяснить…

– Уймись, а! Просто выполни приказ! Ну что тебе стоит просто выполнить приказ? Ты что, действительно ее прячешь? Здесь все на ушах стоят, у твоего дома полсотни людей ждут, пока ты соизволишь подчиниться! Ну когда ты поймешь, что ты просто солдат?!

Ева сначала нажала кнопку отключения, а потом сказала «никогда!».

– Не трогайте мой ликер! – повысила она голос, появляясь в кухне. – Это кофейный крем. Вам как мертвецу со стажем разве не все равно, что пить?! – наблюдая, как Корневич, опешив, пожимает плечами и ставит чашечку в раковину, Ева постаралась успокоиться и заговорила уже спокойным голосом: – Я не могу сообщить вам, где находится Сусанна Ли.

– Жаль, – пожал плечами Корневич и стал выходить из кухни. В дверях, остановившись рядом с Евой, он осмотрел ее лицо – сантиметр за сантиметром, стиснул зубы, играя желваками. Ева думала, что он закричит или выругается, но Корневич ограничился предупреждением: – Не выходите из квартиры минут двадцать. Если сунетесь, будут стрелять на поражение. – Он подхватил одной рукой автоматы за ремни и вдруг доверительно проронил, понизив голос: – Кольцо это можете снять. Оно вам велико. Оно не ваше. Я сам сделал этот перстень из серебряной ложки. Неужели старый доктор подарил его вам? Вот еще один пример бессмысленности надежд. Он ценит вашу жизнь дороже своей. А кольцо больше никого не спасет. Оно больше не действует!

– Как это? – Ева бросает в протянутую ковшиком ладонь снятый перстень.

– У Менцеля рак крови. Ему жить осталось не больше двух месяцев. Кольцо отменяется.

– Поэтому вы заказали и его убийство! А я думала, что разные ведомства…

– Нет разных ведомств. Я один – великий и неделимый. Осознайте же, наконец, банальность власти!

Двадцать минут – по часам с секундомером – Ева просидела, застыв в кресле. Она слышала, как, выйдя за дверь квартиры, Корневич отдал невидимым исполнителям приказ: «Пройтись по квартирам с участковым. Проверить прописку. Шум не поднимать, вскрывать двери и обыскивать квартиры, только если не открывают. И снимите эти ваши дырявые носки с головы! Только народ раздражаете». Она уговаривала себя, что сделала все. Что больше ничего сделать не может. Конечно, она могла бы выйти из квартиры, убрать двоих, закрывающих ее дверь огромными спинами, а потом?

– Я увольняюсь! – сказала она на семнадцатой минуте.

– Что делать будем? – оживился сидящий рядом в кресле Январь.

– Пойдем на балкон, посмотрим, кого выводят.

Внизу у подъезда организованно сдерживаемые любопытные жильцы соседних домов стоят полукругом. Несколько машин с милицейскими мигалками, служивые в голубой спецодежде с желтыми буквами ФСБ на спине, группы в штатском, милиционеры. Все квартиры осмотрены, документы проверены, ни в одной не пришлось вскрывать двери. Правда, в квартире сорок два на звонок вышли старик со старухой полностью одетые и с небольшими чемоданчиками. Они держали свои паспорта в вытянутой руке, а под мышками – валенки. Они интересовались, где будет лагерь для евреев, далеко ли это от Москвы? Пришлось почти на коленях уговаривать их вернуться в квартиру. Прописка – в порядке.

Задом к подъезду подгоняют фургон. В открытые двери заносят трое носилок с крупными мужчинами на них. В смутном свете фонарей и фар видно плохо. Еще один фургон. Еще трое носилок. Январь поворачивает к Еве побледневшее лицо.

– Два моих охранника, даже не знаю, живы или нет, – говорит она, – двоих из нападавших я ранила, двоих убила. Ровно шесть. Неужели все?

Одна за другой уезжают машины. Расходится народ. Ева бежит в коридор, смотрит в «глазок». Никого.

Она заставляет себя просидеть неподвижно еще двадцать минут. Потом берет телефон. Набирает номер. Удивленно слушает старческий голос, нажимает сброс, набирает еще раз. Да, это квартира сорок два, и если необходимо куда-то прийти для регистрации, так они еще и не разделись.

– Ева, – вклинивается в разговор голос Далилы, – Ева, это ты?

Ева выходит из квартиры и медленно проходит лестницу – ступенька за ступенькой – сначала вверх, потом вниз, от решетки под чердаком до первого этажа, где веет холодом от открытых дверей, где скучившиеся в возбуждении жильцы обсуждают необычайные события и стрельбу, где она узнает, как именно лежали ее охранники у почтовых ящиков и что они скорей всего мертвы. Никого подозрительного. В квартире сорок два дверь ей открывает испуганная старая женщина, она цепляется напряженными глазами за лицо Евы, осматривает ее сверху вниз, потом опять – в лицо. Сзади женщины появляется Далила, говорит женщине, что Ева пришла за детьми, благодарит ее, обнимает и прижимает седую голову к груди, делая Еве глазами непонятные знаки. Женщина освобождается и вдруг кричит очень громко, показывая на Еву рукой:

– Лева! Лева! Ты только посмотри на нее! Наш народ, – она вдруг разом слабеет, пятится назад и нащупывает скамеечку, чтобы сесть, – наш народ – самый красивый…

Илия говорит, что он останется со стариками. И Сусанна останется. Стариков надо успокоить. Еву это больше чем устраивает. Она обнимает высокого худого мальчика, подмигивает Сусанне и желает им удачи. Поднимаясь по лестнице с маленькой Евой на руках, выслушивает возмущенное шипение Далилы.