Горгулья - Эндрю Дэвидсон

На следующий день гостю в доме на сваях открыла Сванхильд. Сигурд протянул ей мешок.

— Я принес акулу, — объяснил он.

— Как мило, — отозвалась она, из вежливости делая вид, что мешок тяжелее, чем на самом деле. — Я ее замариную и угощу тебя, когда будет готово.

Последовала пауза, потом Сигурд пробормотал:

— Хорошо, когда попадется дохлый кит, но и акулы тоже годятся.

— Да… Заходи! — Она отбросила какую-то деревяшку. — Вот только тут меж бревен и ступить некуда. Иногда мне кажется, что я живу в лесу!

И снова двое провели день вместе; на этот раз старший объяснял младшему, как хранить и чистить инструменты. Когда Сванхильд снова пригласила Сигурда на ужин, тот согласился. Она подала курицу, тушенную с водорослями, и, пока мужчины ели, укачивала Браги в люльке с драконами.

Они сидели у огня до поздней ночи; дымок тянулся сквозь отверстие на потолке. Сванхильд подогрела небольшой горшочек с элем и, едва чашки в руках мужчин пустели, зачерпывала добавку. Сигурд отметил, какой замечательный вкус у напитка, и Сванхильд объяснила, что секрет — в сочетании можжевельника и обыкновенной восковницы.

— Часто говорят, счастье мужчины зависит от того, что он ест, — высказалась она. — Но в случае Эйнара дело скорее в том, что он пьет.

Эйнар согласно проворчал и сделал большой глоток.

В ту ночь, по дороге домой, Сигурд машинально тер себе пальцы лоскутом акульей кожи, которую не стал отдавать Эйнару. Этот кусочек был срезан с верхнего плавника, чтобы получилась хорошая шкурка, но как-то не выдалось случая подарить лоскут приятелю. За время пути пальцы юноши потеряли всякую чувствительность, и он даже не заметил выступившую кровь.

В последующие дни у Сигурда обнаружился настоящий талант в обращении с красками, хотя с самой резьбой не очень получалось. Он растирал пигменты — черный уголь, белую кость, красную охру — и наносил на законченную работу. Сигурд втройне радовался: своему новому умению, получающимся цветам и улыбке, что появлялась на лице Эйнара.

Эйнар тоже был доволен. Сигурд не только украшал и разрисовывал его работы — он оказался хорошим компаньоном (еще не другом, но уж точно больше чем подмастерьем). Однажды в знак признательности Эйнар протянул Сигурду длинный сверток из гребенной шерсти, перевязанный кожаным шнурком. Внутри обнаружился меч с искусно вырезанной рукоятью в виде дракона.

— Добрый клинок всегда пригодится, — объяснил Эйнар. — Не то, что этот твой рыбный нож!

Сигурд кивнул, не зная, как ответить. С тех пор как умерли родители, никто не дарил ему подарков.

— Хочешь научиться им пользоваться? — спросил Эйнар.

И наставник принялся исправлять огрехи в Сигурдовой технике владения мечом, а ученик быстро усваивал все поправки. Эйнар впечатлился.

— Твое тело само знает, как двигаться, и это хорошо! Много чему можно выучиться, но только не боевым инстинктам!

Сигурд уставился в пол, не желая показать Эйнару, что покраснел от комплимента.

— Для него понадобится имя, — продолжил Эйнар. — Предлагаю «Дар Сигурда». Чтобы тот, в кого тебе пришлось бы вонзить свой меч, не скоро позабыл такой подарок.

В тот вечер, вернувшись домой, Сигурд вновь и вновь вертел лезвие в руках.

Ему понравилось это имя — «Дар Сигурда». Кожаный шнурок, которым Эйнар перевязал сверток с подарком, он надел себе на шею. И с тех пор никогда с ним не расставался, но всегда следил, чтоб шнурок был скрыт под рубахой. Ни к чему всем показывать; достаточно просто знать: вещь, побывавшая в пальцах Эйнара, теперь всегда касается его собственной кожи. От этих мыслей у Сигурда иногда появлялись мурашки, совсем как от порыва северного ветра.

Когда настал тот неизбежный день и Эйнар вместе с прочими викингами отправился в очередной набег, Сигурд огорчился, что теперь вернется прежнее его одиночество. Но Сванхильд каждое утро стала приглашать его на блины и эль, и, к своему собственному удивлению, Сигурд все время принимал приглашения. Браги подрастал, и вскоре добавил в свой лексикон новое слово. Он уже знал «мама» и «папа», а потом однажды посмотрел на юношу, набившего рот блинами, и объявил: «Сиг-Сиг!»

Допустим, сундуки добром в их доме набивал Эйнар, зато ключи от них хранились у Сванхильд. Требовалось тщательное планирование, чтобы семья викинга могла продержаться в суровую зиму, и Сигурд со временем понял, как много делала эта женщина. Она знала все способы заготовки мяса — как коптить, солить, мариновать, и многие другие, чтобы мужу не надоедало есть одно и то же. Через некоторое время, как-то незаметно для себя самого, Сигурд начал помогать Сванхильд после завтрака: резал мясо на полоски, а она готовила рассол для заливки.

За долгие дни без мужа Сванхильд ни разу не обмолвилась, как страшно, если тот вдруг не вернется домой, и, едва прослышав о прибытии корабля, бросилась на берег, прямо в раскрытые объятия Эйнара. Сначала горячо его поцеловала, а потом дважды ударила по лицу и осторожно слизнула кровь с его разбитых губ. Сигурд не совсем понял зачем, но Эйнар как будто сам подставился под удары.

Сигурд помог перетаскать добычу в дом на сваях; удивительно, сколько же тут было добра! Драгоценные металлы и мешки с монетами, украшения, похищенные из чужеземных мастерских инструменты и бутыли с вином, не разбившиеся на обратном пути. Но Сванхильд явно ждала чего-то еще. Тогда Эйнар достал украшенную драгоценными камнями обложку, отодранную от молитвенника в каком-то английском монастыре, и вручил Сванхильд. Та немножко полюбовалась камнями и подвесила побрякушки к своему ожерелью, а Сигурд наконец-то понял, откуда у нее все эти невероятные амулеты.

Отовсюду.

До поздней ночи пили они эль и вино, пока Сигурд, опьянев и будучи уже не в силах доковылять до дома, не растянулся на скамье у стены. Так он и валялся какое-то время, но вдруг проснулся от звуков борьбы — или того, что показалось ему борьбой в первые несколько секунд после пробуждения. Он быстро догадался — то милуются хозяева дома.

Эйнар оседлал жену сзади и ожесточенно хлестал по ягодицам. Сванхильд, кажется, отчаянно брыкалась — отчаянно, но на самом деле не всерьез: то была часть игры. Едва ей удалось вырваться, Эйнар перехватил жену за ноги и опрокинул на спину, вошел в нее сверху, а она царапалась, да так, что ногти оставляли на спине кровавые полосы. Она куснула его в шею со всей силы — ему даже пришлось схватить ее за волосы. Жена взбрыкнула от боли и страшно ухмыльнулась, потом воскликнула, что муж воняет тухлой рыбой да и трахается как баба. «Погоди, — ворчал Эйнар, — вот уж наступит утро — ты и ходить-то толком не сумеешь!..»

…Сигурд не скоро вновь заснул.

А когда опять проснулся, Эйнар (со следами укусов на шее) уже смыл с себя пот в горячем источнике; Браги бегал вокруг, заново вспоминая отца, а Сванхильд (с синяками на руках) уговаривала сынишку вопить потише, а сама терпеливо расчесывала волосы мужа гребешком из китового уса. Она то и дело обнимала Эйнара и шептала: «Eg elska tig. Eg elska tig, Eg elska tig». «Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя».

Сигурд зевнул, как бы в знак того, что уже не спит; Сванхильд отскочила от мужа и поспешила за тазиком чистой воды, чтобы гость мог умыться.

Браги тут же вскарабкался к Сигурду на руки. Теперь он знал немало слов и радостно пищал: «Дядя Сиг!»

Вскоре после этого Эйнар снова сделал Сигурду предложение, которое должно было перевернуть всю жизнь юноши: на этот раз он пригласил приятеля вступить в войско викингов. Как объяснил Эйнар, долгие плавания утомляют, начинаешь скучать по дому… быть может, в компании друга переносить их будет легче.

Предложение было весьма заманчиво, тем более что Сигурд временами опасался, а достаточно ли ему мужественности. По утрам он лез в воду в поисках дохлой рыбы; днем работал в качестве подмастерья, а иногда, когда накатывало одиночество, помогал чужой жене по хозяйству. Сигурд обещал подумать, но уже заранее знал, что согласен (не в последнюю очередь потому, что Эйнар назвал его другом).

И вскоре викинги уже рассматривали кандидатуру Сигурда. Пошли какие-то недомолвки, шепотом передавался слух о том, что Сигурд — настоящий fudflogi, что он готов впасть в панику от одной только мысли о том, чтобы ублажить женщину… но обижать Эйнара они не хотели. Когда само твое существование зависит от ладьи, на которой плывешь, не стоит задевать главного плотника. И вообще, викинги не слишком возражали против не совсем традиционных пристрастий, лишь бы только человек был не слабак. А то ведь если кто-то в играх подчиняется другому, так он и в остальных занятиях поддастся? Да в той же битве? Впрочем, доказательств того, что Сигурд хоть раз ложился под другого мужчину, не было — только намеки, что теоретически он не прочь. После серии проверок, во время которых викинги оценивали силу и сноровку Сигурда в обращении с оружием, его взяли в испытательную экспедицию к берегам Англии.