Поцелуй Иуды - Виктория Холт

Однажды она сказала мне с ворчливым одобрением:

— Все-то у вас получается!

Она всегда подобающе одевалась, когда мы выезжали верхом, и нам приходилось брать с собой двух грумов. Ее это сердило. Я замечала, что они вели себя очень тактично и держали дистанцию.

— Пусть только что-нибудь скажут, — грозилась она, сверкая глазами.

Мы ездили в лес, и она рассказывала мне истории, которые передавались из поколения в поколение. Она показала мне развалины замка, в котором по поверьям баронесса заточила любовницу своего мужа.

— Она сказала, что ей нужна еще одна комната, а когда ее строили, она привела красивую девушку и приказала замуровать ее. Говорят, иногда по ночам все еще слышны ее крики.

Она показала мне скалу Клинген, под которой был глубокий овраг.

— Раньше на эту скалу приводили людей и предлагали им самим броситься вниз, чтобы избежать худшей участи.

— У вас в Брюксенштейне такие приятные обычаи.

— Они есть у всех, — парировала Фрея. — Хотя о них не говорят, и это было так давно.

— Замок Клинген раньше принадлежал барону-грабителю, который заманивал путников, а потом держал у себя в замке и требовал за них выкуп. Он отрубал им пальцы и по одному посылал родственникам. С каждым пальцем сумма выкупа увеличивалась. Если выкуп не платили, их сбрасывали со скалы, чтобы от них избавиться.

— Ужас!

— Боги гораздо лучше, — признавала Фрея. Ее глаза сияли, когда она говорила о Торе. — Он был сильным… бог грома. Он был самым любимым среди богов. У него были рыжие усы и борода. Он был самым сильным, но очень ласковым. Но когда он сердился, из его глаз летели злые искры.

— Надеюсь, он не сердился слишком часто. Глупо сердиться. Это не помогает.

— А вы когда-нибудь сердитесь, фрейлейн Эйрз?

— О, да… иногда. К счастью, я не Тор, так что вам можно не бояться искр.

Она рассмеялась. Она часто смеялась, когда была со мной. Я замечала взгляды слуг, когда они слышали ее смех. Вне сомнения я приобрела репутацию умеющей поладить с графиней.

Она всегда жила в искусственных условиях, ее испортило ее положение. Она почти не видела детей, и у нее никогда не было друзей. У нее был только ее титул, который проявлялся во власти над другими людьми. Она пользовалась этим, потому что в жизни у нее не было ничего другого.

Я немножко жалела маленькую надменную графиню. Я поощряла ее разговоры. Ей почти нечего было мне рассказать о своей повседневной жизни. Она жила в своем собственном мире, населенном богами и героями. Она постоянно говорила о Фрее. Это было естественно, потому что ее назвали в честь этой богини.

— Она была златоволосая и голубоглазая, — рассказывала она, самодовольно глядя в зеркало, — и ее считали воплощением Земли, потому что она была так красива. Она вышла замуж за Одура, который был символом летнего солнца, и у нее было две дочери, такие же красивые, как она сама… Не совсем такие же, но почти. Она их очень любила, но мужа своего она любила еще больше. Он любил странствовать, ему не нравилось сидеть дома. Интересно, любит ли Зигмунд странствовать. Думаю, что да. Его никогда здесь нет. Он путешествует. Может, ему не хочется быть там же, где я.

Я сказала:

— Вы не должны думать, что и у вас будет такая жизнь, как у этой богини. Мы живем в другие времена.

Она внимательно посмотрела на меня и сказала неожиданно мудрые слова:

— Но люди-то не меняются. Они всегда были одинаковыми. Они женятся и изменяют и пускаются в странствия.

— В ваших силах сделать так, чтобы Зигмунд не отправился странствовать.

— Ну вот, вы заговорили как Крацкин. Пожалуйста, не будьте такой, как она. Будьте собой. Я бы не вынесла, если бы вы изменились.

— Надеюсь, я всегда останусь собой. И я думаю, что Фрея, которая была так прекрасна, должна была отпустить своего мужа странствовать и перестать о нем думать.

— Она была очень несчастна. Она плакала, и ее слезы падали в море и превращались в янтарь.

— Не думаю, что этому найдется научное объяснение.

Она опять засмеялась. Я была рада, что она развеселилась, потому что за этими разговорами я чувствовала озабоченность будущим браком с этим Зигмундом и настороженность. Я надеялась, что она поделится со мной своими опасениями.

— Она пошла его искать и плакала так много, что в тех местах, где она плакала, стали находить золото.

— Наверное, многие люди были благодарны этой плаксивой леди, — сказала я.

— Может, вам трудно поверить, но я рада, что меня назвали Фреей. Хотя Фрея не была женой Зигмунда. Он женился на Боргильде, но она была злая, и он прогнал ее. Потом он женился на другой. Ее звали Гиордиза. Видите, опять не Фрея.

— Вы так много думаете об этих старых легендах, — сказала я. — Их не нужно принимать всерьез. Я знаю, что вы себя считаете богиней, но не забывайте, что Зигмунд мужчина. А вы — женщина, и если вы хотите быть с ним счастливы, вы должны об этом помнить.

— Послушав вас, все кажется так просто. Вам всегда все было просто, фрейлейн Эйрз?

— Нет, — твердо сказала я. — Не всегда.

— Я хочу вам кое-что сказать.

— Да?

— Я рада, что вы сюда приехали.

Какой потрясающий прогресс! А ведь прошло только две недели. Она рассказала мне о своей жизни в Коленице.

— Там все гораздо проще, чем здесь, — говорила она. — Конечно, мой отец, маркграф, правит только этой маленькой страной, но она очень важна. Все дело в этом. В том, где расположен Колениц, а не в нашей силе или богатстве. Брюксенштейну необходимо дружить с Коленицем, чтобы Колениц был что называется буфером. Вы понимаете?

— Да.

— А вам хотелось бы стать буфером?

Она вопросительно поглядела на меня, и я импульсивно ответила:

— Мне кажется, это зависело бы от Зигмунда.

Это ее рассмешило.

— Зигмунд высокий и красивый. Наверное, герой Зигмунд был очень похож на него. Но, может быть, он больше похож на Зигурда. Зигурд мне всегда нравился больше. Он мой самый любимый из героев.

— Вам пора забыть про все эти легенды. Расскажите мне про Колениц.

— Я была совсем ребенком. Для родителей было таким ударом, что у них не было сына. И они считали, что это моя вина.

— Уверена, что это не так.

— А я уверена, что это так. И, пожалуйста, не говорите как Крацкин.

— Ладно. Скажем, они чувствовали некоторое сожаление по поводу рождения девочки.

— Это ближе к истине — согласилась она.

— Это не ваша вина, и не следует по этому поводу расстраиваться.

— Я и не расстраивалась. Только… немножко. И поэтому им со мной было трудно… няням… гувернанткам… Мне хотелось, чтобы они знали, что хоть я и девочка, но тоже важна… как наследница. Ну, а потом я была помолвлена с Зигмундом. После того, как убили Рудольфа.